Вернулась.
Сижу ем арбуз, пишу постики в фейсбук и ВК, выдыхаю. Завтра на работу.
Я обожаю своих детей, и мне дико, дико жаль, что смена кончилась. Местами там был ад, по загруженности, по напрягу, но у меня лучшие дети и лучшая напарница. Вчера я ревела весь вечер, когда мы прощались все вместе. Это маркер того, что все прошло хорошо.

---

Я устала, поэтому пассажи в стиле "да ладно, и с 11-летними детьми можно ставить офигенные сложные танцы, надо только их заинтересовать!" меня сейчас дико выводят.
Потому что в состоянии усталости ты не хочешь анализировать и понимать, ты хочешь, чтоб оно все просто работало.
Чтоб Арсений перестал ныть, что у него болит колено, плечо, спина, легкие, жопа, душа.
Чтоб Артем перестал орать, что его снова кто-то обидел, не понял, не принял, специально подставил.
Чтоб Тимофей не орал "а когда мы пойдем играть в футбол?!" после того, как ты трижды повторил, что у нас осталось две репетиции по полчаса до выступления, а ничо еще не готово.
Чтоб дети в двадцатый раз не спрашивали, когда им раздадут вкусняшки, если всю смену их раздают в одно и то же время.
Чтоб дети не залипали в свои телефоны.
И не орали.
Просто чтоб было СПОКОЙНО.
И не надо было по триста раз повторять одно и то же.

Но ты должен гореть, зажигать, понимать и заинтересовывать.
Вчера у нас был экватор, руководство делало ночную тусу. Идти туда не хотелось тупо потому, что иногда нужно спать, а не тусить, чтоб набраться энергии.
Я очень хочу выспаться и чтоб смена кончилась, но надеюсь, ебаный танцконкурс будет последним, что так жестко потребует репетиций.

---

Короче, я еще в лагере, но зато закончился конкурс на Фанфиксе "Шерлокиада", и я там участвовала и выиграла в номинации. Мой фичок - "Златовласка и три медведя", про юного Шерлока, про Чертоги, такая АУ-шка к 4 сезону. Там все Холмсы, еще юные-молодые, немного расследования и много наркомании. х)

---

Трудно описать уровень заебанности, он далек от максимального, но и от минимального тоже далек.
Я впервые с 9-ого числа открыла дайри и смогла выпить спокойно днем чай с печеньками.
Дети - 18 гиперактивных атомных реакторов.
Сегодня "Минута славы", ПОСЛЕДНЕЕ надолго творческое мероприятие, куда нужно что-то творческое коллективное готовить.
Задаюсь вопросом, как ставят номера те, кто в лагерях стоит на совсем мелких детях. Моим от 9 до 13, и это уже похоже на ад.

Из забавного - они смешные. х)
Есть Катя, которая идеалистка. Она сдирает с экрана настроения значки "было плохо", потому что они, цитата, "портят картину".
Есть Маша, она боится ос и таскает надутые водой резиновые перчатки с собой везде.
Есть мальчик по прозвищу Хомячок, есть мальчик Шакира, есть Брюс, и они милые. Есть Саша, которого все зовут "Саша Сталин", потому что он фанат СССР.

Мы молодцы, взяли первое место за визитку и за уголок отрядный.

В последние два дня высыпаемся чуть больше, чем в первые дни, но тоже такое себе. Вчера поспала днем и чувствовала себя так, словно в рай попала. В райский рай. Надо дождаться выходного и купить молока, потому что с кофе жизнь лучше. Наконец-то, да, можно пить кофе, пока дети на занятиях.

Дети обнимательные и классные, но уровень шума и хаоса постоянно просто пиздец. Дисциплина ничо так, на самом деле. У нас уже вошли в практику приседания и отжимания за косяки, вот с этим возрастом оно прям норм: у них нет еще тупого бунта, им прикольно местами, местами ровно, плюс лишнюю энергию скидывают. х)

Но вообще я ужасно хочу выходной.

---

Время идет, а рецепт от тлена один - иди и бегай.
Ничто так не помогает, как пробежка. Когда ты бежишь в гору и пытаешься не умереть, все остальное настолько перестает волновать, что это магия. х)
А серьезно, давно пора уже записать в мозг себе, что спорт стоит того хотя бы потому, что дает энергию и моральный релакс.
После трех дней употребления разного алкоголя я решила, что хватит, и пошла в ночи побегать. И неожиданно пробежала десятку бодрячком и даже не умираю. Колени только немного прифигели, но терпимо.
Если я смогу в лагере иногда хотя бы вставать пораньше утром и бегать, будет отлично. Но скорее всего, я поставлю сон выше хД

Сегодня ездили поздравить брата и его жену с годовщиной, там адские ласковые собаки, которые тырят все, что плохо лежит. В середине вечера я, допивая вторую бутылку клюквенного пива, спросила, не мою ли сандалию там грызет такса. Оказалось, мою х) За несколько часов, в общем, они стащили одеяло, домашние тапки брата, закрытую пачку ролтона из шкафа и несколько подушек, и я ужасно рада, что это не мои собаки

---

Дивный день и дивный вечер. Отличная компания, гадание по Шекспиру, игры ("картофелечистка" - мой фаворит) и гитара. Я начала день с того, что подметала под завывания про "альма матер, альма матер" и непокоренные вершины, а вечером так в тему Окуджава и вот это все.

Третий день смотрю "13 причин почему", сериал про подростковый суицид. И очень неоднозначное впечатление. Этот момент, когда сюжет бьет по почти-триггерам, но ты такой НЕТ Я ЭТО ДОСМОТРЮ! - и включаешь еще серию. Пока я могу назвать это историей о том, что много мелких камушков вызвали обвал. И о том, что - банально - чужая душа всегда потемки.
Первые две серии меня раздражала ужасно главная героиня. Она вещает то во флешбеках, то с кассет в реальном времени, и вся ее позиция - это "вы виноваты в моей боли и моей смерти", это дикое отторжение вызывало; но если вспоминать снова и снова, что ей шестнадцать и в шестнадцать часто мир должен и все виноваты - ладно, ничего.
Сильнее всего меня все равно выводят из равновесия только сериальные мамы, которые опекают своих 16-17-летних детей так, словно они в дошколку еще ходят и не умеют завязывать шнурки. И вот эти фразы в стиле "ты должен открываться нам, сынок". Любовь и забота с ружьем у виска.
Мне осталось еще три серии.

Четыре дня до отъезда. Я просто скрещиваю пальцы, потому что пока моя напарница кажется мне идеальной, пусть так и останется. Один из главных критериев, что вам будет вместе норм, - что у вас легко идет всякое творческое на "придумать", вы тупо продолжаете идеи друг друга. Это огонь.

---

Крики мастера

"Я и ты" - это какой-то дикий поток эмоций. Вчера я ехала домой после встречи с нашими Полем и Паули, и вот правда, там никакого стекла сильно не добавилось, мы угорали полвстречи, но эмоции от попадания игроками в мое видение этих персонажей потом навалились и погребли.
Наверное, у меня просто никогда еще не было настолько моего сеттинга. "Квартал магов" тоже был ориджевым, но там другая история: первый опыт мастерки и много орг.треша, ощущения спутанные. А тут - каждое попадание как разряд тока. Каждая новая линия - как с горки на санках.
Сначала детей было пять в каждом Корпусе. Потом я расширила сетку до семи, а затем и до десяти детей, и теперь есть те, про кого я уже много знаю, кто уже проявился, стал жить, на кого-то я уже посмотрела на сыгровке, и есть те, про кого я пока ничего почти не знаю. И уже ужасно хочется, чтоб расцвело все, чтобы сплелись все линии, заговорили все голоса.
Вчера родилась еще одна потрясающая линия, я ору с нее как чайка, она настолько красивая и про щи, что слов нет, и при этом не про пиздец. Про жизнь.
Еще один из моих страхов - что кто-то с кем-то не сыграется. Что игроки поругаются. Что не получится нормальной атмосферы из-за вот этого вот всего. И когда все случается наоборот - когда игроки сходятся и все получается, это счастье.
По-моему, была б моя воля, мы бы каждую неделю собирались на сыгровки. Суббота - один корпус, воскресенье - второй.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Пересмотрела 4 сезон Шерлока и упала в эту бездну снова.

Шерлок, Майкрофт, Эвр, дядя Руди.
В биографии Эвр Холмс было много историй, кроме истории о Рыжей Бороде.
Пост-4 сезон. Майкрофт ужесточает режим содержания Эвр в Шерринфорде. Шерлок не согласен.

История о безголовом короле

От кого: Шерлок
Дай мне пропуск в Шерринфорд.

От кого: Майкрофт
Нет.

От кого: Шерлок
Буду там через два часа.

От кого: Майкрофт
Приятно провести время на пункте контроля.

От кого: Шерлок
И какого черта?

От кого: Шерлок
Майкрофт.

От кого: Майкрофт
Не подлежит обсуждению.

***
К удивлению Майкрофта, когда он переступает порог, Эвр поднимается ему навстречу. Белая пижама, темные волосы. Потрескавшиеся губы. Глаза, точно выцветшие под яркими лампами.
Шаг, шаг — синхронно. Эвр смотрит одновременно на него и мимо. Копирует каждое его движение.
И когда они оказываются по разные стороны стекла, она улыбается. Как и Майкрофт.
И в один голос с ним произносит:
— Ты никогда не покинешь Шерринфорд. — И уже без него говорит: — Какое разочарование. А я так хотела сходить в кино. Не сводишь меня в кино, Майкрофт? Шерлок бы сводил.
Прямая спина, свежая рубашка с крепко стоящим воротником, начищенные остроносые ботинки на каблуке, идеально сидящий жилет с перламутровыми пуговицами — против кругов под глазами, мягкой просторной пижамы и домашних туфель. Эвр больше не хозяйка, и Майкрофт, подчеркивая эту перемену, позволяет себе на самую малость больше, чем стоит: выдерживает паузу, сверху-вниз глядя на сестру.
Шерлок от этого взгляда выходил из себя через пару секунд, но Эвр крепче — конечно, конечно, их умница-сестренка, — она только наклоняет голову и чуть отступает, чтобы Майкрофту удобнее было охватить взглядом каждый миллиметр. Всю ее, с головы до ног. Наслаждайся, братик.
А еще она смотрит в ответ. Равнодушно, терпеливо — туда, где ниже и правее подбородка пролегает сонная артерия.
— Сто пять, — говорит она. И спустя несколько секунд: — Сто десять. Уйди, пока я не разочаровалась в тебе окончательно.
— Ты больше не распоряжаешься здесь, Эвр.
— Ты поэтому трясешься, как осиновый лист? Сто пятнадцать, о, и скоро будет сто двадцать. Ты правильно сменил врача, Майкрофт, он плохо следит за твоими нервами.
— Твоя болтовня не изменит того, что я уже сказал.
— Значит, и правда сменил врача. Это было предположение. Восемьдесят против двадцати, что параноидальные мысли заставили тебя даже любимую кружку выкинуть, не говоря уж о домашнем докторе.
Майкрофт медленно, исключительно одолжения ради растянул губы в улыбке. Большего, чем снисходительная гримаса, сестренка не получит, — и, о, она это знает. В этом они с Шерлоком похожи. Почуяв узду, начинают хлестать наотмашь.
— Попрощайся с привычной обстановкой, — посоветовал Майкрофт. Эвр сощурилась. — Через час ты останешься в четырех стенах. В четырех абсолютно голых стенах. Никакой информации, никакой работы на правительство, никаких визитов. — Майкрофт сделал паузу, покачиваясь с носка на пятку. — Музыка, полагаю, тоже будет излишней.
Эвр развернулась и ушла вглубь комнаты. Молча.

