У кошки гастрит. С лета еще лечим, но за эти три месяца тварь пушистая научилась вскрывать ВСЕ. Чугунная сковорода? На пол. Тумба? Открыть. Тяжелая тумба? Открыть с усилием. Если оставил что-то где-то лежать - все, через минуту это что-то будет сожрано за диваном.
Она не стала ни тоньше, ни несчастнее, просто корм теперь ест специальный, ничего другого ей нельзя, но ощущение, что там пробудился яростный хищник, который пообещал нести человечеству смерть.
Теперь, когда я пью чай и кладу с собой рядом хоть какую-то еду, я громко проговариваю, что это МОЯ ЕДА, НЕЛЬЗЯ, и только потом ем. Потому что иногда оно может быть стащено прямо из-под твоего носа.

---

- Лучшая дорога - та, которую ты выбираешь сам!
- Штурман ты так себе, если честно.

Тут будет много сердец и спасибо.

ТУТ ВОТ

Полноценный отчет я не переживу, но у Томми Грея в целом все хорошо, за исключение того, что у него больше нет капитана и даже бывшего капитана, зато есть нежные стеклянные галлюцинации. Периодами, к счастью. И может, даже прекратятся.
Томми - это просто мистер Заеби Всех Болтовней, но болтовня - отличный способ сводить ущерб к минимуму.

Если кратко - Томми Грей появился из Стида Боннета, официально получившего амнистию и торжественно вернувшегося домой. Только дома он не задержался, потому что в гробу видел так легко сдаваться, если ты с полпинка отказываешься от мечты, то что это за мечта такая? Поэтому - Робертс, должность штурмана, новые плавания под новым именем, но те же принципы и надежды.
Проклятый остров, шторм, страшные сказки про заколдованное золото, призрачные пираты, красивый мужик с шальной улыбкой - привет, мистер дьявол, какая великолепная встреча, уже можно предположить, что ночь будет весьма преотвратная.
"Стид?" - раздается голос Хорниголда, Томми оглядывается с улыбкой: "Томми, будем знакомы!". Потому что ну что началось.
Все ждут какой-то резни, крови, печали, боли, Грей не понимает, какого черта, ведь все в ваших руках, не делайте резни - и ее не будет. (Хаха)
Капитан сегодня Мистер Буду Говорить Загадками: мистер Грей, провернем-ка мы пару интриг, чтоб началось кровопролитие, нет, сэр, спасибо, мы с вами начинали не с этого, как жаль, когда пути расходятся.
Проклятое сокровище, которое никакого азарта не вызывает, люди в бреду, поединки, смерти, духи мертвецов.
Несвоевременное обострение Внутреннего Инстинкта Джентльмена: Мэри так долго бредит в отключке и так мучается, что какая-то вожжа понуждает Грея вмешаться и огрести от крайне довольного Джонса (Грей тоже был доволен, впрочем, как всегда в момент торжества дебильных планов) и себе увлекательных галлюцинаций. О смерти жены и детей, хаха, спасибо большое, очень приятно, где этот ублюдок, он сейчас умрет, если надо - хоть трижды.
В начале ночи Барт спросил у Грея, что бы тот сделал, если бы его жену кто-то убил, и Грей честно ответил, что убийца бы полег без всякого кодекса, попыток решить все по чести и вот этого всего. Упс, проеб джентльменского мировоззрения.
Во власти прихода Грей преступил свой главный принцип: никакого лишнего насилия. Поднял руку на убийцу - хорошо, на двух беззащитных и неповинных, среди них одна женщина, - очень, очень плохо.
Когда он придет в себя и вспомнит это, будет огромное та-да-да-дам.

Так вот, СПАСИБО всем-всем, вы очень здоровские, все до единого.

Мастер, спасибо огроменное, я помню, что сомневалась про всякие смогу/не смогу, а по ощущениям это одна из лучших игр у меня. Много мистики, много прекрасного, очень атмосферно и жутко местами, спасибо-спасибо. И Дэви Джонс!! Очень крутой, вот без шуток, частью себя Грей дико от него тащился как от существа, которое вроде такое ух жуткое, а с тобой на одной волне вполне может быть, свой чувак. Огонь!

Барт, капитан, шикарный красавчик с кучей тайн, который физически просто не приспособлен, кажется, говорить прямо, и в какие-то моменты Грей был на грани от "да карась тебя за жопу укуси, можно ПРЯМО?!!", потому что ааааааа! Когда все гнали, что Барт странный и с ума сходит, Грей отмахивался, мол, да ладно, разные люди бывают, но в какой-то момент действительно задумался, тому ли он доверился. "Кого ты выбрал в капитаны - безумца или смельчака?" (с) Потому что то у вас музыканты и гедонизм, то непонятная жажда крови, и это взрывало мозг просто напрочь. Очень круто. И ясен пень, сказать "да, щас все сделаем" Грей не мог, потому что если хочется крови - есть драки в кабаках, ну в конце концов, ну зачем мы живем, для крови, что ли, бессмысленной? Это даже не месть, не плата, аааа. И потом, когда Барт вернулся уже призраком и продолжил хотеть кровищи, Грей внутренне возрыдал всей душой. Спасибо! Очень здорово, отличный разговор на улице, отличное все.

Хорниголд, вижу твое лицо впервые в дверном проеме и такой "ооооооп, не по плану, как неловко-то", а потом "эти женщины его там точно не прикончили"? Единственный, кого Грей бы не то что не убил ни за что никогда, но прям вот крайне не хотел бы его смерти. И когда Барт вынес мозги, Грей по прямой, не сворачивая, пошел именно к Бену, потому что хрен его поймет, что происходит, но давайте адекватные люди этого форта узнают, что тут готовится кровопролитие, и будут в курсе. Уже во второй половине Грей даже не стал поправлять "Стида", потому что уже такое "да хер бы с ним" было, столько знакомых лиц, что только в маске голубя можно скрыться. Спасибо тебе! И за все доигровое тоже.)

ОГНЕННЫЕ ЖЕНЩИНЫ ПОЛИГОНА
Энн, надо быть конченым дебилом, чтоб упорно дергать за косичку пиратку, которая может тебе ногу отстрелить и руку отгрызть, но ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО ЖЕ! Потрясающая, великолепная женщина, фраза "Грей тупой!" как лучший комплимент. Обожаю.
Мэри, вот тебя дергать за косичку не хотелось, ты казалась почему-то чуть резче, и это чуть резче могло стоить конечности или жизни, а это такое себе. Но господи, как безумно ты орала про Дэви Джонса, как безумно с ним обнималась, в этот момент Грей твердо понял, что бешеных баб создает лично дьявол ограниченными партиями, и это пиздец. Прекрасные вы.
И сюда же - красотка Нэнси. Лицо человека, который привык работать с дебилами. Очень нежная и прохладная леди, все время казалось, что она не в обморок готова упасть, как полагается, а засучить рукава и раздать всем лещей. И ромом запить из горла. Очень крутая, адекватная, спасибо.

Рэкхем, ты шикарно танцуешь и ты мне очень нравился, спасибо, что в начале не дал своим девочкам меня грохнуть с порога, очень люблю выживать Нормальный мужик ваще!

Роджерс, скотина высокомерная, просто ОГОНЬ ОГНИЩНЫЙ, но чтоб выбесить Грея, надо капец постараться, а тут желание некуртуазно вдарить лицом в стену прям в первых минут преследовало, потому что такое вопиющее, адское высокомерие, аааа, попал в толпу пиратов и еще какие-то претензии тут кидает! А потом еще играет на душу пацана, просто трындец, когда вроде отношению падать уже никуда, уже минусовой минус, но НЕТ, со дна постучали. Когда спустя энное количество часов Роджерс стал СМЕЯТЬСЯ И ВЕСТИ СЕБЯ КАК ЧЕЛОВЕК, в пору было заподозрить, что его запоздало утащили фейри и вернули взамен своего адекватного эльфенка хД Спасибо, ты огонь! Очень колоритный и классный.

Преподобный Джон Смит, кратка - вы потрясающи, мне никогда не доводилось заключать сделку с дьяволом под скептичным взглядом священника. Просто НЕЛОВКО, уходишь ты втирать старине Дэви что-то, а тут священник, как будто такой "ммм, чую, тут кто-то ГРЕШИТЬ СОБРАЛСЯ". Спасибо за классного персонажа)

Тич, ты был офигенным голосом разума. Пытаешься истерить - а тебя заставляют ДУМАТЬ, ты в глюках, а в тебя все равно с ноги запихивают логику, да еще так, что с тугим скрежетом что-то начинает работать; но именно что с тугим, увы, но попытка была огонь. Спасибо, ты красавчик!

И фоточка, которая идеально про состояние Грея большую часть игры хД

И ПЕСНЯ

Роджерс так страдал красиво, что у меня появилась переделка "Районов" про наши пиратские приключашки. х)) Для губернатора, который не хотел этого всего. У меня теперь болят обе руки после гитары, но это ПРИЯТНО.

1. Как теперь все починить,
разошелся мир по швам,
И не склеить, и не сшить,
просто фирменный бедлам

Шторм гудит, и ночь черна, Мертвецами полон форт,
У всего своя цена -
Кости Дэви Джонс трясет

Пираты, матросы, сплошные отбросы,
Всех бы повесить, да есть вопросы.

2. Сделай вдох и оглядись:
Ад разверзся на земле,
И теперь что вверх, что вниз -
Все плиз хелп ми тут в дерьме.

Шторм гудит, и ночь черна, Мертвецами полон форт,
У всего своя цена -
Кости Дэви Джонс трясет

Пираты, матросы, сплошные отбросы,
Всех бы повесить, да есть вопросы.

3. Умер кто-то и воскрес,
Путь отрезан к кораблям,
Не сыграть на интерес -
Кровь нужна его костям.

