янесмогла

***
Мы покинули Лондон два года назад, чтоб вернуться туда с триумфом, чтоб про нас говорили "каков отряд!", чтоб восторги ласкали слух нам, чтобы в залах душных - бокалы в ряд, аплодировали чтоб нам стоя...
Чтобы Арктика, этот безмолвный ад, стала лишь чередой историй.

Но не зря говорят: рассмешишь богов, похвалясь им о дерзких планах. Крепко скованы мертвым объятьем льдов духи древние мглы и страха. Из металла шкуры трещат по швам, холод лупит наотмашь лица. Средств спасенья, ныне известных нам, всего два: ждать весны, молиться.

"Уповайте на Господа, будет толк", - в воскресения раз за разом, взглядом мягким не трогая гряду льдов, нам твердит тот, кто Им помазан; только видят, кто ближе стоит к нему, что сгорает, как в топке уголь, его вера в себя, в корабли, в весну, и запасы идут на убыль.

"Будь ты проклят, мать твою, чертов лед, чертов холод и сэр Джон Франклин!" - над стаканом виски ярится тот, кто лишь здесь может быть не жалким. Он сбежал сюда в сто десятый раз, и теперь - навсегда, наверно; триста штук бутылок - его запас самой крепкой и лютой веры.

Нет нам ангела верна среди снегов и нет демонов рядом с нами - это место первым покинул Бог и за ним вслед отринул дьявол.
Ни молитва здесь не спасет, ни плач, ни шаманство Безмолвной леди - это место слишком желает нас, кровью нашей и страхом бредит.

…Где-то в Лондоне улицы скрыл туман, там апрель и дурная морось. Там, куда не вернуться нам, леди Джейн ровно льется голос. И спокоен тон, и уверен взгляд, и внимают ей адмиралы, но (пока мы стоим во льдах) их вердикт:
"Еще слишком рано".

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мы не умерли

Мы спонтанно закончили то, что рисковало не закончиться никогда, та-дам. Четыре месяца тупить и дописать за два дня, вот так. Люблю эту историю.

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p216158474.htm"> заканчивает наконец-то "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: закончен
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава, 7 глава, 8 глава, 9 глава, 10 глава, 11 глава, 12 глава.

13 глава

Клинт уже сейчас знал, что про эту битву ничего хорошего не скажут, и плевать, они угробят Таноса или он их. Фанаты воспевания эпичных битв в комиксах и роликах на Ютубе просто не смогут изощриться и переврать сцены сражения настолько, чтоб кто-то поверил, что это было хоть сколько-нибудь не жалко.
И когда его собственный сын нахватается слухов и спросит, правда ли они окунули сраного титана в красную песчаную грязь башкой («Эй, приятель, никаких сраных титанов, тебе так нельзя говорить. Он, конечно, тот еще говнюк, но черт, это слово тебе тоже произносить запрещено!»), Клинт честно скажет, что черта с два.
Черта с два мы были там героями, приятель.
Черта с два мы могли хоть царапину оставить на этой занозе в заднице вселенной.
Черта с два, потому что на деле нас мотало по этой планетке, как будто мы мешки с д… С песком, приятель. Ничтожные мешки с песком.

Танос отшвырнул наскочившего на него Барнса легко, как тряпичную куклу, и медленно повернулся к Роджерсу. Тот не растерялся — в голове у него был бардак, это точно, но в ноги Таносу он кинулся с проворством карлика-Джеки Чана.
Танос пошатнулся, закряхтел и гигантской ручищей сцапал Роджерса за шкирку. И откинул.
Господь милосердный, этот уродец кидает национальный символ, как новорожденного котенка. Вот, детишки, как все было на самом деле, вот что я вам расскажу.
Роджерс отлетел и приложился спиной о скалу. Романофф подскочила к нему, как проворная медсестричка, и, не раздумывая, вмазала ему по лицу.
— Полегче там! — буркнул Клинт.
— Он крепыш, — меланхолично отозвалась Романофф, и Роджерс зашевелился, заморгал и издал в микрофон протяжный изумленный стон.
— Я что, покрошил скалу? — Он запрокинул голову, созерцая место, где его железобетонный затылок отбил кусок черного камня, и повторил: — Покрошил гребанную скалу?! Бак, я покрошил скалу!
Барнс, которого выловил пару секунд назад из пропасти племянник Мэй Паркер, кивнул с самым безразличным видом, отодрал от рукава кусок паутины, размял кулаки и вперился в Таноса мрачным взглядом.

Роуди и Старк атаковали с воздуха. Две струи прожигающего все на свете огня устремились к лиловой башке — Танос в ответ соизволил нехотя поднять руку, отгоняя невидимую муху. Огонь проехался по синюшному бицепсу, скользнул на укрытую доспехом грудь. Танос опустил глаза, понаблюдал, как раскаляется металл, вздохнул и содрал доспех.
И отшвырнул его, заехав Воителю в голову. Роуди рухнул вниз, в пропасть, к холодным пескам, темнеющим с уходом солнца все сильнее.
— Роудс?! — гаркнул Клинт в микрофон, и спустя секунду донеслось раздраженное:
— Порядок! Эй, Клинт, я там что-то вижу… Отправь свои гляделки вниз, кажется, там кто-то есть!
Пятница среагировала раньше, чем Клинт. Дроид-наблюдатель обогнул скалу и устремился вниз, туда, где раскинулась лужайка, усыпанная острыми черными валунами. Скальные выступы нависали, как козырьки каких-то кафешек, и внизу царил сумрак…
Но Клинт бы узнал эту фигуру на изображении и куда более паршивом, чем передавал чудо-дроид Старка.
Эта упрямая задница в своем треклятом плаще!
— Пятница, малышка, отправь шлюпку, — быстро скомандовал Клинт. — И тащи этого говнюка сюд… Черт, прикрывайте Тора! Срань господня, прикрывайте!
Первым отреагировал Паук — метнул свою чудо-паутину, перескочил на соседний скальный выступ, потом еще на один, все это заняло у парнишки две секунды, не больше, и ему охренительно повезло, что Танос в приходе нездорового дзена двигался, как пьяная амеба: двух секунд хватило, чтобы обмотать кулак с блестящей перчаткой толстым слоем паутины и не дать Таносу разжать пальцы и направить на Тора карающую длань.
— Да! — возопил Паук — и в ту же секунду Клинт понял, что обрадовался рано.
Танос повернул голову, сидящую на массивной шее, как яйцо в подставке, и — господи, срань какая — рассмеялся.
Медленным, тяжелым «ха-ха-ха».
Паука окутало зеленое сияние, и он замер в этой своей ликующей позе с поднятым кулаком.
Роняя очередное «ха», Танос поднял руку в перчатке, и паутина растворилась, словно ее пожрал сам воздух.