***
Что Шерлок явится с часу на час, Майкрофт не сомневался. Предупредил Антею, чтоб братцу не препятствовали, попросил чашку чая и продолжил работать. Неприятные разговоры имели свойство случаться время от времени, и если часть из них он предпочитал делегировать подчиненным или вовсе игнорировать, то другая часть требовала его личного первоочередного внимания.
Это Шерлок, в конце концов. Шерлок, которому не дали то, что он хочет. Разговор в данном случае — возможность отделаться меньшей кровью.
...В третий раз прокрутив назад видеозапись, предоставленную отделом внешней разведки, важную запись, маркер срочности — три из пяти, — в третий раз прокрутив запись, Майкрофт нажал на паузу. Чертов алжирский диалект и чертово качество записи. В последний раз ему требовалось трижды переслушать разговор, чтобы ухватить суть, еще в зеленые годы. Раздраженно дернув узел галстука, Майкрофт взял остывшую чашку.
Покосился на телефон, экраном вверх лежащий рядом, и поймал себя на желании зажечь дисплей и проверить, не пропустил ли он, отвлекшись на алжирский, вибрацию входящего сообщения. Может, разнообразия ради братец все же решил не наводить шум в коридорах правительства, а ограничиться руганью по смс?
— Мистер Холмс, — раздался голос Антеи, и Майкрофт поставил чашку, так и не сделав ни глотка, — прибыл ваш брат. Поднимется через две минуты.

***
Эвр была вторым младенцем, которого на памяти Майкрофта принесли в дом. Второй — это уже не интересно. Мать внесла в прихожую сопящий сверток, отец семенил следом, улыбаясь во все лицо.
— Нельзя, — Майкрофт смотрел на них через коридор, из гостиной, и пытался отнять у брата вешалку, не вызвав неконтролируемый плач. — Нельзя. Есть. Пластмассу.
И размышлял над последствиями. Если от одного младенца столько проблем, то два — это, видимо, аналогичный рост неприятностей?
Когда мать вложила ему в руки увесистый сверток, Майкрофт, как и положено, сделал серьезное лицо и выстоял с минуту, надеясь, что существо в пеленках не надумает проснуться.
— Славная, да? — прошептала мать, и он пожал плечами. Может, девочки другие, и она хотя бы не будет жевать все, до чего сможет дотянуться?

Когда трехлетняя Эвр на глазах у дяди Руди и Майкрофта проводит ножом по животу, задрав ярко-желтую майку в горох, Майкрофт интересуется прямо:
— Это лечится?
Ему одиннадцать, и он уже знает, что показывать это — сестру с кухонным ножом — нужно не матери. Майкрофт не идиот и усваивает опыт: в прошлом году он притащил сестру, искусавшую себе руки в кровь, к матери и заявил впопыхах, что она ненормальная — и это был первый раз, когда мать на него накричала.
И проигнорировала проблему.
Дядя Руди — из тех, кто не кричит и не игнорирует. Он щурится, скрестив руки, спрятанные под рыжеватой бородой уголки губ у него опущены. Эвр не обращает на него внимания. Она разглядывает кровь на лезвии.
— Посмотрим, — спокойно говорит дядя Руди и, не колеблясь, забирает у нее нож. Затем садится на корточки и, не сводя с Эвр глаз, произносит с расстановкой: — Эвр. Ты не будешь больше этого делать. Резать себя нельзя. Это запрещено. Поняла?

Весна восемьдесят третьего. Ее Майкрофт помнит отлично — он тогда вернулся домой после первого семестра в Сент-Освальд. Выросшим на три дюйма и прикипевшим к строгим костюмам с идеальными воротниками — вдали от дома ничто не дает такую уверенность, как футляр из непомерно дорогой ткани, на которой ни складки.
Впереди ждало лето восемьдесят третьего — лето, когда Майкрофт уже догадывался, чем все обернется.
— Прыгай, — услышал он, таща по земле внушительный чемодан и не позволяя себе вдохнуть ртом или хотя бы стереть со лба пот.
Задрал голову: окно второго этажа распахнуто, ветер треплет светлые занавески и хлопает створками по влажным после дождя камням. Шерлок вцепился в стену и смотрит вниз насупленно, Эвр сидит, свесив наружу ноги в красных туфлях на липучке.
— Хочешь по-настоящему — прыгай. Не будь трусом.
Чокнутая. Маленькая. Сука.
— Майкрофт! — дверь распахивается, и навстречу ему кидается мать. Крепкие объятия, шумные поцелуи.
Майкрофт заставляет себя не смотреть вверх. Не. Смотреть.
— Я поставлю чайник. Ты так вырос, боже мой, и так похудел!
Мать слишком занята им, чтобы поднять глаза. Они шагают вверх по лестнице, Майкрофт натянуто улыбается, чемодан бьется о ступени.
— Минуту, мама. Сейчас спущусь.
По лестнице он поднимается неторопливо, не привлекая внимание, как будто все в порядке, мать не должна узнать…
Окно в комнате закрыто. Шерлок в слезах.
— Я хотел полетать понарошку! — кричит он Эвр. Она презрительно кривит губы:
— Ты глупый. Нет никакого "понарошку".

Лето восемьдесят третьего становится испытанием для всех. Как-то вечером, засидевшись на улице с книгой, Майкрофт возвращается в дом — и слышит, как на кухне ругаются мама и дядя Руди.
— Никаких мозгоправов, Рудольф, она маленькая и она моя дочь, я не поступлю так с ней!
— Милочка, если не поступишь так с ней, тебе не понравится, как она поступит с вами.
— Прекрати нести чушь!
— Прекрати быть наседкой. Гормональная эйфория давно прошла, Джун, включи мозги. Эта девочка хоть раз за последние годы подошла к тебе за объятиями или поцелуями, как нормальные дети? Попросила почитать сказку? Ты пила чай с ее плюшевыми медведями, Джун?
Всхлип и хлопок — мать, видимо, швырнула на стол полотенце или фартук. Голос дяди стал ниже, но Майкрофт все равно услышал:
— Не будь дурой. У тебя еще два ребенка, не рискуй ими. Майки не рассказал тебе про игру в Питера Пэна? Про то, как Эвр весело болтала ножками из окна детской?
— Что? — ахнула мать.
Майкрофт вздрогнул. Черт, дядя! Он же просил! На кухне повисает тишина, а затем становится слышен плач. Скрип стула, почти неразличимый теперь низкий голос дяди Руди.
Майкрофт крадется к лестнице. Этого он слышать не хочет.

Под колесами машины шуршит гравий. Дядя Руди курит, стряхивая пепел в окно, левая рука покоится на руле. Металлические запонки на манжетах поблескивают, когда в окна бьет свет фонарей.
Машина новая, пахнет кожей и хорошим табаком.
— Понял, куда мы едем? — глаза за стеклами очков сощуренные. Дядя давно нормально не спал, его выдает десяток мелких признаков, но в первую очередь — тлеющая сигарета.
— Да. — Майкрофт смотрит вперед, на темную дорогу. Окно открыто и с его стороны, он устроил на опущенном стекле локоть и расслабленно откинулся в кресле.
Он шесть часов как сдал вступительные в университет — и сдал, как ему шепнул экзаменатор, “блистательно”. Он имеет право немного отдохнуть.
— Скучал по сестре, Майк? — окурок летит за окно, дядя Руди кладет вторую руку на руль и прибавляет скорость.
Два с половиной года Майкрофт не видел Эвр. Подумав, он честно покачал головой.
— Не могу сказать, что мне близки все эти… Родственные чувства.
Дядя вдруг хмыкнул.
— В нынешних частных школах выращивают отмороженных рыб? Не неси ерунду, Майк. Брату ты писал каждую неделю. Не меньше чем по три страницы.
— Ему нужно было учиться воспринимать сложные тексты.
— В последний раз, когда я его видел, он читал в оригинале Овидия. Развлечения ради, но все же.
Майкрофт пожал плечами, отвернувшись к окну. В конце концов, Шерлок никогда не пытался кого-то убить. Не вскрывал себе живот ножом. Не пытался угостить племянницу соседа “волшебным зельем” из чистящего средства.
Не Шерлок убил ребенка.
— Ты боишься свою сестру, Майк. — Дядя затормозил на светофоре. В стекло ударили красные отсветы. — Не будь кретином и признай это для себя самого. От малышки Эвр даже у многоопытных седых психиатров поджилки трясутся. — Красный сменился зеленым, машина тронулась. — Малышка Эвр сегодня скончается, Майкрофт.
Гравий закончился, они выехали на асфальт. Освещение барахлило, то справа, то слева начинали мигать тусклые высокие фонари.
— Это легенда, — спустя несколько минут спокойно заключил Майкрофт.
— Конечно.
— Куда она отправится?
— В особое учреждение.
Майкрофт кивнул. Он уже тогда представлял, чем “особые” учреждения в представлении обычных людей отличаются от “особых” в понимании таких людей, как дядя.
— Этому, полагаю, есть причина.
— Разумеется. Ты увидишь.