Шторм гудит, и ночь черна, Мертвецами полон форт,
У всего своя цена -
Кости Дэви Джонс трясет

Пираты, матросы, сплошные отбросы,
Всех бы повесить, да есть вопросы.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Все потом, но это огонь, а не игра.
Фраза "ролевые игры для удовольствия" засияла по-новому, потому что для удовольствия - это ВОТ ТАК.
Когда я только взяла Грея, я уже знала, каким его хочу сделать, но сомневалась, что вытяну. Болтовня и фонтан демонстративных эмоций - вызов, в такое только с разгона влетать и гнать, не останавливаясь.
Ну и как-то так и вышло. Еще вчера ты в лагере и отточенной улыбкой типичного Томми Грея сверкаешь на окликающих тебя детей, и вот уже сегодня ты тут, на острове Ебеня Ебеней, волна не сошла, снова нужно то же самое - не закрывать рот и не париться, и ты такой начинаешь, несешь чушь с капитаном, потом несешь чушь с двинутыми бабами - и тебе просто хо-ро-шо.

И по итогам это как будто ты отвел восемь мастерских подряд, пробежал кросс и упал вымотанный и пустой, и все такое звенящее-гудящее внутри, двигатель остывает.

От всех персов есть что взять, все персы - это какая-то часть нас, и вот Томми - это я, когда я на полнейшем, исключительном расслабоне в центре какой-то движухи. У него нет ни грамма тревожности, его даже пистолет у горла, который истеричная пиратка держит, не пугает, и уж тем более не пугают всякие там "огосподи, а как я выгляжу со стороны". Это лучший модус из возможных, на самом деле, он дико, дико ресурсный, и сейчас мне так потрясающе хорошо, что слов нет.

---

Мастерские почти закончились.
Веревочный парк довели сегодня, завтра закончим квест, две группы осталось.
И всего полных три дня.
По веревочному парку скучаю уже сейчас: это нереальные ощущения, ты из раза в раз говоришь и делаешь одно и то же, но оно не надоедает. Дети упорно пытаются отстегнуть два карабина вместо одного и остаться без страховки, и ты прыгаешь внизу и орешь "СТОЙ ПОДУМАЙ ЭЙ НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО", на спуске они уверяют, что им страшно и на лестницу они перелезть не смогут, но перелезают и спускаются; на спуске с зиплайна ты спрашиваешь "как тебе?" и одновременно говоришь, мол, давай, отцепляй сам карабины, а потом я тебя подниму и ты отцепишь последний, и это все так быстро и ярко.
На квесте они раз за разом выполняют задания, простые, в сущности, но господи, они могут реально поверить в злого венецианского контрабандиста и в испанских шпионов в Лондоне, которые подслушивают и поэтому нельзя говорить ни слова. Одна девочка день за днем подходит ко мне, показывает паспорт агента и улыбается.
И как же это круто.
Потом будут еще мастерские, мелкие, на денек, но основное почти кончилось.

---

Сегодня мы пережили самое страшное - команду семилеток. Они даже палец в гуашь окунают так, что в этой гуаши оказывается и палец, и их нос, и нос соседа, и стены, и паучок Виталий в углу, все.
Когда нас предупреждали в начале тренинга, что для мелких команд надо заклеивать тумбы и полки, я думала, это шутка, но это НЕ ШУТКА. Они успевают прошарить все за ту долю секунды, что ты отвернулся.
Есть у этого обратная сторона - они готовы делать все, что ты скажешь, вот реально.
- Будем спасать рыбок?
- Даа!
- Накажем злого контрабандиста?
- Даа!
- Отправимся в пустыню выручать агента Анатолия?
- Даа!
- Принесем себя в жертву сатане?
- Даа!
И отдача очень сильная. Если не умрешь в процессе.

---

Провели первую мастерскую с детьми. Круто. Третья команда, 9-10 лет, зайчики. Прошло хорошо, но уровень паники отлично демонстрирует вот что: в середине мастерской я поняла, что не помню, когда она кончается. Это при том, что расписание я вроде как знаю наизусть и шестой раз тут хД

А второй блок отменили, и вместо него мы с еще одним мастером пошли лазить по веревочному парку. Лучший антистресс - это залезть на семь метров, повиснуть на адской веревочной сетке и думать, что сейчас умрешь. После этого уже ничего не страшно хД Прошла, кстати, гораздо легче, чем год с чем-то назад. В тот раз чувство скорой гибели было куда отчетливее хД
Теперь адски болят руки, ноги и все живое, но зато перезагрузка классная. Скалодром, два уровня парка, живем. Лучше, чем кофе или сон.

---

Стало легче жить после усвоение простой правды: некоторые эмоции и ощущения надо тупо перетерпеть. Это не сигнал тревоги и не обещание будущих терзаний, это "сложно здесь и сейчас". Вот когда попадаешь в новый коллектив, например, первые 1-2 дня - всегда сложно. Не потому что что-то не так, а просто потому что адаптация. И ощущениям первых дней нельзя верить.
Это вообще про много что, не только про адаптацию. Так же нельзя верить некоторым мыслям и желаниям, когда ты на взводе. И первому впечатлению о человеке лучше не верить.

Почему-то именно сейчас ужасно хочется перетирать за все грядущие игры. Мозг требует отвлечься, видимо. х)

---

Застряла на середине "Мертвого нуля" Фрая, я внизу, книжка наверху, читать на уроках нельзя, зато можно писать незаметно.

***

смотри, мир живет, он искрист и смел, и люди - героев сонм, не светит ему ни беды, ни войн - не этого ли хотел?
дворец бьется сердцем, Хурон бежит и воды его поют, и всяк здесь - дурак, и весь мир - приют,
вот лучшая из защит;
изнанка пляшет, трещит по швам, ветрами границу рвет,
ей тесно,
тесно ей и смешно,
и мир
никогда
не умрет;
вы все пьяны уж который год - счастливый лихой запой; кто камру с медом, кто воздух пьет, кто жизни густой настой;
у древних магов горят глаза, как в гости зайдут на чай; пусть мир нельзя повернуть назад, он словно рожден вчера;

твой мир прекраснее с каждым днем, но правда - удар в груди: как мир наполнится до краев,
тебе
придется
уйти.

---

Про "Временные трудности". Спойлеры.

Шла на этот фильм, настроенная на жесть и треш, а вышла в задумчивости.
После трейлера и некоторых рецензий создавалось впечатление, что главные герои фильма - молодой человек, который благодаря/вопреки жесткому подходу отца к воспитанию добился успеха, и отец, эдакий жесткосердный урод, которому чудом повезло.
Оказалось сложнее.
Я люблю фразу: "Все плохое, что делают родители, они делают ради детей". И еще фразу: "Как бы вы ни старались, вашим детям все равно будет, о чем рассказать своему психотерапевту". Потому что вот в этом, по-моему, секрет адекватного решения многих детско-родительских проблем. Все хотят как лучше, но "как лучше" у каждого свое. И солнечная родительская позиция "занимайся чем хочешь, только будь счастлив(а)!" - она в первую очередь как будто из американского кино, из очередной красивой утопии и уже потом - из нашего мира. К этому идут все увереннее и увереннее, но путь этот начался не так уж давно. Это поздний ребенок двадцатого века, как-то так. И многие мои "какого хера?!" по отношению к сюжету этого фильма могут быть сняты, если подумать про время и место.
Маленькая семья, рабочий класс, какие-то 70-80-е, что ли, года. Отец - главный на заводе, мать - судя по всему, не работает и не будет работать, и вот - ребенок с инвалидностью. Никто особо не знает, что с этим делать, но и всяких "это невозможно" тоже особо не знает, и в этом есть свои плюсы. Например, не случилось популярного "положить себя на алтарь ради ребенка" и "крест на всю жизнь"; случились зато перегибы в сторону "не не можешь, а боишься".
Надо признать, отцу там нефигово так фортило. В самой первой сцене еще, когда он отправляет пьяного работника на вышку управлять чаном с раскаленным металлом. Сколько раз там могло все пойти не так? Да много, но выбирая между вероятными последствиями и воспитательным эффектом герой выбирает второе; и его счастье, что его пронесло. И об этом, в общем-то, весь фильм: могло не повезти тысячу раз, но везло. Именно поэтому на выходе имеется не мертвый ребенок, не сломанный окончательно ребенок, а вполне адекватный молодой человек, успешно компенсирующий последствия болезни.
"Не повторять, опасно" - можно было бы написать поверх некоторых сцен. Там нет откровенной угрозы (кроме сцены с медведем, но про нее отдельно), нет необходимости прыгать в чан с кипящей водой, но обстановка, что называется, потенциально опасна. Другое дело, что дети - те еще любители убиться обо что только не, и если судить здраво (в моем представлении) реальной угрозы, чисто физической, ни в одной из сцен не было.
Кроме медведя, да. И всей сцены с лесом, ноябрем и болотом. Это - откровенная угроза, банальное даже переохлаждение там могло привести к потрясающим последствиям, после которого все проблемы отца улетучились бы вместе с жизнью сына. Но что удивило - это сцена с медведем. Я читала про нее в рецензиях и думала, что случилось это во время пути, когда отец был неподалеку, но нет: отец умудрился довести сына до такой ненависти, что сын уполз ночью в холодный лес и встретился с медведем во время своего бегства непонятно куда. Его пронесло.
По-настоящему меня зацепила, правда, другая сцена. Где ни отца, ни матери нет, есть только мальчик - его отправили в "Артек" как победителя олимпиады, но на входе в лагерь кто-то из руководства (не лагеря, при чем, а хз чего) увидел, что мальчик - инвалид, и его развернули, потому что "в СССР инвалидов нет". Вот это - реальная жесть. На фоне детей в автобусе, которые нормально отреагировали на появление мальчика с костылями; на фоне вожатой, которая никакого негатива при его виде не испытала, а напротив, была настроена совершенно адекватно с ним работать. Трусость людей из высших, необоснованная, тупая, - вот что реально страшно. Даже в наше время находятся люди, которые считают, что инвалиды - это не люди и их вообще не стоит оставлять в живых, но отдельные люди-дебилы с таким мнением останутся, наверное, до конца времен, а вот "у нас нет инвалидов" - это совсем дно.
Фильм, кстати, короткий. В конце у меня было ощущение "что, это все?". Не утомляет совсем, хочется еще. Примирение отца с сыном в конце такое, странноватое, ход с пожаром вообще очень банальный, но не то чтобы оно критично не смотрится или не ложится. Выглядит сопливым, но это если представить, что после этого там наступит идиллия в семье; нет, не наступит. После пожара, конечно, кажется, что все остальное - ерунда, все можно простить и забыть, но пройдет немного времени и вопросы и щи вернутся.
В главном все-таки фильм мне попал в нужную точку - вот в ту позицию "родители всегда хотят добра, но я вырос и больше это не имеет значения". И важная вещь про инвалидность тоже, да: не жалеть, не думать, что перед тобой немощный человек. Даже если это ребенок. В этом еще "Шередарь" помог, там это тоже постулируется; и это не отменяет гуманности, конечно. Но табличка "повторять опасно" этому фильму все-таки нужна временами.

---

Сентябрь очень смешной.
Весь сентябрь я хожу на работу, делаю там какие-то дела, и потом прихожу домой, читаю Кинга или беру гитару. Кинг кончился, осталась гитара.
Это какой-то режим экономии энергии: я отвыкла вставать в 6 и пилить на Теплый стан, но зато за прошедшее время режим установился идеально. В девять с хвостиком меня жестко вырубает
Пару раз сходила на пробежку, покаталась на самокате.
Сыгровка Корпуса А прошла. Я с удивлением обнаруживаю, что огромная часть подготовительной работы уже выполнена. Осталась тоже немаленькая, но там сложнее - там работа с игроками, и господи, пусть уже больше замен не будет, очень сложно включать людей в сыгранные блоки.
Готовлюсь ехать в Шередарь, теперь надо спланировать мастерские и настроиться. Но это приятная задача.
Сегодня на работе наконец-то день, когда делать в школе почти нечего; скоро опять появятся мелкие задачи в количестве, я и сегодня вполне могла бегать, но нет.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Начала читать "Оно" в августе, закончила вот только сегодня. В лагере пока была, правда, не читала, но первые недели сентября таскала Кинга с собой и залипала в метро, на работе и дома.

Про "Оно"

Первые страниц пятьдесят еле осилила, а потом засосало. Сначала читаешь про взрослых, про то, как они купаются в своих щщах, режут себе руки в ванной, куда-то зачем-то едут, попутно у них случаются мелкие флешбеки - и ты вообще ничего не понимаешь, а потом начинается кусок про детство, и вот там все начинает вставать на места.
Я обожаю, как Кинг пишет про детей. Это не солнечные крапивинские мальчики, не избранные ребята типа Гарри Поттера. Это натуральные дети вот этого предподросткового периода, живые, искренни, которые могут угорать над словом "жопа" и "пердеж", могут драться камнями насмерть, могут рыдать, обнявшись, и между ними и миром взрослых - один шаг и пропасть одновременно.
Классные дети и классные типажи, каждый герой - миллион деталей.
Мне безумно больно делает концовка взрослой части - ненавижу, когда персонажи, пережившие что-то грандиозное, потом про это забывают. Там это очень красиво ложится на саму идею, что детство уходит и стирает из памяти многое и так, и само по себе, даже неважно, боролись вы с какой-то хтонью или нет, вы все равно забудете - как дружили, как давали какие-то клятвы, очень серьезные тогда, как строили если не дом на дереве, то просто какой-то свой уголок и охраняли его от чужаков, вот это все, оно покрывается пленкой, пылью, забывается. И забывается, как просто было дружить или не дружить, принимать в свои, доверять, прощать; и из взрослого мира туда уже не вернешься, так-то, - только если ты вляпался в такое же дерьмо, как эти герои, и не можешь не. Потому что какие-то вещи может победить только детский разум.
Тема детского разума обыграна вообще круто: у детей все норм, монстр под кроватью - значит монстр под кроватью, оборотень - значит оборотень, все, что ты можешь представить, может существовать, и в этой вере твоя беда и твоя же удача. И эта магия, магический круг, магическое число, вера как огромная сила, - тоже очень красиво.
Само Оно, тварь из канализации, оказалось не чем-то темным и мистическим, а инопланетной хтонью, и это долго меня расстраивало; потом оказалось, что оно еще и как-то связано с миром тонких материй, бытия-небытия, но этот слой я еще не до конца осознала и не знаю, что тут сказать. Другой, Черепаха и Оно - сложная для меня трава.
Взрослая часть, когда все происходит по второму кругу, пугающе красивая. Люди как марионетки чего-то неведомого, но при этом им только помогли оказаться где нужно и когда нужно, а остальное - на них самих.
Очень замысловато мне делает сцена детского секса. Я о ней знала заранее и не удивилась, и легло оно там гладко, и написано без пошлости. Но в какой-то момент задумалась, почему Кинга вообще вот с этим всем не запретили до сих пор. Если, например, выложить фанфик, где герой младше 18 занимается сексом или принимает наркоту, на основных ресурсах нельзя. А купить книжку, где одиннадцатилетки занимаются сексом в коллекторе, можно. х)
Еще после Кинга постоянно снятся замысловатые сны. Но не ужастики. Потому что "Оно" - тоже в целом не ужастик.
И как всегда, очень грустно, что книжка кончилась. Не хочу начинать новую, потому что еще на волне старой.

---

Дорогие ПЧ.
Мне нужны добровольцы, которые НЕ участвуют у меня в "Я и ты" (даже как техи) и которые могут выделить минут 15 своего времени и кое-что для меня сделать. Особых усилий не потребуется, только немного актерского напряжения и телефон или комп под рукой.
Нет ли тут тех, кто готов помочь?

---

Видела сейчас падающую звезду. Прямо здесь, в Строгино, по пути домой.
В лагере мы ходили смотреть звездопад дважды - с детьми и без детей. Без детей - раньше, они уснули, мы сходили на планерку, а потом решили пойти на футбольное поле, на дальнее, куда детям нельзя, где гнезда ос и где бездонное небо. Нас четверо, и мы угорали просто безудержно, потому что тогда мы угорали просто надо всем в рамках антистресса. Я никогда столько звезд вообще не видела, сколько увидела в тот раз.

Три полностью рабочих дня прошло, пытаюсь поймать ритм. В десять вечера неминуемо отрубаюсь, встаю в шесть, после работы пишу что-то и валяюсь на кровати с гитарой, на большее пока не хватает мозга и сил. Но сейчас самая сложная неделя кончится, и будет легче.

---

Глава 12, мы еще живы

Мы скоро это закончим. После перерыва - новая глава, впереди еще, кажется, две. И финал. Господи, дай сил. За перерыв я успела поделать ремонт, съездить в лагерь на месяц и вернуться в школу, и как я по всем персонажам за это время соскучилась, с ума сойти. х)

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p216158474.htm">продолжает "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: в процессе
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава, 7 глава, 8 глава, 9 глава, 10 глава, 11 глава.