Эвр, изменив привычному равнодушию к физическим контактам, сидит на коленях у дяди. Для своих восьми она мелковата, минувшие два года она словно проигнорировала, как игнорирует все, что ей неинтересно. У нее те же хвостики и тот же прямой взгляд.
Дядя Руди обнимает ее одной рукой. Взгляд его прикован к экрану, демонстрирующему записи с камер наблюдения.
За последний месяц Эвр сбегала трижды.
— Как ты усыпила санитарку? — интересуется дядя.
— Мы играли в чаепитие. Она выпила заколдованный напиток.
— Подсыпала туда свои лекарства? И эта дура не заметила?
— Она отвлеклась, — пожимает плечом Эвр.
— Потом ты положила подушку ей на лицо. Зачем?
Эвр оглядывается, почувствовав взгляд Майкрофта, и отвечает:
— Захотелось.

В Шерринфорде Майкрофт навещал Эвр раз в несколько месяцев. Иногда — один, и тогда Эвр приветствовала его словами “привет, трусливый брат”, иногда — вместе с дядей, и тогда он не удостаивался внимания вовсе и наблюдал, как дядя с Эвр играют в шахматы и Эвр раз за разом разносит его в пух и прах.
— Ой, — говорит однажды Эвр, наклонив набок голову. Множество мелких косичек, розовая пижама. Черный деревянный король, которого Эвр взяла в руку, трескается, и голова его прыгает по доске.
Эвр не сводит глаз с дяди Руди.
— Не надейся, — спокойно говорит он, отодвигает стул, скрипнув ножками, и выходит из комнаты, не оглядываясь.

Через три дня он погиб, и никто не смог бы доказать, что десятилетняя девочка в розовой пижаме имеет к этому отношение. Майкрофт тоже не мог.
Он просто знал.

***
— Сделать чай для вашего брата?
— Благодарю, Антея. Это не понадобится.
По крайней мере, в первые пятнадцать минут, пока разговор не перейдет от стадии эмоциональной атаки к стадии конструктивного диалога.
Антея, кивнув, ушла, аккуратно прикрыв дверь, и Майкрофт успел сделать ровно один глоток из холодной чашки и поставить ее на место, прежде чем Шерлок дернул ручку двери, широким шагом прошел в кабинет и с ходу упал в кресло.
— Предлагаю уложиться в десять минут, Майкрофт. Ну? — он махнул рукой, словно Майкрофту по этому жесту полагалось начать запланированное выступление.
Майкрофт откинулся на спинку кресла, устроив локти на подлокотниках. Шерлок кинул на него взгляд, выждал несколько секунд и закатил глаза.
— Ну же, Майкрофт. Ты не можешь сейчас испытывать сложности с эмоциональными откровениями и прочей ерундой, мы вместе прошли через ситуацию высочайшего психического напряжения всего трое суток назад, ты не так быстро замораживаешься, так что начинай.
Майкрофт вежливо улыбнулся. Эмоциональная атака, как он и ожидал. Оставалось процентов пятнадцать вероятности, что Шерлок выберет другую стратегию — от шантажа до делового сотрудничества, — но брат прав: всего трое суток минуло, Шерлок и сам не переварил произошедшее. Его склонность неуемно эмоционировать и гарантировала восемьдесят пять процентов.
— Но ты будешь притворяться, что ты держишь все под контролем и ни в каких откровениях не нуждаешься. — Шерлок на секунду коснулся пальцами лба и раздраженно выдохнул. — И если я скажу, что тебя до чертиков напугала наша сестренка, поэтому ты решил упрятать ее поглубже, и на этот раз надежно, ты…
— Скажу, что ты полностью прав, братец мой.
Шерлок вздернул бровь и выдал в ответ всего одно слово:
— Нерационально.
— Напротив.
— Насколько ты ужесточил режим?
— Это не имеет значения.
— Насколько, Майкрофт?
К качественной звукоизоляции помещения добавлялась и хорошая акустика, и Майкрофт поморщился, когда голос брата громыхнул не хуже колокола. Помедлив, Майкрофт все-таки признался:
— Ей запрещены любые контакты. Закрыт доступ к любого рода информации. Отнято право пользования предметами роскоши.
Шерлок фыркнул и вскочил.
— Полная депривация! — широким шагом он прошелся по кабинету, запустив руку в волосы, и резко обернулся. — Майкрофт, это месть, а не необходимость.
— Вовсе нет.
— Ты руководствуешься чувствами, — два шага — и Шерлок смотрит на него в упор. — Это месть, брат мой. Эвр в ее маленькой игре лишила тебя главного — контроля над ситуацией, и этого ты ей не простишь. Теперь просто контролировать Эвр тебе недостаточно. Ты хочешь выдавать ей разрешение на каждый отдельно взятый вдох, Майкрофт, тогда твое душевное равновесие будет восстановлено.
— Шерлок… — Майкрофт устало покачал головой. От мельтешения человеческой фигуры перед глазами начинало зудеть в висках. — Ты просто не понимаешь, с чем мы имеем дело. Ты видел Эвр лишь однажды. Признаюсь, — он криво улыбнулся, но Шерлок не стал от этого менее хмур и зол, — это был самый эффектный ее выход, но сравни опыт единичного взаимодействия с опытом, равным годам. Десяткам лет, Шерлок, если быть точнее. Эвр — не маленькая несчастная девочка, которой ты ее видишь.
— Я знаю, — отмахнулся Шерлок, но Майкрофт поднял руку — подожди. И на мгновение коснулся пальцами век, вдруг отяжелевших. За минувшие трое суток он спал едва ли часов семь, но усталость, конечно, должна была навалиться именно сейчас.
— Антея, — он нажал на кнопку вызова, — сделай нам кофе. Сладкий, пожалуйста.
Шерлок коротко вздохнул, выражая, очевидно, смирение с тем, что разговор затянется, дернул кресло за спинку, подтащив со скрежетом колес, и снова уселся. Минуту они провели в тишине — пока Антея не вошла с подносом и не оставила на столе две горячие чашки и вазочку с шоколадным печеньем.
Шерлок проводил ее задумчивым взглядом, затем цапнул печенье.
— Ладно, Майкрофт, — взмахнул им в воздухе и откусил половину. — Все равно я собирался выяснить, что именно я пропустил в жизни Эвр, так что… Расскажи мне о нашей сестренке, брат. О чудовище, которому показана одиночная камера.
Майкрофт медленно взялся за ручку чашки.
— Что ж. Историю о Рыжей Бороде ты уже знаешь… Расскажу другую. Про безголового короля.

@темы: шерлок, пишется тут всякое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Короче, я дочитала ее и сижу в слезах.
Весь треш остается в середине, конец - сведение всех историй воедино, итог, вскрытие карт.
Когда читаю книги про хорошие крепкие семьи, мне почему-то всегда кажется, что все у них кончится хорошо, а оно кончается, ну, по-разному. История про единение, жертву, выживание, про любовь в ситуации полного пиздеца; конец у каждого свой. В разных уголках мира. Смешно, что трое из четверых, которые умерли, выбрали это сами. И не потому что сдались.
Для меня меня никакие сюжеты не могут быть пронзительнее и важнее, чем вот такие, простые, страшные и реальные.
_____________________________________________________________________________
Читаю книжку "Два брата" Бена Элтона, и она такая классная, что хочу покидать цитат.
Это про Германию 20-60х годов, история одной еврейской семьи. В семье два мальчика растут как братья-близнецы, хотя один из них приемный и чистокровный немец. Год за годом становится хуже, зарождается и поднимает голову идея "во всем виноваты евреи". Первые беспорядки, первые акции против. Люди, которые пытаются бороться.
Я пока еще читаю, но на половине могу сказать, что меня оно захватило.


"Отто мгновенно поддержал брата, ибо малыши уже смекнули, что на пару легче создать идеальный бедлам.
— Видишь, что ты наделал! — укорила Фрида.
— Я наделал? — возмутился Вольфганг. — Малыш рыдает, потому что мамочка его нацелилась в стриптизерши.
— В модели, Вольф!
— В обнаженные модели, Фрида!" (с)

"— Почему твои дед с бабкой сами не могут сделать свои блядские покупки? — спросил Вольфганг сына.
— Блядские, — повторил Отто. — Блядские покупки. Блядские. Блядские. Блядские".(с)

"— Я лишь прошу тебя следить за выражениями. Эдельтрауд рассказала, что пару дней назад в Фолькспарке старичок потрепал Отто по голове и наш мальчуган послал его на хер.
— Молодец! Нефиг ерошить чужие волосы. В южных кварталах Чикаго за такое убивают" (с)

"Вольфганг отставил кофе, взял ручку и вымучил фразу:
Учитель музыки набирает учеников. Специализация — пианино и все прочие инструменты.
Ну вот. Начало положено. Сочинил. Вольфганг отложил ручку.
— Поджарить еще тостов? — спросил он Фриду.
— Вольф! Ты же только начал!
— Ладно, ладно.
Вольфганг перечитал фразу и показал листок Фриде:
— Ну как?
— По-моему, нельзя говорить «специализация — все инструменты». В смысле, специализируются на чем-то одном, верно? Даже если ты универсал.
— Ну вот! Говорил же, не получится.
— Вольф! Ты не старался.
— Потому что душа не лежит. Напиши, а?
— Я штопаю" (с)

"Что уж говорить о чужих детях, если своих-то за уши тащишь к инструменту! Приличную музыку сыновья даже слушали только из-под палки. Крепло подозрение, что уродились два филистера. Из джаза им нравился один регтайм, хотя к семи годам музыкальный вкус уже должен развиться.
— Может, они оба приемыши? — драматическим шепотом спрашивал Вольфганг" (с)

"— Гы! — сказал Отто, окруженный погибшими солдатиками.
— Что ты как маленький… — оторвавшись от книжки, упрекнул его Пауль и чуть слышно закончил: — говнюк" (с)

"— Извольте объясниться! — прогремел седоусый учитель. Жесткий воротничок, сюртук, трость — вылитый старый профессор.
— Какие-то хулиганы баловались, — пролепетал Пауль.
— Это мы баловались, — одновременно сообщил Отто.
— Мы за ними погнались и отобрали кубок, — доложил Пауль.
— Это мы его разбили, мы, — известил Отто.
Братья переглянулись.
— Ты дурак, — сказал Пауль" (с)

"Вскоре Пауль, слегка оглушенный финальным ударом, сумел сесть и отер расквашенные губы.
— Дагмар Фишер моя, — тихо сказал он. — Убери от нее свои поганые лапы.
— Что? — вскинулся Отто. — Я же тебя уделал! Я ее выиграл! Ты убери свои лапы!
— С девчонками это не проходит, — буркнул Пауль. — Дракой их не завоюешь.
— А какого фига мы дрались? — Отто протянул руку и помог брату встать". (с)

"— А теперь из-за кучки трусливых засранцев и дряхлого пиздюка Гинденбурга он получил шанс. Блядство! Натуральное блядство!
Мальчики подняли головы — во взглядах читалось веселое изумление.
— Вольф! За столом! — Фрида грохнула стаканом с водой, утаивая страх. — При детях…
Вольфганг пробурчал извинение и, кусая губы, стиснул в руке очередной стаканчик шнапса.
— Ничего, мам, — с полным ртом проговорил Отто. — Я тоже считаю, что Гинденбург пиздюк" (с)

---

Глава 11, мы дожили

Это была самая тяжелая глава из всех, кажется, зато дальше - спойлер - нас ждет самый экшн и встреча на Вормире. Конец не за горами.