Глава 12

— Местоположение объекта определено, — мелодично проинформировала Пятница и вывела на экран снимки, присланные дроидом-разведчиком. — Беру севернее, босс, расчетное время — три минуты.
— Двигатели в беззвучный режим, — на автомате скомандовал Тони.
— Обижаете, босс, — отозвалась Пятница. — Уже сделано.
— Умница.
Дроид заснял со всех сторон угловатую скалу, полностью черную, похожую на кусок угля. По одному краю к вершине вели скальные уступы, по второму зияла пропасть. Снимки были засвеченные и откровенно паршивые, подбираться вплотную не решила даже жестянка, но темную фигуру на краю пропасти узнала тут, кажется, даже Мэй Паркер, которой не довелось любоваться титаньей рожей.
Тони прищурился и сделал шаг вперед: нет, ему же не мерещится?... Точно не мерещится: чертов ублюдок стоит на краю пропасти на коленях.
— Скажите мне, что он собирается вот прямо туда и сигануть, — взмолился Роуди.
— Было бы слишком хорошо, — пробормотал Роджерс. Надо же, какая злорадная стала совесть нации.
Тони невнятно хмыкнул и, надеясь, что никто не заметил, как он вдруг прижал ладонь к правому боку, отвернулся от экрана, бросив через плечо:
— Готовимся. Да пребудет с нами чертова сила.
В несколько широких быстрых шагов Тони преодолел расстояние до шлюза, не отнимая ладонь от живота. Рана, уже поджившая, только вспухшая полоска шрама осталась, даже анальгетики больше раза в сутки принимать не надо, неистово ныла. Померещилось даже, что по животу потекла кровь, но одежда оставалась сухой. Тони незаметно засунул руку под футболку, дотронулся до повязки: сухая. Зато кожа ниже повязки горячая и сердце рвет грудную клетку, ну отлично, это что, очередной приход, несмотря на волшебную водичку Брюса?
Тони прислонился к стене, тяжело дыша. Костюм ждал тут, начищенный заботливыми дроидами, сверкающий в белом свете ламп. Не глядя, Тони протянул руку и коснулся холодного металлического корпуса.
— Пятница, — позвал он на автомате, но сразу же осекся: нет, сначала надо оказаться внутри чертового костюма. Сцепив зубы, Тони шагнул внутрь, и металл сомкнулся вокруг. Система кондиционирования пустила мурашки по всему телу. — Пятница. Включи диагностику. У меня что, гребанная паническая атака?
— Нет, сэр, — спустя пару секунд доложила Пятница. — Я бы сказала, что вы просто сильно взволнованы и испуганы.
— Да? — Тони пропустил мимо ушей обидное «испуганы». Ха, он испуган? Да с чего бы это? — А ощущается так же отстойно.
— Дышите глубже, босс, — посоветовала Пятница. — Включить вам музыку?
— Нет уж, спасибо, — пробормотал Тони. Взволнован и испуган, с ума сойти теперь, это чертовы снимки, что ли, так проехались по мозгам?
Мда, в последний раз, когда Тони видел Таноса, тот всадил в него кусок металла и развеществил у него на глазах всех, кроме механической дамочки. Не то чтоб Тони жаждал после этого видеть его мерзотную рожу, но приступ хрен пойми чего — какого ж черта?
В шлюзовой отсек вошел, тяжело ступая по обшивке, Роуди в костюме Воителя.
— Старк, — позвал он, и чутье подсказало Тони, что Роудс собирается завести сентиментальную шарманку или, не дай боже, начать прощаться и благодарить за совместно прожитые годы. Роуди помолчал и натужно хмыкнул: — Я тут подумал, если этот мой костюмчик отметелил даже тебя, когда ты был скверной бухающей задницей, то уж у этого засранца точно нет шансов, да?
— Ага, это проще, чем драться с сопливым младенцем, — на автомате пробормотал Тони, отгоняя вдруг вспыхнувшую мысль: когда (если) все это закончится, он нахрен разломает свой костюм.
Видит господь, если этот чувак вообще есть, — он разломает все костюмы, и чертовую броню Роуди, и прототип еще одного нового костюма для Паучка, и господи боже, он наконец возьмет Пеппер в охапку и увезет на гребанную Аляску, и если для этого ему надо будет симулировать собственную смерть — так тому и быть, Железный Человек отправится к праотцам под торжественную музыку. Пеппер поможет с легендой, от которой обрыдается общественность... с ума сойти, почему он раньше до этого не додумался?
— Старк, твой воздух, — услышал он голос кэпа, и на мгновение показалось, что это еще одна из тысячи операций и сейчас на них обрушатся читаури или безмозглые детища Альтрона. Но позади тихо всхлипнула Мэй, и наваждение схлынуло. — Мэм, сохраняйте спокойствие. Полковник, вам тоже достается воздух. Небула и Ракета — правый фланг, Нат, наш с тобой — левый. Брюс?
Старк оглянулся на Беннера одновременно с Роджерсом. Беннер улыбнулся спокойно и загадочно.
— Мне кажется, Халк в хорошем настроении.
Роджерс кивнул и с непрошибаемой серьезностью подытожил:
— Тогда Халк — крушить и отвлекать, Тор — наносить смертельный удар. В голову.
Старк ждал, что хотя бы кто-нибудь поиронизирует, но все ограничились тем, что не менее серьезно покивали. Рана на животе заныла сильнее, и Тони сцепил зубы.
— А папочка Клинт следит, чтоб детки вели себя хорошо и не били друг друга лопатками по голове, — громко заявил Бартон. Система связи усилила его голос настолько, что он сейчас мог бы и мертвеца разбудить. Тони поморщился и пожалел, что не может почесать ухо. — И да, кэп, ты уж прости, но убирай сразу замашки командира. Ты у нас прирожденный лидер бойскаутов, но сейчас командую я.
По лицу Роджерса пробежала тень, но скорее досады, чем реального недовольства.
— Ты прав. Прости.
— Проехали. Давайте на изготовку, ребятки, через пятнадцать секунд можно выходить. А кто скажет папочке, что мы делаем, когда выйдем?
— Ждем, — хором ответили ему, и Тони обнаружил, что в этом хоре затерялся и его голос.
— И не мельтешим, — отозвался Бартон. — Пока не случится обещанная нам неизвестная мистическая срань, всем сидеть тихо и курить бамбук. Эффект неожиданности, все дела, тактика-херактика. Все. Идите. — И помедлив, уже без иронии добавил: — С богом.
— Я не понял про бамбук, — пробасил Тор. — Следы дыма легко обнаружить, это разумно?
— Как я обожаю этого парня, — хмыкнул Бартон, и Тони поклясться мог, что он сейчас закатил глаза.

Вормир сверкает под лучами красного солнца. Черная скала кажется гладкой, отполированной, как столы в серьезных компаниях. До скалы несколько минут спокойным шагом, но Тони давно не мерит расстояние в минутах спокойным шагом. Мстители рассыпаются по территории и тут же теряются, скрываясь за рыжими и красными барханами, за скальными выступами. Тони с Роуди взмывают в небо одновременно. Бесшумный режим — они сейчас не громче, чем пара реактивных шмелей.
В груди по-прежнему горячо, и мысль бьется по-прежнему одна: Аляска. Гребанная проклятая Аляска. И Пеппер.

***

Питер, конечно, и так знал, что Ванда — не самая милая девушка на свете и держаться от нее лучше подальше. Ну, знаете, ведьма, которая может вскрыть твою черепушку за секунду — это явно не то, с чем ты хочешь сталкиваться каждый день.
Но когда Ванда подняла руки и закрыла глаза, Питер подумал, что подальше — это, желательно, где-нибудь в другой Вселенной.
На самом ее конце.
Потому что у него вдруг возникло отчетливое ощущение, что он стоит в центре ядерного реактора, и прямо сейчас, в эту самую секунду, начинает случаться катастрофа; нет еще ни растущего в воздухе гриба, ни вспышки, ничего, но отсчет уже пошел и время назад не отмотать.
Если кто-нибудь потом спросит у него, как это было, мало будет сказать «это, чувак, было страшно».
Это, чувак, было охренеть господи как нахрен блин страшно.
— Мы умрем, — упавшим голосом заключил Питер, когда по белому мареву заструились красные нити. Воротник костюма сдавил шею.
— Похоже на то, — он ожидал услышать очередную успокоительную белиберду от Стрэнджа, но ответил Барнс. Засунув руки в карманы, он с безразличным интересом наблюдал за тем, как множатся нити.
— Тебя вообще не парит, да? — буркнул Питер, и Барнс скривил рот в улыбке.
— Парит ли меня то, на что я не могу повлиять? Неа.
Питер дернул плечом и нервно оттянул ворот костюма. Впервые Белое Нигде показалось ему таким душным, как центр Нью-Йорка в середине июля, когда накален асфальт, сверкают стеклянные высотки, и со всех экранов ругают аномальную жару. Только сейчас нельзя пойти выпить колы со льдом или упасть в кресло под кондиционер.
Можно только стоять в сердце магического взрыва и надеяться, что ты не сойдешь с ума в ближайшие минуты.
Ванда ни разу не шевельнулась — двигались едва уловимо только ее пальцы, — пока краснота вокруг не стала напоминать плотную, почти непроглядную сеть.
Тогда Ванда открыла глаза, чуть повернула голову, скользнула туманным взглядом по Стрэнджу и уставилась почему-то на Барнса.
— В любую секунду, — сказала она.

— Еще минута, — раздался негромкий голос.
Питер обернулся и нервно хмыкнул. Ладно, они тут давно все привыкли, что люди появляются из ниоткуда и исчезают в то же никуда, так что ничего удивительного нет в том, что именно в тот момент, когда стремная ведьма готова разнести тут все на атомы, из-за их спин появляется зеленокожая леди, чтоб внести в разговор намеками свою лепту.
Гамора остановилась за спиной у Ванды, прикрыв глаза. На лбу Гаморы, сморщенном в напряжении, блестел пот, и вся она мелко дрожала, словно держалась за оголенный провод. Квилл шел за ней по пятам и теперь встал чуть в стороне. Глаза у него были больные. Барнс, кинув на него всего один взгляд, передвинулся поближе.
Теперь он смог бы свернуть шею Квиллу раньше, чем тот дернется что-то испортить.
— Он почти готов, — произнесла Гамора. Под полуприкрытыми веками она явно видела не простую темноту и не цветные пятна. По крайней мере, от пятнистой темноты у людей не бывает таких сложных лиц, боже, нет, с такими лицами сорокалетние тетушки (и нет, тетя Мэй не из них, ничего такого) смотрят концовки многосерийных индийских драм, и ладно уж, тут все понимают, что происходит, лучше, чем Питер, но даже он не настолько тормоз, чтоб не догнать, что зеленая леди сейчас наблюдает за своим папочкой-убийцей. И ей от этого, типа, ужасно хреново. — Он… В скорби и смирении. Он готов отказаться от всего. Ему не нужна ни власть, ни память народа, ни уважение, ни страх…
— И никаких электрических чайников, — пробормотал Питер.
— Только одиночество, — не обращая на него внимание, прошептала Гамора. — И… прощение.
Питер незаметно покачал головой. С ума сойти, прощение. Теперь они не только в центре катастрофы, они еще и в мексиканском сопливом сериале. В последний раз, когда Питер его видел, фиолетовый громила не казался тем, кому нужно чье-то прощение…
И вдруг Гамора вскрикнула.
Неверяще, зло.
— Нет!
И случилось несколько вещей одновременно.

Стрэндж выскочил вперед, впился пальцами в плечи Гаморы, громыхнув: «Что?!»
Квилл метнулся вперед, оттолкнув его, вмазав локтем по груди.
Красные нити налились светом.
Белое Нигде содрогнулось.