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p215901464.htm">продолжает "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: в процессе
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава, 7 глава, 8 глава, 9 глава, 10 глава

11 ГЛАВА

— Спасибо, — переминаясь с ноги на ногу, сказал Брюс, растерянно разглядывая добросовестно скрученный Клинтом из всякой всячины гамбургер, — что присмотрел. Я, эм, не мог предугадать, что Халк решит ещё и погрустить. Вместо крушения-то.
Брюс только что обнаружил себя на полу рубки с внушительным гамбургером в руке и, как выяснилось, вполне запомнил плачущего Халка. И даже их футбол и тот запомнил.
Стив даже сейчас, с гудящей головой и какой-то особенной усталостью, будто его самого колотили, как мешок с песком, прекрасно понимал подтекст — если когда-нибудь Брюс и ревновал Наташу к Клинту, то никак не давал этого понять. Халк же, со своими непосредственными реакциями, сделал их с Наташей историю ещё более странной, чем она была до этого.
— Халк хорошо играет в мяч, — сказал Стив вместо этого всего. Превращение Халка в доктора Беннера его не тронуло: его, в отличие от остальных, устраивал и Халк. — Возможно, нам стоит чаще разминаться. После миссий.
Никто не говорил о том, что нынешняя миссия имела все шансы оказаться последней.
— Да, да, — сказал Брюс, всё ещё глядя в пол, и если было бы, что комкать в руках — он бы комкал. — По правде сказать, мне ужасно неудобно. Я привык, что вы помогаете сдерживать монстра, но успокаивать ребёнка — это как-то…
— Ну, Халк два года жил на Сакааре, — напомнил Стив, — если верить рассказу Тора. И твоему. Конечно, ему хочется теперь побыть на воле.
Брюс вымученно улыбнулся — он, кажется, предпочел бы не слышать рядом «Халк» и «на воле».
— Ну-ну, — рассеянно отозвался Тони, который как раз вошёл в рубку, вертя в руках «Рэдвинга», — только представьте, что будет, когда малыш Халк вступит в переходный возраст. С возвращением, док.
Стив посмотрел на него довольно-таки недобро, Старк взгляд проигнорировал — ему, видно, важно было просто не смолчать, проходя мимо Стива. Но видит бог, уж не Старку бы вспоминать про переходный возраст.
Мэй Паркер успела неплохо потрепать Стива на тему, каким же засранцем надо быть, чтобы драться с подростками, и Стиву ничего не стоило бы, в конце концов, указать бедной женщине на настоящего виновника. Допустим, по голосу и по размерам этого парня с паутиной они могли бы тогда догадаться, что он не так уж опытен, совсем не опытен, но одно дело — не знать и не понять вовремя, а другое — сознательно тащить в драку подростка, а этим согрешил всяко не Стив Роджерс... Но стоило Стиву начать вспоминать тот день в аэропорту, как все размывалось, и он уже не был уверен, что не обманет Мэй Паркер первым же словом. Он даже не помнил, зачем дрался. Паренька — помнил. Помнил, как Тони предложил сдаться по-хорошему. Как он сам выдернул Клинта с пенсии. Как ему очень нужно было куда-то попасть, потому что?.. Была какая-то важная миссия, о которой Тони не знал, или хуже — в которую не верил, и вот поэтому они со Стивом и поссорились, и это не была просто размолвка, как Стиву казалось раньше, это был настоящий раскол...
В общем, когда Мэй сказала, что ей нужно вздремнуть, и удалилась в местную каюту, Стив выдохнул с облегчением.
Брюс нервно рассмеялся.
— Что ж, Халк-подросток... Придется нелегко. Наверное, мне стоит прочесть пару книг для родителей. Что-то про десять советов, как справиться с трудным ребенком, знаете...
Старк хмыкнул и, так и не удостоив Стива взглядом, удалился в дальний угол рубки, где уже обзавелся креслом, столиком и грудой конструкторских примочек.
Стив спустя полминуты поймал себя на том, что смотрит Старку в спину и ведет с ним мысленно какой-то, боже, диалог, встряхнулся и огляделся.

В рубке царило спокойствие — никто, то есть, пока не сходил с ума в открытую. Тор минут пятнадцать назад закрыл глаза, объявив, что пытается обратиться к Одину, и с тех пор не шелохнулся; Небула сердито объясняла что-то еноту, что-то вроде «да нет здесь твоего тощего пенька», звучало непонятно, но, кажется, безопасно; Роуди ощупывал собственную спину, и выражение лица у него становилось всё беспомощней. Не так-то и плохо, никто не говорил с неизвестно кем, не нападал на друзей и не забыл пока что, какова их цель. Труднее всего приходилось Наташе, но ее недавно перехватил на кухне Клинт, и они пока не возвращались.
Словом, раз уж выдалось затишье, Стив хотел использовать его с толком. Не потренироваться даже, он уже во сне видел эти груши в Башне Старка, и все эти парные бои с Наташей, с Небулой, в каких угодно комбинациях — он считывал их жесты, а они — его. Даже хорошо, что Клинт в этот раз не появится на поле боя, потому что за это время Стив привык в драке обходиться без него; Тор был сильнее Стива, но Стив был быстрее; Тор-с-секирой мог одолеть Наташу, Небулу и Стива примерно два раза из трёх. Иногда к боям подключался и Ракета, который атаковал с воздуха и этим напоминал Старка — только этим. Сам Тони в их тренировках не участвовал по многим причинам, и Стив даже не считал, что это плохо — всё равно Тони всегда действовал в одиночку, обособляясь хотя бы потому, что мог летать, и в этой битве у него, наверное, тоже будет своя роль, а Роуди, если что, прикроет спину...
Так вот, повлиять на будущий бой они пока всё равно никак не могли, подготовиться лучше, чем были готовы — тоже.
Стив поднялся и, кивнув Брюсу, подошел к Старку.

— Изыди, — сказал Старк, не оборачиваясь, — изыди, Роджерс, я пытаюсь думать.
Лицо у Старка было рассеянно-увлечённое, такое лицо, как будто если бы корабль начал разваливаться прямо сейчас, Тони ответил бы «да-да, минуточку», и продолжал бы свои изыскания как ни в чём не бывало.
— Попробую синхронизировать его с Пятницей, — поделился Тони, поняв, видимо, что Стив просто так не уйдёт. — Хочешь — составь мне компанию. Желательно молча.
— Старк, — сказал Стив коротко, как будто щит метнул. — Я не скажу Мэй Паркер про драку в аэропорту большего, чем уже сказал ты сам, если ты расскажешь, из-за чего мы подрались. И каким образом я подружился с Зимним. Это сделка.
— Гос-споди, — протянул Тони, покачав головой, — не прошло и ещё одних ста лет, как наша общая совесть освоила понятия шантажа. Ну надо же.
— Я понимаю, что ты бесишься, когда мы… когда я упоминаю, — продолжил Стив, сдерживая непрошенную, опять неведомо откуда хлынувшую злость, — но я даже не знаю, почему. Я даже извиниться не могу. Нельзя просить прощения, не зная, что совершил.
— А ты уже просил, — сказал Тони невозмутимо, по-прежнему глядя только на дрона, тихонько отвинчивая от крыла какую-то вытянутую изогнутую штуковину. Когда та не поддалась, пробормотал:
— Надо проконсультироваться с Ракетой…
Стив глубоко вдохнул. Драться — не метод, господи, он же не Халк. Даже Халк научился договариваться.
Роуди охнул, осел на пол, но к нему тут же повернулся Тор, прервав беседу с отцом, и покачал головой:
— Друг наш сны наяву видит, не более того.
— Какие сны? — поинтересовался Тони сквозь зажатую в зубах отвёртку. — Роджерс, отвали. Хочешь моего прощения — не дам, и не проси.
— Ну тогда расскажи мне, в чём я виноват. Хотя бы это ты можешь мне дать?
Вообще-то Стив сперва даже пошёл к Наташе — еще когда Халк был Халком и на корабле царил хаос, но она назвала его десятком русских имён, а потом попыталась взять в захват, так что, наверное, момент был не лучший. Клинт сперва делал гамбургер Халку, потом усмирял Наташу, и к нему обращаться было тоже совестно. Оставались Тони с Роуди, но Роуди тоже хватало своих задач. Итак — Тони Старк с отверткой во рту или никто.
— Посмотри у себя в вещах, — посоветовал Тони, не отрываясь от работы, — где-нибудь там наверняка должно быть фото.
Стив посмотрел. Фото и прям нашлось — чёрно-белое, явно сороковых годов, и с него смеющимися глазами на Стива смотрел незнакомый человек. На первый взгляд он казался довольно храбрым, и, может быть, честным, хотя и странно всё это определять по фото.
— Ага, — сказал Тони, с явным усилием вращая отвёртку против часовой стрелки, — так я и думал. Так вот, Роджерс, вот там на фото — Баки Барнс, твой лучший друг детства и единственный, кто у тебя остался в нашем времени. Ты-то считал его погибшим, а он оп! — и выжил. Правда, ему промыли мозги в Гидре, так что другая его личность не очень-то милая, ну, знаешь, убивает по приказу, не останавливается ни перед чем, прямо как ты. Только приказы ему отдавали те ещё типы. А потому мои родители не погибли в автокатастрофе, как я всю жизнь думал, а убиты как раз-таки твоим дружком, и когда я спросил, знал ли ты это, что ты сказал? Ты сказал — да, Тони, конечно же знал, но разве это стоило того, чтобы тебе сообщать, такая мелочь? — отвёртка у Тони в руке, кажется, хрустнула. Стальная часть застряла в дроне, а почти что раскрошенная в щепки деревянная ручка осталась у Тони в руке.
— Вот, — сказал он, поглядев на ручку и не глядя отшвырнув, — вот говорил же — не лезь под руку, так нет. Ах да, ещё из-за того, что ты хотел оставить Барнса на свободе, Клинт, Ванда и Сэм попали в тюрьму. И ещё кто-то там, забыл как звать. Ну, про то, что репутацию Мстителей ты подорвал довольно основательно, я даже говорить не буду, это же ерунда, правда? А ещё ты избил меня щитом. А теперь, как будто всего было недостаточно, из всех возможных миссий, фактов, слухов ты забываешь, мать твою, именно это! Вы с Зимним были лучшими друзьями, ты звал его нормальным именем, ты за него убил бы!
Хрустнуло, зазвенело ещё что-то, веером разлетелись осколки деталей, и когда Стив открыл глаза, Тони сжимал в руке стальную часть отвёртки и сам, похоже, не знал, что с ней делать.
— Не след вещам страдать из-за хозяев, — прогудел Тор, глядя на остатки несчастного дрона. Сам Стив глядел на фотографию — и не помнил. А потом поднял взгляд — и встретился глазами с Тони. Он хотел смотреть долго, выдержать, не опускать глаза первым по крайней мере, но вдруг закашлялся и сбился. И ещё раз закашлялся — это какая-то пыль от дрона, что ли?
Чем сильней он пытался вдохнуть нормально, тем вдохновеннее кашлял — надсаживался, как в те времена, когда уверен был, что ему не дожить до двадцати. Интересно, если Зимний Солдат и этот Баки Барнс — одно и то же лицо, и если, Тони говорит, они дружили в детстве — он видел, как Стив задыхался? Может, держал за руку, или травил анекдоты, или ещё что-то такое? Потому что Стив знал, что будет дальше — вот-вот он захочет выдохнуть — и не сможет толком, а потом и со вдохами возникнет проблема, и всё, что останется — лежать, прикрыв глаза, дышать поверхностно, вразрез всем правилам бега и боя, расходовать как можно меньше воздуха. Выживал же он как-то в детстве, да в конце концов, дожил он как-то с этим до своих лет, хотя все говорили, двадцать — максимум…
Стив снова закашлялся, зажмурился, снаружи Старк спрашивал «Ты рехнулся, что ли?», но Стив не мог говорить, только кашлял, мотал головой, задыхался и хватал воздух ртом, как будто тонул. Не надо глубоко дышать, так только хуже! Не надо вот этих рваных глотков, надо терпеть, почему же он разучился, астма ведь всегда…
— Да ты, я смотрю, мастер уходить от неприятных разговоров, — говорил Старк, но слышно было, что волнуется. — Роджерс, ты хренов капитан, прекращай задыхаться, не положено!
Когда это ему было не положено. Он наконец наладил ритм дыхания, приоткрыл рот, открыл глаза. Жалко было расходовать силы на слова, от недостатка кислорода в глазах всё плыло, но он всё же сказал:
— Я почти в порядке, надо только немного подождать, спасибо, Тони.
«Упрямый как чёрт» — говорил кто-то когда-то, не мама и не Старк, и это в те времена, когда за слово «чёрт» школьный учитель мог и отлупить. Упрямый мелкий чёрт. Упрям, зараза.
Да, думал Стив, ещё какой упрямый. Дышать ровнее.
— Расскажите мне что-нибудь, — попросил даже не зная кого, — всё равно что. Если не трудно. Отвлекает.
— Ингалятор тебя отвлечёт, когда Брюс его наконец отыщет, — ответил Старк, как будто огрызнулся. — Господи, Кэп, ты избавился от долбаной астмы семьдесят с лишним лет назад, отец рассказывал мне это сотню раз!
— Кто. Лучше. Знает, — выдохнул Стив, экономя воздух, — отец или я?
А сам представил, как его неизвестный друг убивает постаревшего Говарда — уж его-то Стив отлично помнил. Представил — и закашлялся ещё раз, тем самым кашлем, который заставлял всех кумушек на окрестных улицах дружно считать, что у него туберкулёз.
— Черт возьми, где там застрял наш штатный мозгоправ? Пятница, дай громкую связь. Бартон! — рявкнул Старк. — Иди в рубку.

***

Хуже всего были пожилые леди. Вроде старухи-библиотекарши у них в школе, которая выросла в гребанном девятнадцатом веке и по ночам тайно вывозила из школьной библиотеки «аморальную литературу» — и кажется, под это определение подходило все, что чуть развратнее «Питера Пэна». Доставалось даже Джейн Остин.
Дело миссис Пигс и книжной недостачи было первым, которое расследовал Человек-паук (ха, сказал бы ему кто тогда, что он станет Мстителем и вляпается в настоящее дерьмо!). Пара ночных дежурств, немного логики — и стало понятно, что дело не в преступном умысле, а в редкой упертости седой старушки.
Нынешняя старушка в упорстве не уступала. Сущая реинкарнация миссис Пигс.
— Я никуда отсюда не пойду, — заявила она, нахмурив на Питера седые брови. Крючковатый палец уткнулся ему в грудь. — Коли райские врата открылись — не пойду, не для того я по воскресеньям сорок лет в церковь моталась на чертов другой конец чертового города!
— Мэм, но это не рай, — в миллион первый раз вздохнул Питер.
— Поучи меня еще, как рай выглядит! — возмутилась старушка, и Питер мысленно сосчитал до десяти.
Вообще-то не так уж обязательно было наседать на каждого, кто пропускал мимо ушей инструктаж. Фьюри — тот и вовсе придерживался политики «дважды не повторяю, идиотов не изменишь», но Стрэндж настаивал: чем больше ушедших усвоят хотя бы сам факт того, что скоро они вернутся, тем лучше. «Представь, что клетку с мышами сбросили в пропасть, — сказал Стрэндж, когда первое, «умное» объяснение Питер не понял. — Клетка прыгает по камням, умные мыши выпрыгивают и цепляются за ветки, а глупые из последних сил хватаются за прутья». Ладно, если по-честному, второе объяснение тоже не очень-то добавило понимания, но Питер постарался и сделал вывод, что повторить дважды будет иногда не лишним.
— Мэм, я понимаю, это все немного лажово, в смысле, мы все тут уже мозги сломали, пытаясь понять, что с нами случилось, но посмотрите, тут даже никаких ангелов нет… и, э, Иисуса тоже, какой это рай?
— Вот уж самомнение у нынешней молодежи! — фыркнула старушка, и острый палец, уже почти проделавший в груди Питера дырку, наконец опустился. — Иисуса ему подавай с ангелами! Дел у них других нет, что ли, как старым дурам и мальчишкам сопливым показываться?
— Ну ладно, — вздохнул Питер и махнул рукой.
Старушка торжествующе усмехнулась. Питер представил, как она окажется через пару часов на своей кухне, обнаружит на столе пачку неоплаченных счетов, а на потолке над духовкой — черное пятно от сгоревшего кекса, который некому было снять, когда все случилось… Кому, интересно, она пойдет жаловаться — соседкам или местному священнику?
— Питер, — позвали из-за плеча, и Питер, обернувшись, увидел Стрэнджа. Плащ чинно лежал у него на плечах. — Идем. Ванда уже готова.
— А, эм, Танос?
Губы Стрэнджа дернулись.
— Танос, надеюсь, не готов. — Туман расступился, когда Стрэндж развернулся и устремился вперед. Последние часы сделали Стрэнджа еще более нездешним и невозмутимым, но Плащ не мог скрыть, как подрагивают у него руки — и вряд ли столько от волнения, сколько от предвкушения. На вопросительный взгляд Питера он пояснил: — Если у Гаморы все в порядке, Танос сейчас избавляется от амбиций и, кхм, проникается идеей умиротворенного отшельничества. Отшельникам, как известно, не нужны социальные контакты, электрические чайники и перчатки с Камнями Бесконечности.
Питер хмыкнул — вышло немножко нервно.
— Знаете, пока вы не пришли, мне казалось, у нас времени еще, типа, навалом.
— Преимущество — не количество времени, а его распределение, — Стрэндж мельком взглянул на Питера. — Нет смысла переживать, Питер. Мы либо одолеем Таноса сегодня, либо погибнем.
У крутых магов, наверное, это должно сойти за утешение, но Питер только поежился от того, как встали дыбом волоски на руках и на загривке.
— Действительно, чего переживать-то, — пробормотал он. Стрэндж невозмутимо кивнул.

***
— Это дроид-разведчик, — устало потирая глаза костяшками пальцев, сказал Старк. — Я ни черта не помню, зачем, но он полетит на планету.
— Если разведчик — наверное, разведывать, — пробормотала Черная Вдова.
Самое страшное — они не шутили.

Мэй ушла подремать пару часов назад, поняв, что иначе рискует свалиться в самый важный момент... А когда вернулась, ей чуть не пустили пулю в голову.
Черт возьми, пулю. Она даже сказать ничего не успела, только перешагнула порог, и тут же этот чертов «бдыщ», Мэй подпрыгнула, ударилась плечом о стену и наткнулась на ледяной взгляд Наташи. Та держала в вытянутой руке пистолет. Спустя мгновение Мэй оттолкнул к стене Клинт и принялся орать на Наташу. Тогда-то Мэй и поняла, что все за какие-то два часа стало только хуже.
Потому что Мстители напоминали толпу подростков, перебравших на вчерашней пьянке. Старк тер воспаленные глаза, Роджерс стискивал в одной руке ингалятор, в другой — черно-белый снимок, с которого улыбался какой-то красавчик в военной форме, и физиономия у Роджерса опухла не хуже, чем у Старка. Енот носился по кораблю, срывая связки, и пытался кого-то дозваться: «Я тебе сказал — я выкину твою залипалку в черную дыру, если ты опять с ней где-то зашкерился!»