***

Потому что Клинт Бартон не успел остановить Тора Одинсона, гребанного бога молний.
— Твою мать, — только и смог выдавить Клинт, когда детище асгардских мастеров впечаталось в ладонь Таноса, а рев гребанного бога молний зазвенел в воздухе Вормира.
— Дайте я угадаю, — нервно сглотнула за плечом Клинта Мэй Паркер, — самое время переходить к импровизации?
— Так точно, мэм, — коротко ответил он и гаркнул в микрофон, надеясь, что у полудурка-Тора лопнут барабанные перепонки: — Тор, опусти свою чертову секиру! — И уже тише, но так же торопливо продолжил: — Так, у нас форс-мажор, всем приготовиться. Старк и Роудс, пока не высовываться, но в любую секунду воздух ваш.
Ярость захлестывала Клинта с головой, и больше всего ему хотелось сейчас отметелить этой несчастной секирой самого Тора, и хрен с ним, что Клинт ее даже поднять не сумеет. Черт возьми, он даже своему полуторагодовалому сыну смог втолковать, что жевать башмаки — плохо, так такого хрена скандинавское божество, которому, по логике, не положено поддаваться влиянию камня разума, не может усвоить простую последовательность: раз — мистическая срань, и только два — атака?!
На экране Тор по-прежнему ревел, а Танос, медитирующий лиловый будда, стискивал его секиру в ладони. С таким выражением лица, словно срать он хотел на все, кроме текущей через чакры энергии.
— Тор, — прорычал Клинт в микрофон. Давай, черт возьми, в твоем ухе такой же наушник, как у остальных! — Тор, включи мозги, слышишь меня? Тор, сын ты гребанного Одина!
Воинственный рев заглох, и рубку корабля огласило возмущенное:
— Как смеет смертный поносить бессмертного моего отца?!
Клинт переглянулся с Мэй, и они синхронно выдохнули.
— Смертный сейчас и не так понесет, если ты не начнешь думать своей черепушкой, — пообещал он. — Какого черта ты творишь?! Ты — наш козырь, а не пушечное мясо, ради всего святого, уйди!
— С поля боя воина уйти ты просишь?!
Господь милосердный, дай же сил, взмолился Клинт.
— В тот миг, когда сердце его готово к жертве?! — взвыл Тор, и Клинт задницей почуял, что масштаб форс-мажора недооценил.
— Какой еще жертве?
— Душу мою отдам за душу брата моего, — полным драмы голосом поведал Тор, и Клинт, буркнув короткое «вот оно что», нажал несколько кнопок на приборной панели.
Знать он ничего не хочет о том, какие там ритуалы обмена мерещатся этому блаженному громовержцу, но случиться им не суждено: пара электрошоковых цепей, доза успокоительного и, на крайний случай, крепкий удар по затылку остудят пыл.
И дай боже, чтоб это случилось раньше, чем гигант выйдет из транса.
Пятнадцать секунд — ровно столько требовалось дроидам, чтоб добраться до Тора и скрутить его, но Тору потребовалось не больше восьми, Клинт следил за долбанным таймером, — не больше восьми, чтобы вдруг рухнуть на колени перед Таносом и взреветь:
— Даруй смерть мне, ты, проклятие всех миров!
И Танос открыл глаза.

***

...Тор шагнул на красные, словно крошеная медь, пески, твердо помня, кто он есть и каково его предназначение. И ровно десять шагов случилось ему пройти, неся на плечах бремя того, кому суждено нанести смертельный удар по повинной голове врага, — прежде чем ухо его защекотал голос:
— А теперь послушай сюда, мой воинственный брат.
И сердце его исполнилось радости в тот же миг, и заходящее солнце непременно взошло бы снова, если бы был он богом солнц, а не молний.
— Ни слова не пророни, брат, — шепнул ему Локи, и слеза скатилась по щеке Тора.
Уж сколько Тор повидал морока, искусством брата рожденного! Ни за что не спутать ему теперь истинное с неистинным. Не спутать ему, никак не спутать, истинно солнце, утонувшее за горизонтом, истинна секира в руке его, истинна скорбь уходящая, истинна любовь, цветущая в сердце, и истинен голос брата любимого, что ласкает слух!
— И думай потише, как ты рад меня видеть, — и насмешку эту он бы слушал и слушал. — Да и радоваться бы тебе потише, ибо нечему. Ты зря считаешь меня живым, брат. Нет меня тут, лишь тень… Рад бы я провернуть любимый фокус еще раз и выкарабкаться, да только не повезло. Иронично, не так ли? Богу обмана не удалось обмануть собственную смерть.
Слух коснулся тихий смех. Горе сковало грудь. Тор низко наклонил голову, ступая по пескам, враз потемневшим. Удивительно горе — тяжело что камень, огромно что океан, а помещается в сердце с кулак величиной.
— Лишь богу молний по силам это, — прошелестел Локи.
И Тор на мгновение ощутил себя самым глупым из богов. И самым недоверчивым.
И самым счастливым.
— Нет невозможного рядом с камнями, что всесильны, — шептал Локи. — Жестоко все и просто, брат мой, нет хуже истины: жизнь здесь и цена, и товар.
Тор широко улыбнулся. Мир, великий и многогранный в глазах творцов, сделался в этот миг не сложнее тростниковой дудочки в руках ребенка. Крепче сжал Тор секиру и оглянулся туда, где враг предавался раздумьям.
Если жизнь — цена, то истинно Тор Одинсон богач. Он заплатит.
Песок зашуршал под тяжелыми прыжками, секира сверкнула в воздухе, и боевой рев наконец разнесся над красными песками.

***

За годы работы в Щ.И.Т.е Клинт Бартон усвоил одну вещь: упаднические настроения — это роскошь, которую ты можешь позволить себе только в ту наносекунду, когда пуля уже буравит дыру в твоем виске, но ты еще жив. До — ты еще можешь выкрутиться, после — уже все равно, что ты мог или можешь. Всему свое время, вот что ты должен выучить, если ты гребанный спецагент.
Поэтому с той секунды, как Танос открыл глаза, Клинт не шелохнулся. Его рука покоилась на панели перед экраном, готовая в любой момент взлететь к сенсору, на языке вертелись десятки протоколов для малышки Пятницы, которая по одному слову могла развернуть тут что угодно от апокалипсиса до эвакуации, — но сам Клинт не двигался. Он наблюдал.
И слушал.
— Убирайся прочь, — произнес Танос, окинув взглядом Тора так, словно тот представлял интереса не больше, чем сопля на пальце прыщавого первоклассника.
— Нет, — пробасил Тор. Клинт мысленно поклялся, что придушит его потом, когда все это кончится, на том свете или на этом.
— Ничтожество, — почти ласково обратился к нему Танос, массивная голова наклонилась в сторону. — Я больше не судья этому миру. Убирайся.
Сложно сказать, из каких черных дыр Танос выхватил весь этот неземной дзен, но Тору эти источники явно знакомы не были и терпение его иссякло быстро. Он ударил кулаком по песку и заорал:
— Я плачу цену, ты, кусок козьего дерьма! Убей меня немедленно!
— Я его пристрелю, — мрачно предложила Небула, и Клинт все-таки дернулся, рявкнув:
— Нет!
— Он все испортит! — не могла успокоиться Небула.
Кто-то свистяще вздохнул, и очень усталый, очень растерянный голос кэпа прошелестел:
— Не... убивать... своих.
Танос втянул воздух через две здоровенные ноздри, грудь его поднялась и медленно опустилась. И он поднял руку — ту самую чертову руку с перчаткой, — и опустил на голову Тора.
Как в приюте в детстве Клинта священник в пыльной рясе опускал свои бледные пальцы на макушки хулиганов и медленно, с чувством гладил. Клинт, сам того не замечая, сглотнул.
— Цени свою жизнь, воин, — лиловые губы зашевелились, огромная ладонь надавила Тору на лоб, заставляя приподнять голову… И отпустила. — Цени. И ступай с миром.
Быстрый в драке, но неторопливый в интеллектуальных процессах Тор уставился на него, еще не осознав, что убивать его не собираются, зато это осознал Клинт и успел выдохнуть — но в следующее мгновение Вормир озарила вспышка ярко-рыжего пламени. В ушах зашумело, но уже не от звуков чужого дыхания и не от дурноты. Это зашумел, поднимая пласты красного песка, непонятно откуда взявшийся ветер.
Танос вскинул руку, уставившись на перчатку.
Клинт протер глаза и взглянул на экран.
Камней в ячейках осталось пять. На месте шестого красовалось пустое отверстие. Вокруг Таноса кружила, опускаясь, золотая пыль, смешиваясь с песчаным ветром.
— А вот и мистическая срань, — бодро заявил Клинт и, не дав ни себе, ни другим опомниться и задаться вопросом, что теперь с теми, кто был внутри камня (где они, черт возьми?!), скомандовал: — А теперь, ребятки, в атаку, и размажьте этого ублюдка. Тор, ради покойного Одина, БЕЙ В ГОЛОВУ.