Теперь Наташа сидела на полу у стены, обхватив колени руками. Над ней, скрестив на груди руки, стоял злой как черт Клинт. Он закатил глаза:
— Нет, ребятки, я все понимаю, но давайте вы хотя бы попытаетесь, черт возьми, включать мозги! Старк, особенно ты.
— Я пытаюсь, — огрызнулся Старк. — Это ты у нас суперфея, а у нас, не поверишь, твоих чудесных даров нет. Если интересно, каково это, представь, что тебя каждые три минуты бьют булыжником по башке.
— Сейчас расплачусь, — иронично отозвался Клинт. — Может, сразу развернем корабль и полетим покупаться под метеоритным дождем, а? Почти та же дурь, как к Таносу толпой неадекватных глюколовов, только еще умрем красиво — в искрах, как на Рождес... Романофф, сиди, черт возьми, на месте, или я надену на тебя наручники. Это Мэй Паркер, а не американский шпион, вылезай уже из мира чертового КГБ и шевели мозгами!
Мэй, сглотнув, поймала напряженный взгляд Вдовы, которая успела приподняться на локте и напоминала кобру перед броском, и поспешила отойти подальше, к Стиву Роджерсу, который выглядел, конечно, помятым, но вряд ли помешался настолько, чтоб, если что, бросить в беде женщину.
— Бартон, от твоей болтовни голова болит еще сильнее, — со вздохом пожаловался друг Старка. Роуди, кажется? Мэй покосилась на него недоумевающе — он валялся на полу, закинув руку за голову, и было в его позе что-то неестественное.
— Заткнусь, как только ты наконец решишь встать.
— Клинт, приятель, ну я же не вру — я правда не могу. Черт, ты видел когда-нибудь, чтоб кто-то ходил с переломом позвоночника? Может, мне станцевать еще? Я джигу хорошо умею.
— Пляске время после победы, — наставительно изрек Тор. Он решительно пересек рубку, покачивая зажатой в руке секирой, и навис над Роуди. — Но если это поднимет твой боевой дух, друг, я готов с тобой сплясать и сейчас.
— О господи, — пробормотала Мэй.
Нэд бы в этот момент заявил какое-нибудь «мы все умрем» и включил бы камеру. Напоследок. Знал бы ты, Нэд Лидс, как мне тебя тут не хватает.
Мэй прислонилась спиной к стене и, подумав, сползла вниз, оказавшись совсем рядом с Роджерсом. Тот отреагировал спустя только пару секунд — медленно повернул голову, словно ему прострелило шею и каждое движение доставляло боль, и кривовато улыбнулся. На привычную бодрую улыбку Капитана Америки это походило мало.
— Вы в порядке, мэм? — в комплект «реакция Капитана на ошалевшую женщину» входила не только улыбка, но еще и щепочка беспокойства. Мэй вздохнула — по-честному, даже она сейчас справилась бы с ролью типичного Кэпа лучше, чем он сам.
— Лучше, чем вы все, — призналась она. — Я, ну, ощущаю нечто, похожее на самое банальное похмелье, но мне уж точно не мерещатся вражеские шпионы. — Роджерс нахмурился и медленно кивнул. Мэй поняла по его окаменевшему лицу, что он пытается выскрести из памяти идеальный-подбадривающий-ответ, и не выдержала: — Капитан, честно, вы можете расслабиться. Меня не надо успокаивать. То есть, я буду вам благодарна, если вы не дадите Вдове всадить в меня нож, если что, но вообще-то я почти уверена, что она этого не сделает. Я имею в виду, она бы не промахнулась из пистолета, если бы действительно потеряла разум. А у вас такое лицо, словно вам и самому не помешает второй Капитан с его вечными улыбками и советами.
Окаменевший Роджерс рассмеялся.
— Вы меня подловили. Все отдал бы за того уверенного парня с плакатов. Появился бы, сказал пару слов, сверкнул щитом...
Его голос утонул в перепалке Старка и Клинта, которые вернулись к вопросу, зачем нужен дроид-разведчик. Роджерс дернулся, поднял на них глаза — и устало вздохнул, изменив принципу «влезь в любой спор, где участвует Старк». Отвернулся и сгорбился, хотя уж Мэй-то видела, как тяжело сгорбить такие широченные плечи.
— Но мы с тем парнем друг друга потеряли, если можно так сказать. Я не помню его, он бы разочаровался во мне.
— Наверняка не все так плохо, — предположила Мэй, и Роджерс вложил ей в руки тот самый снимок.
— Это Джеймс. Баки. Друг, которого я не помню и за которого готов был отдать все. Я не преувеличиваю, это не фигура речи, мэм. Если верить тому, что говорят остальные и что записано в хрониках, стоило какому-то мерзавцу произнести имя Баки, как у меня срывало тормоза. Это стоило мне дружбы с Тони, Мстителям — репутации… Капитан Америка совершил этот выбор. А я его, — он кивнул на снимок, — даже не помню.
— Для человека, который не помнит, вы слишком плохо выглядите. Простите, это, наверное, бестактно…
— Зато честно, — усмехнулся Роджерс. — Честность — хорошая вещь, мэм. В этом мы с Капитаном заодно.
— Вот как? — Мэй улыбнулась — вышло как-то нервно. — Скажите мне тогда, мистер Честность, как по-вашему, у нас есть вообще хоть какой-то шанс?
Она указала глазами в центр помещения, где скандинавский бог, засунув оружие за пояс, держал за запястья вспотевшего до нитки Роуди, и громогласно подбадривал и требовал музыки, чтобы они могли исполнить ритуальный танец воинов. Роджерс помолчал, а затем взял Мэй за руку и сжал.
— Мэм, откровенно — не знаю. Вероятно, нам может повезти. Вероятно, повезет не всем из нас. Вероятно, мы летим на погибель. Вероятно все, что угодно. Но если мы сдадимся, у нас не будет ни одного шанса на какое-либо «вероятно», и вот это будет настоящее поражение.
Мэй ошарашенно покачала головой. И рассмеялась. И может, она бы еще и заплакала от непонятного кувырка чувств где-то в животе, но тут в рубку вошел доктор Беннер с подносом, заставленным картонными стаканчиками, и очаровательно улыбнулся с порога:
— Ребята, я принес кофе. Всем должно стать полегче после него.
— Ты добавил туда яд, который просто убьет нас быстро и безболезненно? — натужно пошутил Роуди; бог не давал ему лечь на пол с мнимой травмой позвоночника, и он уже почти смирился.
— Я добавил… а, некоторые свои разработки, — скромно признался доктор. — Так, кое-что, что должно прояснять сознание, улучшать память и концентрацию… Ну, и кофеин для бодрости.
— И сахар для диабета, — буркнул Старк, отхлебнув из стакана. — Ты сам-то в порядке?
— Можно сказать, что да. Когда заваривалась третья чашка, я вдруг забыл, как меня зовут, но Понедельник — то есть, прошу прощения, Пятница, — подсказала, и все стало хорошо.
— А зеленый? Здоровяк не рвется все-таки заполучить свой гамбургер?
— Кажется, нет. Но я на всякий случай ношу тот гамбургер в кармане.
Доктор, лохматый, в рубашке с закатанными рукавами напоминающий вечного студента, замученного курсовой работой, подошел к каждому по очереди. На губах у него блуждала все та же рассеянная улыбка. Мэй принюхалась к своему стакану. Пахло ореховым сиропом.

***
— Да. Да, солнышко, я слышу тебя, это просто помехи. Помехи — это из-за космоса, знаешь, я сейчас далеко от планеты, вот и… Нет, в скафандр одеваются те, кому надо, э, побыть в вакууме, а мы тут как будто плаваем на обычном корабле, только в космосе. Задание, да, милая. Я бы, конечно, почитал тебе про Белоснежку, поросенок, но тут такой дурдом, э-э, то есть, тут очень много дел, и всякие дяди и тети, за которыми мне нужно присмотреть… Малышка, Белоснежка и Золушка — это одно и то же… Я имею в виду — нет, я знаю, что это разные принцессы, я же не совсем тупица, гномов и туфельку не перепутаешь, но это две длинные сказки…
Если они выживут и кто-нибудь — например, чертов Фьюри, — спросит у Клинта отчет за вот эти сутки, Клинт просто возьмет лист бумаги и нарисует на нем задницу. Как в средней школе — те две недели, что Клинт вообще посещал занятия, закончились как раз этим художественным шедевром: задницей посреди контрольной по математике, так что он, можно сказать, спец, а Фьюри и сделать ничего не сможет — официально Соколиный Глаз на пенсии. Вот-то радость будет.
Потому что Клинт понятия не имеет, как еще описать происходящее. Реально — полная задница. Представь, Ник, все твои ребята-мстители слетели с катушек, из оружия у вас — помятый бог с волшебной цацкой и один на всех мешочек энтузиазма и веры в победу, неплохо, да? А самое паршивое, Ник, мать тебя, что в этом всем есть чертовы светлые моменты — например, когда во время кофе-брейка (и честное слово, ты не хочешь знать, каких запрещенных веществ туда намешал Беннер) тебе звонит дочка и ревет в трубку. А знаешь, Ник, почему она ревет? Потому что она вспомнила своего папочку и хочет сказку на ночь и на ручки. А мамочка все еще считает, что папочка — мудак.
— Я тебе почитаю, когда вернусь, ладно? Вообще-то, я даже расскажу тебе настоящую, новую суперверсию этих сказок. Что значит «не существует»? У тебя папа, вообще-то, спецагент и знает все, чего другие не знают, и так вот — на самом деле Золушка была не так проста и отправилась на этот бал к принцу не потанцевать и втрескаться в нее, а потому что у нее было суперзадание от феи — прошпионить за папочкой принца, который был тем еще засранцем… Так, последнее слово я не говорил. Маме его не повторяй, ага? Ты мое солнышко. Без тебя мама уже давно открутила бы твоему непутевому папке голову…
— Клинт? — из-за угла выглянула Наташа, и Клинт с трудом сдержал рефлекторное желание занять боевую стойку. Романофф заметила даже это и фыркнула. — Я в норме, никаких американских шпионов. У нас там последняя пятиминутка мозгового штурма перед посадкой, присоединишься?
Клинт кивнул. В трубке уже нарастало разочарованное сопение. Но слава богу, еще не шмыганье носом, и Клинт отвернулся к стене, сжав телефон сильнее, словно это могло придать его бездарной болтовне лишний вес. Бедная малышка Лила, наверняка стащила телефон у старшего, забралась под одеяло и сопит оттуда. А скрипучее тарахтение музыкальной игрушки — это, наверное, карусель с цветными конями, это уродливое кошмарище, от которого она без ума. А может, малышка завела эту жуть для конспирации, скрываясь от сердитой мамочки.
— Крошка, эй, мне пора идти. Поцелуй за папочку всех там, ладно?..

В головной отсек он вернулся спустя пару минут, прихватив стакан с уже остывшим кофе. В холодном виде пойло от Брюса превратилось в лютый ужас, но сделать этот день хуже не могло ничто, поэтому Клинт от души хлебнул, переступив порог, и уселся прямо на панель управления, придавив задницей какие-то желтые круглые кнопки.
— Уже не так похоже на психушку, — заметил он, с прищуром оглядев присутствующих. — Роджерс, уже можешь выкинуть ингалятор?
— Пока оставлю, — Стив, тем не менее, изобразил что-то ужасающее на своем серьезном лице. Улыбку, наверное. — Лучше быть готовым, если это снова случится.
Клинт хмыкнул, представив, как могли бы выглядеть новые плакаты с Капитаном — весь такой серьезный Роджерс, звезды на груди, натертый до блеска щит — и ингалятор зажат в кулаке. И подпись: «Будь во всеоружии!».
Клинт не преувеличивал — выглядеть, как отделение для буйных, это место перестало. Мстители и сочувствующие стянулись в кружок, нацепили адекватные лица, красотка Небула тихо ругалась с енотом, Старк перестал ныть, да и концентрация растворенной в воздухе паники заметно снизилась. Клинт вдруг понял, что и сам, глядя на это, немного успокоился. Даже есть захотелось.
— Брюс, если Халк не хочет свой гамбургер прямо сейчас, поделись?
— А потом у нас на поле боя случится истерика, — хмыкнул Старк, когда Брюс вытащил из кармана завернутый в салфетку бургер и кинул Клинту.
— Это будет уже не моя проблема, — пожал плечами Клинт, разворачивая салфетку. — Скажу Халку, что это из-за вон того громилы по имени Танос я не могу сделать ему еще один гамбургер прямо сейчас. Уверен, это сработает.
— Но мы все равно должны быть готовы к тому, что с Халком будут проблемы, — заявила Наташа.
Клинт заметил, что она, едва у нее прочистились мозги, опять перебралась поближе к Брюсу и теперь сидела, откинувшись спиной на его грудь. Обычно у них на общих собраниях нежностей избегали, но сейчас Клинт бы руку на отсечение дал, что эти двое могут тут хоть взасос поцеловаться, никто и не заметит. То, что маячит там, впереди, на чертовом Вормире, на все остальное отбрасывает гигантскую тень пофигизма.
— Не только с Халком, — подал голос Роджерс. — С каждым из нас. — И обвел всех взглядом, своим фирменным. Да как будто кто-то из них сейчас стал бы протестовать и выеживаться, ха. После того-то, как Романофф обстреляла корабль. На Роджерса таращились исключительно сознательные физиономии, и он одобрительно кивнул. — Выйти из строя может любой. И «выйти из строя» включает в себя не просто потерю боеспособности.
— Можем перебить друг друга, — ровно произнесла Нат.
— Верно. Мы все должны быть готовы к тому, что можем стать ненадежными. Впасть в безумие. Напасть на своих.
— Выход один — изоляция. Для того, кто слетит с катушек, — жестко сказал Старк, и на секунду они с Роджерсом встретились глазами. Помедлив, Роджерс кивнул.
— Да. Как мы и планировали, Клинт останется здесь в качестве наблюдателя. И если это произойдет, если кто-то потеряет контроль, Клинт сможет вывести его из игры.
— Любого? — рассеянно улыбнулся Брюс.
— Ага, — беззаботно ответил Клинт.
Доктор, может, и не изучил полное оснащение этого кораблика, зато Клинт ознакомился с припрятанными тут и там, не только в специальных отсеках, сюрпризами. Склад ломился от всевозможных примочек, начиная от элетрошоковых сетей, которыми можно повалить кого угодно, от кролика до Годзиллы, и заканчивая склянками в белом чемоданчике с выразительной черепушкой на крышке. Беглого взгляда на инструкцию, милостиво подкинутую искином, Клинту хватило, чтоб присвистнуть и затолкать чемоданчик подальше. Но черт с ним, со складом, — даже в ящике под кофеваркой Клинт нашел пистолет, гранату и шокер. Очевидно, Роудс не просто так полдня срался с Россом за эту махину. Громадный арсенал игрушек дополнял пожертвованный Старком легион — скромная армия железных красавчиков, обученных и за пиццей сгонять, и дом построить, и скрутить сколь угодно ретивого засранца.
— А если он сам поедет крышей? — раздался мрачный голос. Клинт поймал на себе острый взгляд Небулы и развел руками:
— Тогда просто повеселимся в последний раз.
— Идиотизм.
— Ну, или я изолирую сам себя. Пожарю тут шизофреничную яичницу, буду петь в фен для волос и стрелять в мух, а вы там как-нибудь сами.
Небула моргнула и повернулась к Роджерсу:
— Обязательно все завязывать на этого кретина?
— Можно вопрос? — вдруг руку подняла Мэй. Общество толпы поехавших супергероев ее если и смущало, то самую малость. Мэй не хватало только блокнота и ручки — тогда она бы, в своих очках, с тугим пучком на затылке, выглядела точно как приглашенный специалист на конференции по спасению мира. — Возможно, я зря паникую, но все-таки — что, если мистер Тор промахнется?
— Женщина! — осуждающе пробасил Тор, любовно поглаживая секиру. — Верно, достойные мужи не встречались тебе. Пусть мне отсекут обе руки, я не промахнусь!
— На минуточку, — вмешался Старк, — вот если предположим, что целишься ты в Таноса, а потом опачки — и он превращается в твоего братца? Штучки-дрючки камня разума. Что, рука достойного мужа не дрогнет?
— Буду в замешательстве, — помедлив и поникнув плечами, признался Тор. — Но пока разум мой верен мне, клянусь — не дрогнет.
— А если с ним что-то случится? — не сдалась Мэй. — С богом, я имею в виду. Сможет кто-то из вас нанести удар этой штуковиной?
Тор в сердцах стукнул древком оружия по полу.
— Это не штуковина, женщина, это Громсекира!
Мэй неожиданно всем корпусом к нему повернулась и рявкнула:
— А я не женщина, а Мэй Паркер, ясно?! Что за отстойное воспитание!
Клинт поперхнулся. Тор нахмурился, откашлялся и повинился:
— Прости. Я только имел в виду, что ты и впрямь земная женщина. Понимаешь, ты — земная женщина, я — бог-мужчина из Асгарда…
— Ладненько, с этим разобрались, — торопливо вмешался Клинт, заметив, как изогнула брови Мэй. Мда, он останется на корабле с дамочкой, которая может наорать на бога грома, ладно, отлично, принято. — Но вообще-то вопрос по существу — я же правильно понимаю, что без Тора эта железяка нам не пригодится? Отлично, значит приоритет у нас один — отвлекаем Таноса, как можем, и прикрываем Тора. Если «доблестный Тор» действительно промахнется — уж извините, ребятки, но мы рвем задницы, чтоб его прикрыть. Танос должен размазать по стенке наши кишки, а доблестный Тор должен получить шанс прицелиться еще раз.
Мэй снова подняла руку.
— А когда вернутся те, кто в камне? Как вы планируете, м-м, поделиться с ними, по какому плану им вообще действовать?
Клинт пропустил часть ответа, где должны были прозвучать всякие «да хрен знает, вернутся ли они, как вернутся, куда и в каком состоянии», и твердо ответил, не дав уже распахнувшему пасть Старку поехидничать:
— На этот случай у нас есть проверенная стратегия, мэм. Импровизация.
Судя по лицу Мэй, после этой фразы репутации Мстителей в ее глазах падать стало просто некуда.

---

Уже энный раз ловлю себя на мысли, что хочу "вот в это поиграть", но эти "вот в это" - оно такое многочисленное и разное, что мда.
Подумала, что хочу как-нибудь устроить вечерне-ночную солянку из мини-игр, каждая чтоб часа на 2-3. И человек на 6-7 максимум. И чтоб это было не грандиозное что-то, а тупо для удовольствия. Я бы впихнула туда как минимум Шерлока, я вчера им так загорелась, что сил нет. х) Может, что-то про Фрая еще. И "Олухов" Громыко, давно их хочу. И что-то в духе ужастика, с воющими мертвыми девочками. И вообще всякое-разное.
Это сочетание подходов "хочешь - сделай" и "типа чтоб не очень запариваться". Хотя, так-то, все равно подготовки будет дохера, но меньше, чем при полноценных игрищах.

---

Дошла сегодня от дома до Крылатских холмов. Где-то час пути, через Троице-Лыково и лес. Хорошо бы теперь туда скататься на велике.
Вспоминаю, что физические нагрузки - круто.
Вчера офигенно помахались на мечах, я все еще еле держу что-то правой рукой, но этого того стоило абсолютно. Доживу до осени - подумаю о том, чтобы завести меч. х)
После "Пустой короны" так и тянет говорить красиво. И на волне прям верится в глубине души, что так - с кровью, луной, честью и отмщеньем - вполне можно разговаривать в быту. х)) Кажется, только ради этого я бы хотела еще игр по Шекспиру, но увы.

---

После сбора в голове снова шекспировские страсти, как же это все было красиво. Самая гармоничная и спокойная при этом, несмотря на все щи, история за все мои годы в РИ.

Днем было занятие к лагерю, и сегодня мы разбирали различные кейсы. От "представьте, что вы застали двух 17-летних ребят в одном душе, и они там явно не в кубики играют" у меня до сих пор глаз дергается. В том году мне повезло на оболтусов 17 годков, но они только гыгыкали, прячась перед отбоем у девок под кроватью. Игра "найди меня вожатый" их очень радовала. А так они целовались к концу смены и держались за ручки.
В этом году я хочу мелких, если так и выйдет, то эта проблема будет неактуальна. х)
Еще из веселых кейсов - "представьте, что у вас в отряде 10 гиперактивных детей и 3 махровых интроверта, что делать?".
- А что делать, если уже почти отбой, а ваши дети шумят и на волне? - спрашивают.
- Я не знаю, как там по этике, -говорит одна девочка, - но я просто захожу, гашу свет и говорю им заткнуться, ибо отбой и хватит вообще.
- Работает?
- Ну вообще да.