***

— Питер Паркер!
Честное слово, подумал Питер, худшее, что можно услышать через секунду после того, как ты вернулся из не пойми откуда — это голос твоей тети. Тот самый голос. Как будто ты на ее глазах падаешь с дерева, задеваешь высоковольтный провод, напарываешься на зубчатый забор задницей, а в конце тебя сбивает в полете гигантский голубь, и вот ты рухнул на асфальт, ты уже трижды мертв, и тогда звучит оно самое: «Питер Паркер, только попробуй умереть! Я тебя убью!».
Питер даже толком не успел выдохнуть или проморгаться, увидев вместо Белого Нигде оранжево-красные пески. Вляпался ногой в темную мутную лужу, всхлипнул потрясенно, а затем голос тети Мэй мигом стер все — и накатывающую панику, и отчаяние, и все разновидности экзистенциальной мути. Все эти штуки из серии «вау, я не сдох» и «погодите-ка, а это точно реально?»
Стрэндж предупреждал, что возвращение может стать для них шоком не меньшим, чем исчезновение, что с ними может случиться страх небытия, паническая атака, истерика и с десяток иных радостей — но тетя милостиво спасла Питера от всего сразу. Потому что теперь в его голове билась единственная мысль — «ТВОЮ ЖЕ МАТЬ».
— А вот и драка, — со спокойной обреченностью произнес за его спиной Барнс. Питер вздрогнул, ошалело обернулся. Барнс почесал щетину, как ни в чем не бывало — вот уж кому экзистенциальный шок не светил, — и приподнял бровь: — Хм, или нет?
Питер попытался оглядеться — и ощутил себя хомячком, которого вытряхнули из клетки в центре Нью-Йорка. Где все гудит, громыхает и двигается, и как ни верти головой, ни черта не понятно.
Сначала Питер увидел корабль, пузом увязший в песках. Здоровенный, с включенными зачем-то сигнальными огнями. Потом — ревущего, как Годзилла, Халка, но через секунду он приземлился, подняв облако песка, и скрылся из виду. Потом, почти сразу же — бодро крутящегося в воздухе Железного Человека.
И чуть с ума не сошел здесь же. Нелепое восторженное «мистер Старк!» не сорвалось с губ только потому, что поднятая Халком пыль забилась в нос и заставила откашляться. Быстро протерев глаза, Питер снова уставился в воздух. Безумно захотелось, чтобы мистер Старк приземлился рядом и поднял шлем, и сказал что-нибудь типа «о, пацан», ну просто так, чтоб точно знать, что все дерьмо точно позади и мистер Старк сейчас, как и всегда, всем надерет задницу и все будет путем...
Мысль промелькнула, и у Питера тут же скрутило живот. Что, если там, в броне, никого нет? Броня Железного человека ведь может двигаться и сама по себе, Пятница умеет справляться с целым легионом… Ведь тогда, здесь же, на этой уродской планете, чертов титан всадил в Железного человека чертов металлический штырь, прямо в живот… Что, если мистер Старк…
— Питер Паркер, — вновь громыхнуло, и Питер встряхнулся. Так, ладно, кажется, он начинает паниковать, а паниковать — плохо. Директор Фьюри бы точно сказал, что плохо, да и Стрэндж тоже, а Барнс вообще ненавидит паникеров, так что надо, кажется, просто перестать предаваться, как ее там, панике, да.
Питер с усилием вдохнул, вышло подозрительно похоже на нервный всхлип, и тут до него дошло еще кое-что.
Почему голос тети Мэй, вообще-то, такой громкий? И почему он повсюду, как на футбольном матче?
И даже так — откуда вообще тут, на Вормире, тетя Мэй?!
— Да черт возьми, Питер Паркер, подойди к кораблю, или я тебя придушу!
Что? К кораблю?
— Сию минуту!
Секунда — и он сложил два и два, или полтора и полтора, короче, точно понял, что его заманивают в ловушку, то есть, в безопасность, ну конечно, что еще может делать тетя Мэй, и он не идиот, чтобы на это поддаться!
— Ну нет! — возмутился он.
И тут же все вокруг стало понятным. Всплеск упрямства неплохо прочистил мозги, и Питер четко разложил по полочкам: раз — они на Вормире, два — голос Мэй — громкая связь с корабля, три — вокруг — самый серьезный бой в его жизни. В их жизнях. Да, и четыре — его хотят упрятать, и вот уж нет!
Питер снова закрутил головой, и мгновением позже увидел Таноса. И чисто машинально выстрелил паутиной.
Кассета сработала вхолостую.
Нахмурившись, Питер попытался снова — и снова никакого результата. Волосы на загривке встали дыбом. Только не это!
— Карен, — позвал он, не скрывая панику.
— Запас паутины на нуле, Питер, — взволнованно оповестила Карен.
— Не может быть!
В Белом Нигде паутина не кончалась — он стрелял направо и налево, и значение не падало ниже отметки «безопасный минимум». Безопасный минимум — это ого-го как много, паутина не могла просто кончиться!
— Рекомендую избегать столкновения с врагом, — бодро предложила Карен, и Питер застонал. Неужели на этот случай у костюма нет никакого протокола?! Хоть что-то, какое-нибудь «Запас на черный день», или…
— Тони Старк, будь добр, притащи ко мне моего племянника, пока его не убили к чертям! — громыхнуло в воздухе, и две секунды спустя Питер почувствовал, как его вздернули в воздух, ухватив под мышки.
— Слушайся тетю, паучок, — рыкнуло где-то над ухом.
— Мистер Старк! — только и смог выдохнуть Питер. — Мистер Старк, паутина кончилась!
В ответ его аккуратно уронили ровно под ноги вышедшей на трап тети Мэй. Взревели вшитые в броню реакторы, и Железный человек взмыл в небо, оставив Питера на растерзание.
На медленное, мучительное растерзание, потому что это же тетя Мэй, она сейчас поймет, что наконец-то Питер больше не мертвый и не не пойми где, а тут, рядом, и все, она психанет и начнет накручивать и себя, и его, и тогда…
— Слава богу, Питер! Ты что, черт возьми, растерял последние мозги?! — воскликнула тетя Мэй и вместо того, чтобы заключить его в удушающие объятия, шлепнула его ладонью по плечу. Вообще-то, очень даже неслабо.
— Тетя Мэй?! — опешил Питер. Мэй выглядела так, словно он не пропадал в Белом Непонятно Где, а шатался по улицам в компании головорезов-старшеклассников, назло ей отключив телефон и выдув три банки пива.
— Скажи на милость, у нас тут что, уйма времени, чтобы я тебя звала черт знает сколько раз? — она всплеснула руками, очки у нее на носу грозно покачнулись, и Питер ошарашенно мотнул головой. Честное слово, в таком состоянии он видел Мэй всего несколько раз, но главное правило усвоил — надо держать язык за зубами и не ни в коем случае не прикидываться стенкой. Самое лучшее — кивать. Мэй ткнула его пальцем в грудь. — Вот именно, молодой человек. У нас охренеть как мало времени, и я убью тебя, если ты не будешь слушать меня с первого раза, возьми уже свою гребанную паутину и только попробуй еще раз исчезнуть черт знает куда!
Ткнувшуюся в ладонь кассету с паутиной он взял на автомате и, подняв руку, тупо уставился на металлический кругляшок.
— Мэй, ты что, серьезно?
— Хватит тормозить, Питер Паркер, — мрачно прошипела Мэй, вручив ему еще парочку заполненных под завязку кассет. Питер почуял неладное. Вообще-то дома у него оставалась, конечно, парочка кассет, но не совсем таких и не таких уж полных, он же их сто лет уже не использует, с тех пор, как у него есть костюм мистера Старка.
— А откуда… В смысле, там же было, хм…
— Я в первую очередь дипломированный химик, а уже во вторую — твоя тетя, — веско произнесла Мэй. И наконец-то заключила его в объятия. Короткие и крепкие. — Я с ума сойду, если что-то пойдет не так, поэтому не вздумай терять голову, Питер. Иди уже.
— Ты что, даже не запрешь меня на корабле?
Мэй отстранилась — влажные глаза и невеселая улыбка.
— Пока этот засранец жив, в мире нет ни одного безопасного места. Иди, пока я не запаниковала и не передумала.
— Ты лучшая, — выдавил Питер и, сжав кассеты, отвернулся и в один прыжок оказался на земле.

***

Нельзя сказать, что Стивену Гранту Роджерсу не приходилось оказываться в странных ситуациях в его четырнадцать. Вполне себе приходилось. Ну хорошо, может, не в по-настоящему странных, но уж в дурацких — сотню раз. И в унизительных. И в каких-то, ну, знаете, повторяющихся — почему-то всё время выходило так, что если он дрался, то один против троих, или двоих, а если против одного — то этот один как правило оказывался в два раза его, Стива, выше. Или крепче. Или толще. Или и то, и другое, и третье вместе. Из драк потрёпанного Стива вытаскивал Баки — шипел, чтоб «больше никогда», «а вот возьму и расскажу всё миссис Роджерс» и «куда тут столько борзости вмещается». И ведь не то что бы Стив был таким уж храбрым, вот Баки — это да, а Стив — ну, просто некоторые люди не должны говорить то, что говорят. Даже если их много, а ты один. Даже если ты весь пронизан всякими хрипами, свистами и ещё непонятно чем. Про таких говорят: «в чём душа держится».
Так вот. Стив не раз и не два приходил в сознание в чужих дворах, в собственной квартире и у Баки на кухне. Чего он точно не делал — так это не открывал глаза в какой-то золотистой пыли, и незнакомые рыжеволосые красотки не заглядывали обеспокоенно ему в лицо. Должно быть, он ещё спит.
— Капитан, — сказала красотка сквозь зубы и Стив повертел головой — кому это она? — Капитан, вздумаешь задыхаться ещё раз — честное слово, я убью тебя сама. Или Клинт вырубит, чтобы не расстраиваться.
Стив не понял, кто такой Клинт, и ответил на самое очевидное:
— Слушайте, леди, дело в том, что я не капитан, вы, наверное, что-то путаете.
— О господи.
— Ну, хоть не обозвал тебя американским шпионом, — раздался голос у Стива в ушах, но кто говорил, Стив тоже не понял. — Кэп, кончай дурить, ты нам здесь нужен во всей полноте. Могу зачесть твои же слова, вот, слушай: «сыворотка излечила меня…»
Игнорировать загадочный голос было трудно, но получалось. От общего предчувствия опасности только что воздух не вибрировал, и Стив встал и огляделся по сторонам — рядом с ним застыла рыжеволосая красотка, в любой момент словно готовая сорваться — и, например, перекувырнуться через голову. А потом сбить кого-то с ног. И поцеловать.
А над ними летали — ну, доспехи? Красные с золотом, как из музея какого-нибудь, и это, Стив не мог не признать, было красиво, ровно до тех пор, пока кто-то внутри доспехов не произнёс:
— Не говорите мне, что наш капитан опять во власти грёз.
Стив не помнил этого человека, но очень хорошо представил, как тот закатывает глаза. Почему-то стало стыдно.
— Я не… — начал он было, и человек в небе его тоже услышал.
— Ты да, — отозвался он ядовито, и Стиву захотелось ему врезать, — ты тысячу раз да, кэп, просто тормозишь невовремя.
Слева от Стива парил в воздухе енот — заметил, что Стив на него смотрит, и ощерился. Рядом с енотом стояла женщина с голубой кожей, тоже поймала взгляд, улыбнулась как-то неловко и рвано — то ли не умела, то ли забыла, как это делается. Всё было слишком странное для сна, и пыль так и вилась в воздухе. Стив закашлялся было, но отвлёкся — на стальную махину позади себя, господи боже, что это? Почему-то вспомнилась странная книжка о войне миров, кажется, так она и называлась — там мерзкие создания из космоса взялись угрожать жителям земли. Хм. Почему сюжет кажется таким знакомым?
У входа в махину сидел на корточках парень в красно-синем костюме — и почему-то помахал Стиву рукой. Да это прямо как в мечтах — все тебя помнят, всем от тебя что-нибудь нужно, а то, что сам ничуточки не понял — так это надо было тщательней загадывать…
— Мэм, — спросил Стив у рыжей, — если это не сон, где мы находимся?
Она прищурилась, словно бы что-то рассчитывая.
— Даже если и сон, — сказала наконец, — противник — вон там. Прямо перед нами. Не тот, что в плаще, а тот, который фиолетовый. Врежешь ему как следует — и будешь молодцом. Сколько тебе лет?
В голове шумело. Стив попытался вспомнить: четырнадцать? Двадцать?
— Я, эм, не помню точно, — объявил, глядя себе под ноги. Боже, какой позор. Леди просит помочь — и Стив поможет, вот только что он против этой глыбы?
А рыжая продолжала объяснять, как будто Стив был здесь желанным гостем и все вокруг знали, что он должен делать, кроме него самого:
— Вот этот, с топором, в плаще — наш друг. Он пострадать не должен. Мы — мы можем.
Стив сжал кулаки и спросил о самом главном:
— Что сделал фиолетовый?
— Угрожал людям, в том числе невинным. Старикам, детям. Гражданскому населению. Скажи, а ты у нас кэп до войны или всё-таки кэп после?
— Леди, сказал же — я не капитан.
Дрался в чужих дворах — почему бы не подраться в чужой истории? Вряд ли рыжая леди станет врать и наговаривать. Помощь от Стива, конечно, смехотворная, но уж лучше, чем никакой. Тем более раз рыжая считает, что он способен принести какую-то пользу…
— Просто попробуй ему двинуть, — искушала она почти что шёпотом, — хоть разочек, давай. Сам удивишься. Ты вступишь, когда он нападёт на нашего друга с топором, — а он нападёт, если Тор и дальше продолжит так безбожно… Ах ты чёрт.
Фиолетовый медленно развернул к себе перчатку с пятью камнями вместо шести, всмотрелся, будто бы от солнца заслонялся — и этой же рукой залепил Тору в плаще, кто бы он ни был, пощёчину.
— Остынь, — донеслось до Стива, и рыжей, и человека в облаках, и загадочный голос-Клинт выругался так замысловато, что Стив даже запомнил, хотя и не собирался. У фиолетового голос был глубокий, рокочущий — и отвратительный.
— Остынь, вспыльчивый бог. Не твоя жизнь мне нужна, а лишь те жизни, чьи обладатели вновь прошмыгнули в мир, который был для них уже закрыт! Вы думали, всё так легко? Бремя вселенной…
— Бла-бла-бла, — сказал Клинт, — бремя вселенной — это ты и есть. Чего стоим, ребята?
Почему-то Стиву стало понятно, что вот сейчас решается что-то страшно важное. Это как стоять на пороге комнаты и не знать, что ждёт внутри —
дадут ли тебе работу, знает ли мать о ваших с Баки приключениях, и даже больше — как шагнуть за порог родного дома и не вернуться.
— Я бы нарисовал вас, — сказал Стив рыжей, потому что терять им было нечего, кем бы они друг другу ни приходились, — вы очень красивая.
Женщина покачала головой, поцеловала ладонь и положила ему на грудь:
— Какой хороший мальчик.
Почему на грудь, а не на голову? Она же ведь должна быть его выше?..
Человек в плаще пошатнулся, но устоял и даже не выпустил оружия. Замахнулся было, но фиолетовый гигант перехватил топор за длинную рукоятку.
— Ни одной жизни, — прохрипел человек, тоже вцепившись в топор и изо всех сил упираясь ногами в землю, — ни одной жизни больше ты не заберёшь, ты, жалкое отродье бездны!
— Ни одной жизни сверх необходимого, — проговорил гигант, — но вы мешаете мне. Время уходит, и спокойствие моё рассеивается как туман на восходе солнца.
— Подумаешь, какой поэт, — фыркнуло в ушах, — не давайте ему умучить Тора, Тор наш приоритет номер один.
А фиолетовый отбросил со своего пути — сперва жалобно звякнувший топор, а потом и человека.
— Так, — сказал Клинт, — задача резво меняется: продержаться, пока Тор сбегает за секирой, туда и обратно. Нет, нет, Тор, не бросайся Таносу вслед, ты хочешь отомстить или погибнуть? О, господи ты боже, Тор, просто найди свою секиру, хорошо? Да, да, конечно, Гром-секиру, просто отыщи. Ох чёрт…
— Начну с самого надоедливого, — объявил фиолетовый, взвешенно хохотнул, будто это была бог весть какая шутка, и зашагал к махине, у входа в которую всё ещё сидел мальчишка. — Хочешь сделать хорошо — сделай собственными руками.
— Ну же, ребятки, — занервничал голос в ушах, — ваш выход, или я в вас разочаруюсь.
Стив не любил, чтоб в нём разочаровывались, но в каком-то оцепенении наблюдал, как гигант шествует к махине — и как мальчишка, тоже замерев,
вжимается в металл, тщетно стреляет белыми нитями. А потом Стив увидел кое-что ещё.
Точней, кое-кого.
Баки — но лет на десять старше, чем Стив помнил. Баки — но с металлической рукой. Баки, который медленно подкрадывался к фиолетовому со спины — чтобы что, господи помилуй?
Тот Баки, которого Стив помнил, определённо нравился ему намного больше. Он никогда не ввязывался ни во что один, вот так вот, не предупредив. Ну и что, что только что его тут не было, а сейчас — есть. Всё равно нужно было рассказать.
И Стив побежал вперёд. Он и вправду как будто где-то научился драться, будто было достаточно одного удара, чтоб тело начало действовать само — и вот уже они с Баки бросались на фиолетового с двух сторон, как волки на лося, и пока один переводил дыхание, второй бил, уворачивался и опять бил, и мальчишка скользнул куда-то вбок, и нырнул за спину гиганту, и всё стремился своей паутиной попасть ему в глаза или рот.
— Здорово, Стиви, — фыркнул Баки во время одной из своих передышек и покосился как-то странно, будто проверяя, и Стив ответил, задыхаясь:
— Ага, здорово, Бак. А где ты научился вот так драться? А я где?..
— Всё-то тебе расскажи, — стоп, Баки что, боксирует с фиолетовым?
К ним вроде бы спешили и рыжеволосая, и женщина с голубой кожей, и даже енот, но то ли время потекло иначе, то ли они всё-таки были во сне, потому что приближались они отчаянно медленно, а Стиву с Баки не хватало времени, а Стиву — ещё и дыхания, будет смешно свалиться с приступом и так закончить… Стив едва не начал хватать воздух ртом, и это было бы началом конца, когда с неба вдруг раздалось раздражённое:
— Кончай парные танцы, Белоснежка! Просто сдёргивайте перчатку и отваливайте!
Перчатка — это хорошо, это понятно; Стив и так пару раз пытался её сдёрнуть, но если есть приказ... Но почему же Баки — Белоснежка? Неведомый Клинт отчаянно что-то объяснял, потом велел и снова объяснял, но Стив почти не слышал — в ушах шумело.

---

Собираюсь заполнять анкету в Шередарь, и осознала внезапно, что у меня офигенно на смене работал шередаревский TR. Терапевтическая рекреация, она самая, вызовы, открытия, достижения важные и маленькие, вот это все. И это огонь, потому что в школе мне эту линию проводить удается очень мало, а тут внезапно вся смена про это. Вау.

---

Итоги лета.
Оно дико продуктивное.

Июнь.
Дети сдают свои экзамены, а я улетаю в Абхазию. Мой первый самостоятельный отдых так далеко, первый полет на самолете. Когда мама ушла, а я пошла на посадку, у меня сердце колотилось как сумасшедшее, я была готова, что улечу не туда, умру в воздухе, а в Сочи меня схватят в рабство, но нет. В Сочи меня встретила Леля, а потом мы на такси доехали до дома в Гагре, и дальше были две недели солнца и моря, прогулки про гребеням, вкусная еда. В один из дней я умудрилась отравиться и лежала с температурой 39, размышляя, что надо было до поездки погуглить, как дела в Абхазии со Скорой помощью. Но все обошлось. Очень много впечатлений, очень хочу обратно. До этого была на море шесть лет назад.

Июль.
Ремонт в квартире, Шекспировка, повседневность, ничего сильно яркого. Прошла сыгровка к Близнецам, да. Июль был типичным летом-в-Москве. В июле я начала осваивать гитару. Началось все с того, что мы с Ирой выпили винишка и решили срочно научиться играть Цоя, а потом меня вставило, и весь июль я постепенно обретала этот навык. Купила новую гитару. И все еще обретаю.