Фоном готовлю Корпуса, и по-моему июльский минимум я уже перевыполнила, потому что из игротехнического готово процентов семьдесят, а персонажно-игроцкое раскурится в оставшиеся месяцы. Обнаружила, что когда мастеришь в одиночку, ты куда менее уверен во всем на свете и внутренне орешь 24/7, но при этом как-то удивительно продуктивен.
А еще я делаю коллажики. И если я однажды таки напишу по этому сеттингу какой-то оридж, вне событий игры, я назову его "Зеркала и мечи", ибо.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Есть особое состояние - когда ты сидишь и почти плачешь от того, какую офигенную сюжетную линию только что придумал. Не потому что ты молодец, а просто представляешь, как это все может сработать, и внутренне орешь на три голоса.
Сижу, короче, тихо вытирая слезы, с пятой чашкой кофе за день, и не могу так жить. х)

---

Наконец-то разгребла комнату ДО КОНЦА, теперь тут чистота, порядок, серые стены, зелень и гирлянды. И следы прошедших РИ - венок Пандоры на окне, бейджик старосты, картинка Риты, палочки воткнуты к фикусу х))

В шоке от того, что уже пять часов. Весь день ушел на уборку, черновой вариант списка литературы для Корпуса А и постик про материнскую депривацию, который я почти дописала. Вообще забавно - странице на третьей я поняла, что, кажется, соскучилась по учебе, потому что стремлюсь выдать все данные, которые есть у меня в голове, хоть это и ненужно там.

Еще прочитала сегодня "Глаз волка" Пеннака и неожиданно влюбилась в этот рассказ. И в контексте Корпусов он очень хорош. Про "иной мир" и все такое.
Надо дописать и выбраться на улицу, а то дома постоянное желание спать и жара.

---

"Мне неловко тут купаться, тут церковь", - говорила я сегодня, когда мы раздевались на берегу реки, напившись только что воды из святого источника. В церкви рядом шла служба, ни души вокруг, вода по горло везде, в воду ведут каменные ступеньки.
После шескпировки меня просто распирает на кошмарные богохульственные шуточки, где кнопка выкл. х)
Шли к церкви этой через поле, потому что свернули не туда. Безумно красивое поле, колосится все, цветы, солнце, идти настойчиво к куполам на горизонте, сметая траву на своем пути.
Можайск очарователен. Нашла на одной из главных улиц закуток, где стоит за забором краснокаменная школа, дико напоминающая мне Корпуса. Это настолько идеальное воплощение, что я зашла туда дважды. А на стене там латынью начертано "да здравствует жизнь!".
Второй вечер подряд разводим костер. Разводить огонь - это какой-то особый сорт кайфа. Жарим сосиски с хлебом, и это, господи, лучший ужин.
И выйти ночью посидеть на крыльце, обмотавшись одеялом, с чашкой кофе. На крыльце ловит интернет и можно отвечать на бесчисленные вопросы к Близнецам. И там приходят котики, ложатся на тебя, и ты сидишь, ноги затекают, но вставать жалко.

---

Принесу сюда следы шекспировки. Пирожки и пара художественных кусочков для сына-шиппера Вообще писать долбанный любовный роман в перерывах между матчастью к социальным игрищам и фичку про супергероев - это прям задорно.

Пирожки

так сказал епископ буду
души грешные спасать
час прошел два суицида
ну блять

там в кустах возня и крики
что же там не взять нам в толк
ах не бойтесь это просто
норфолк

вот смотрите тут мятежник
что с ним делать мой король
ой убить обнять не знаю
пусть пока что постоит

сын жениться наш не хочет
ладно к черту этот брак
все отмена СТОЙТЕ МАМА
КАК ТАК?!

БОЖИЙ СУД ПУСТЬ ВСЕ РЕШАЕТ
достаем мечи аминь
иисус ворчит достали
волю вам на кой я дал

вот дилемма очень сложно
куртуазная беда
лучше чтоб отец один был
иль два

что за звук там бой иль ссора
слышу лязгает металл
пфффф опять меч у кого-то
упал

Кусочки текста, осторожно, возможен ООС

День солнечный и теплый, что в Лондоне редкость, но солнцу, посланному господом в утешение уставшим от зимы горожанам, не высушить мокрых ног.
И не утешить матушку, когда возрыдает та, увидев, что платье у дочери от колен и ниже потяжелело от воды и глины.
— Где моя перчатка?
— У меня, — Томасу удача изменила совсем уж подлым образом, он вымок до макушки, но вода словно смыла лишнюю угрюмость, и он улыбается, убирая с лица налипшие волосы.
— Отдай, бесстыдный вор.
— Отдам, коли поцелуешь.
— Поцелую, коли на крышу часовни залезешь и Деву Марию о том попросишь.
Лишь тень от улыбки остается на его лице.
— Слова богохульницы я слышу, — говорит он, прищурившись, и его слова зажигают румянец на девичьих щеках. И в самом деле, можно ли о таком вслух, да и мыслью — и той нельзя. Но миг проходит — и вновь Томас весел: — А ты сама молись, чтобы услышала меня святая дева, ибо покуда не услышит — не спущусь.
— Да стой же ты!
Но миг упущен: этого рыцаря уже не остановить ни словом, ни мечом, ни огнем небесным. С той же лихостью, с какой выходит он навстречу противникам с оружием наперевес, мчится он к часовне, даром что пара минут до нее, старой, мрачной, и служит там глухой ворчливый старик, отец Августин.
Изабелла стоит, прикрыв рот ладонью; ее душит смех. Господи, мать моя, однажды ты узнаешь обо всем, что происходит, когда дочь твоя должна гулять с другими девицами, — о том, как утром сегодня поспорили, через ручей широкий кто сможет перескочить, и о том, что люди-то спорили, а кони взбрыкнули, — узнаешь ты и проклянешь мое недоброе имя.
— Юноша! — голосит священник, которому не вовремя вздумалось возвращаться в часовню. — Проклятый ты безумец, громы на твою голову, а ну упади предо мной и покайся немедля!!!
— Сию минуту, отче, еще только немного! — кричит ему Томас, и нет сомнений — достигнув колокольни, он немедленно спустится обратно и действительно падет на колени перед стариком и горячо попросит о прощении.
И тот его, сомнений нет так же, простит. Но пока — солнце, проклятая часовня, ругань вперемешку с ветром, и смех, который не сдержать.
Как же его не любить, Господи. Как не любить.

*

— Ты не станешь его женой. Ты станешь моей. Я вызвал его на бой. Это дело решенное.
Когда приезжай Йорк, он в ожидании встречи расхаживал по саду, хмуро разглядывая шелковистый клевер, словно тот его в чем-то посмел обмануть; Томас стоит прямо, положив руку на меч, и у него лицо того, кто уже выиграл бой.
— Думаешь ты, Йорку сил недостанет? Он силен и опытен.
— Никак ты сердцем за него? — он отступает на шаг, задрав подбородок.
— Не неси чепухи.
— Тогда меня благослови на бой, а не его, и со мной пойдешь к алтарю, — это не просьба вовсе, это словно приказ сюзерена к своему вассалу, и велика воля его, но не зря Изабелла прыгала с ним через ручьи, уж она его лицо знает — если посмеет она ему сейчас отказать, смертельно он будет обижен.
Вот упрямец же, с таким упрямством — ну как не победить.
Изабелла делает шаг к нему, на миг положив руку ему на сердце, и, сняв брошь с платья, закалывает ему на воротник.
— Благословляю, — касается щеки ладонью, — пусть воля господня свершится, Томас.

*

— Не отступлю, — горячо шепчет он ей на ухо, и в крепких руках его не шелохнуться, даже если бы и захотелось ей. — Пусть проиграл — не отступлю.
— Воля господня была такова, — шепчет она в ответ, и жжет щеки румянец. Кольцо на пальце словно ледяное. Она поднимает голову — у него темные, бездонные глаза, и лицо его наполовину скрыто в тени. — Но моя — иная.

*

Тропинка, извилистая, укрытая тенью огромных вязов, дарует прохладу. Изабелла идет, не торопясь, лицо еще влажное после того, как она умылась в ручье. Ужасно жаркое лето выдалось в Йорке.
Один изгиб, второй, вот вырос на пути гигантский валун, сотни лет здесь пролежавший. От него до поляны, где остался Эдди с нянькой, совсем немного...
— Господь милосердный, — срывается с губ.
Изабелла, сама того не замечая, прибавляет шаг. Солнце слепит, но как не узнать эту фигуру там, под сенью деревьев.
— Ваша милость, возможно, вам не стоит... — лопочет нянька, но куда там герцогу Норфолку
слушать, что ему говорят.
— Держи ровно, как мужчина, — говорит он, не понижая голоса, как обычно делают все, кому доводится оказаться рядом с хрупким еще четырехлетним Эдди. — Или силы в руках мало и не воин ты, а кукушонок немощный?
В руках у Эдди — настоящий меч, и если воткнуть этот меч в землю, Эдди не достанет до него макушкой.
Эдди смотрит на блестящее лезвие, округлив глаза, и держит рукоять двумя руками.
— Герцогиня, о, слава богу! — всплескивает руками нянька. — Я сказала герцогу, что вы не велели, но...
Изабелла невпопад машет рукой — замолчи, замолчи. Эдди так увлечен, что ее даже не замечает.
— Ну? — ровно гудит Томас у него над ухом, и Эдди, как завороженный, говорит:
— Сверкает. Красиво.
Томас моргает и, помедлив, забирает оружие из рук ребенка и досадливо удивляется:
— Да в этом разве толк? Герцогиня, рад приветствовать. Проезжал мимо, — с годами речь у него стала короче и четче, да и сам он — куда сдержаннее, и Изабелле достается только кивок и тень улыбки.
Она сама успевает только кивнуть, все еще сбитая с толку произошедшим, когда Томас, убрав за пояс меч и коротко и быстро откланявшись, удаляется.
— Мам? — Эдди берет ее за руку и смотрит вслед Томасу большими глазами. — Это кто был?
— Это, — Изабелла делает вдох и медленный выдох, — герцог Норфолк. Достойный человек и прекрасный рыцарь.