Август.
Ланат. Три недели лагеря, напряг 24/7, и это очень круто.
Больше всего меня в работе с детьми пугала необходимость ставить танцы. Я еще надеялась, что в отряде окажется ребенок-танцор, но нет, поэтому большинство танцев ставила или я, или мы с напарницей. Поставить танец - это придумать классные движения, которые смогут выучить дети 9-12 лет за три репетиции, и для меня это был тот еще челлендж, но когда после Стартина наш танец ситхов назвали лучшим, я просто орала чаечкой. У нас был выход на 30 секунд, где маленькая властелинша тьмы раскидывала двигающихся в зомби-стиле людей по залу, и они оказывались под черной тканью, а потом танец почти на 2 минуты, где половина - это медитация Йоды с его учениками, а вторая половина - бунт учеников, когда часть из них внезапно переходит на темную сторону и начинает подчинять другую часть. Отдельно меня дико радовало, что детям зашел сам концепт марионеток, когда твоими движениями управляет другой, и они офигенно это делали. Не очень синхронно, но это бывает х))
А на последней визитке мы замахнулись на парный танец, и наши пять пар были шикарны от и до. И гораздо синхроннее, чем товарищи ситхи неделю назад.
В середине смены я очень устала и думала, что умру к концу, а в конце внезапно нашла тонны энергии и приехала домой с желанием выспаться, но с шилом в жопе, с зарядом, вот это все. Такие авральные смены (передохнуть иногда реально некогда) дают много веры в себя, потому что если ты пережил это на высоком уровне продуктивности, ты и конец света переживешь.

Отдых, безделье, работа - идеальное, по-моему, сочетание для лета.

---

Мне сейчас всему миру хочется рассказывать, какие классные были у меня дети, и я не могу не. Последние дни меня ужасно тронули. Тут не про всех, но эти перевернули мне всю душу.

Слышим как-то раз грохот, бежим - там Саша бьет Артема и толкает к стене. Разнимаем, разводим, Саша падает на пол, рыдая, Артем в ахуе, мы тоже в ахуе. С титаническим спокойствием говорю Саше пойти умыться, с третьего раза слышит и идет. "Что с ним?" - таращатся его соседи по комнате. "Так бывает, что человеку просто нужно время, чтоб пережить эмоции, ничего страшного". Саша все равно потом еще какое-то время пытается рыдать, но уже может рассказывать. Ему показалось, что Артем его толкнул, и он решил толкнуть Артема, а потом как-то завертелось. Ок, напарница, Ира, допрашивает Артема, иду туда: Артем считает, что Сашу не толкал, а это его толкнули. Артем спокоен и немного в шоке. Сводим парней, чтоб поговорить всем вместе, слушаем версии обоих, задаем вопросы, все просто охренительно спокойно и открыто. Что подумал ты, что сказал ты, что сделал он, как ты думаешь, почему, как ты думаешь, что еще можно было сделать. Саша говорит, что Артем его давно бесит, и это просто накопилось, и Артем неплохой, но бесит, вот бесит и все. Говорю, что они просто разные, так бывает, люди так живут, тоже ничего страшного, просто нужно привыкнуть. И вот вроде все урегулировано, предлагаю Артему пойти в комнату и отдохнуть, он встает и сначала подходит к Саше - пожать руку и обнять. И у меня просто сердце скачет.

Приходит ко мне вожатый 5 острова, приводит двух моих пацанов: "У вас тут драка". Опять Артем, но теперь с Тимофеем. Они вообще-то неплохо дружат, но вот Тимофей орет, что Артем идиот и видеть он его больше не хочет на расстоянии ближе, чем в пять метров. Два мрачных лица, всклокоченные после футбола. У нас два дня до конца смены, мы бегаем с репетициями, у меня даже нет времени сейчас с ними говорить. "Остыньте полчаса, потом обсудим". Я уже успеваю продумать стопицот способов найти время для разговора, но через полчаса, когда мы репаем какую-то очередную сцену, вижу краем глаза, что Тимофей сам подошел к Артему с обнимашками. Потом на свечке он еще раз извиняется.
Вообще эти пацаны так мило и много обнимаются, что сил умиляться уже не хватает к концу смены.)

Саша из предыдущих историй и Тимофей в середине смены боролись за лидерство. Дня не проходило, чтоб не было срача на тему "почему Саша, а не я!!". Иногда влезал Артем на сторону Тимофея и тоже подогревал. Период смены ролей, как по расписанию. Мне все кажется, что мы что-то делали не так, потому что мы эти склоки пресекали тупо по принципу "пресечь, не разбираясь", и мозги промывали только Артему, который ныл, не переставая, на каждую несправедливость (как он ее видел), и это уже до детского сада доходило. Но в итоге период прошел, лидерство выиграл Саша, его признали. Потому что лидер не тот, кто возмущается, а тот, кто продолжает делать, что делал, и помогать всем и всегда.

Но вот у нас Стартин, тот же период ололо, и в какой-то момент Тимофей и девочка Саша борятся за то, чтоб быть капитаном команды на Стартине. В итоге им становится Саша. Я в этот день замоталась от их истерик и тупо сказала, что раз они так орут и не могут даже выслушать информацию, не поругавшись триста раз, дальше со Стартином они разбираются сами и решают все сами. И игнорила их почти все мероприятие по части организации. Поэтому капитаном стала Саша: она просто первая вышла на сцену.
Но. Когда мы шли назад со Стартина, ко мне подошел Тимофей и сказал, что Саша была офигенным капитаном. "Я сначала хотел еще покапризничать, что это Саша капитан, а не я, но потом она так круто выступила, что я не стал".

Комната девочек. Есть активистка Оля, ей 9, она включается во все, она доброжелательна и солнышко. Ее начинают травить девки. "Я со всеми поссорилась", - говорит она. И в тот же день, когда была та первая драка Артема с Сашей, происходит и разговор с девочками. На полтора часа. Долгий и сложный. Если пацаны помирились за десять минут, то девочки - это накручивание и рассасывание ситуации со всех сторон, но тут реально спасает активное слушание, правила разговора, которые озвучиваешь сразу, и называние вещей своими именами. "То, что сейчас происходит - это травля". И все. Главным, кажется, было именно это: честно озвучить. Разговор в итоге удалось вывести в хорошее русло, и в конце, когда Олю мы признали лучшей в отряде и дали ей звание Выдающегося Атланта, с этим не спорил никто. Ни девочки, ни мальчики. И после того разговора вообще стало резко лучше.

С награждением Атлантов вообще было сложно. Атланты - это четыре лучших. И из четырех один самый лучший. Им дают особые грамоты и подарки, они оставляют отпечатки ладошек на скрижалях лагеря - это такие куски ватмана, где отпечатки всех лучших детей со всех смен. Крутая почетная штука, короче.
И многие ждали, что их выберут. У нас без сомнений была в числе лучших Оля. Без сомнений были Саша и Саша, мальчик и девочка. А дальше было сложно. Дальше вровень шло человека четыре, и мы долго не могли выбрать. Я успела возненавидеть вообще эту систему награждения.
И на следующий день был треш.
Мальчик Максим очень хотел стать Атлантом, но не стал. Он прорыдал два часа, всех от себя отталкивая, закатил скандал в зале, смял все свои грамоты и выкинул. Его старшая сестра получила Атланта, а он нет, и это его добило.
Девочка Катя, активистка-скандалистка, тоже хотела Атланта и тоже ревела потом, но не так активно, и от Кати я этого вполне ожидала, там амбиции до небес, а реальность им не всегда соответствует.
Тимофей с Артемом тоже очень хотели, и их тоже порядком вынесло. Но если Артем более-менее быстро принял невозмутимый вид, то Тимофей сидел до конца награждения с красными глазами, а потом, когда мы вышли говорить и настраивать детей на прощальные круги, просто плакал, и мы с Ирой выдали просто тонну каких-то поддерживающих слов всем - и про визитку (мы заняли 2 место с отрывом в десятую долю балла), и про межостровное соревнование (там мы заняли 3 место, отрыв в пару баллов, обидно тупо по факту, что третьи), и про Атлантов, и вот в конце сидят плачущие дети, сидим плачущие мы, и я просто в тот момент не знала, откуда берутся нужные слова. Вот реально - просто говоришь, что думаешь, и такое ощущение, что какой-то автоматический генератор срабатывает.
Потому что, когда мы идем на круги, у нас уже не бомбит так Макса, почти оттаял Артем, не так мается Тимофей, успокоилась Катя.
В кругу подхожу к Кате - сказать спасибо и на ухо рассказать, какая она классная и какой может стать. Подхожу к Артему - сказать ему много всякого о том, какой он в моих глазах, и за что я должна много спасибо ему. Ко мне подходит сам Тимофей, его сама атмосфера кругов снова выносит, и мы с ним оба в слезах, и он говорит, что смена все равно была классная, и даже если он не получил Атланта - ну значит, вот так вышло, и может, так и должно быть, и все равно есть чему радоваться, и что-то еще он говорит, но я слышу через слово, потому что он шепчет очень быстро и эмоционально, а у меня самой от слез уже голова опухла. И в тот момент я их всех просто безумно любила.
Вечером они все никак не могут угомониться. Мало того, что у нас и так отбой задержался на полтора часа и спать мы легли в полпервого ночи, но комнату Тимофея все еще волнует тема Атлантов, прихожу к ним - там опять рассуждения, опять мокрые глаза, но вообще без злости, и это ужасно трогает, и я просто кладу болт на режим, и мы еще полчаса говорим и об Атлантах, и о всяком-разном. "Оля бесспорно лучшая", - говорит Тимофей, и все соглашаются. "Вы выбрали меня, потому что я лучший или потому что мне это нужно?" - спрашивает Саша. Через полчаса приходит Сеня, старший вожатый, и делает страшное лицо: уже час ночи, а мы еще треплемся, и вообще уже началась планерка, какого черта я в корпусе.

Наутро мне ужасно грустно. Это просто лучшее, что может быть в конце смены: если тебе реально жалко уезжать, если ты реально любишь этих детей вот здесь и сейчас. Офигенных, умных, понимающих детей, которые могли не достичь поставленных целей, но научиться все равно чему-то новому, даже если сами пока не всекают, чему.