Уберите парня, хотел сказать Клинт. Уберите парня к чертовой матери, скиньте его с уступа, утащите, Романофф, просто засунь его в любую дырку в этом гребанном Вормире, пока ублюдок с ним не расправился… Плечо пронзила боль — Мэй вцепилась в него пальцами, бледная, ни слова не произнося.
Ублюдок осмелел и стал использовать камни — значит, как нечего делать расправится с каждым из них.
Клинт выматерился то ли вслух, то ли про себя, и рявкнул:
— Прикрывайте Тора.
Давление на плечо исчезло, осталась пульсирующая боль. Оглянуться на Мэй Клинт не смог.
В следующую секунду из-за скалы взметнулось что-то, что Клинт принял сначала за свою личную галлюцинацию. Словно невидимый тореадор взмахнул полотнищем, выманивая быка, словно сейчас поднимутся пески, завихрятся и родят огромного быка…
Полотнище обмотало с ног до головы Паука и умыкнуло за скалу.
— Что за… — пробормотал Клинт, и миг спустя ошарашенно подскочил, когда за спиной откашлялись. Мужским требовательным кашлем, «эй, чувак, посмотри на меня».
Клинт обернулся прыжком, чисто на рефлексах нацеливая в лоб чужаку заряженный пистолет…
И в ту же секунду пистолет полетел на панель управления. Фьюри за такой ход уволил бы его к чертям, ха-ха, оставаться безоружным рядом с личностью с неясными мотивами, да еще и колдуном, да еще и когда у всех тут кукушечка едет, ладно, черт с ним, он давно пытается уйти на гребанную пенсию.
Колдун держал на руках Ванду.
— Если она мертва, я тебя урою, говнюк, — пробормотал Клинт и шагнул к нему, перехватывая изможденную девушку и вглядываясь в белое, как простыня, лицо.
— Без сознания, — коротко пояснил колдун, сцепив за спиной руки в замок. — Мэй, не сделаете чаю?
— Не раньше, чем ты объяснишь, какого черта происходит и что это за срань! — громыхнул Клинт, сверкнув на него глазами. За спиной у гостя искрил оранжевый обруч, открывающий вид на песчаные барханы, и видит милосердный господь, которого Клинт сегодня затрахал поминать всуе, что эта оранжевая хренотень нравилась Клинту еще меньше, чем полуживая Ванда.
— Это колдун, — отмерла Мэй, и Клинт только невнятно рыкнул: да понял он уже, понял. — Питер… Питер про него говорил.
— Меня зовут доктор Стивен Стрэндж, я колдун, — подтвердил Стрэндж. Бархатным голосом мудака из рекламы банка, который трындит с честными глазами и призывает отключить мозги и взять двадцатый кредит. «Сэр, меня зовут Стивен Стрэндж, я спец, и поверьте мне, вы не останетесь с голой жопой». — А это портал. Вижу, он вас нервирует.
Стрэндж крутанул в воздухе пальцами, и искрящая срань исчезла.
Клинт, чертыхнувшись, опустил Ванду на пол и ударился коленями об пол. Стрэндж вмиг оказался рядом, серьезные глаза с широкими зрачками, ссадины, вид такой же потрепанный, как у них всех. Ладно, не так уж похож на банковскую собачку.
— Я на вашей стороне, — сказал Стрэндж. — И мне крайне нужна ваша помощь. А вам — моя.
Клинт рвано выдохнул и мотнул головой — давай уже, говори, козел, какого хрена тебе надо.
— Сладкий чай, — после паузы произнес Стрэндж. — Мне нужен крепкий сладкий чай. И, пожалуй, немного нашатыря. Вы друг Ванды?
— Брат и отец, — буркнул Клинт.
— В таком случае, мне понадобитесь и вы. После, когда Ванда придет в себя, вам нужно будет уговорить ее уничтожить еще пять камней. Уничтожить, — он сделал паузу, как будто без пауз Клинт не понял бы, насколько херово звучит вот это все, — их все.

* * *
«Шлюпка», мелкий перевозчик размером с легковой автомобиль, доставила на корабль двоих — директора Фьюри, дважды покойного и почему-то еще живого, и какого-то мрачного мужика с щетиной. И Клинт даже не удивился, когда Фьюри вместо всяких там «агент Бартон, чувак, какая встреча!» указал пальцем на мрачного и приказал:
— Выдай этому парню пушку побольше.
Боже всемогущий, Фьюри, не пойти б тебе нахер?
— В другой раз, — хмыкнул Фьюри. О, он что, послал старого лиса вслух? Какая жалость.
— Оружие там, — Клинт махнул рукой вникуда, — в специальном отсеке для оружия, знаете.
— Я покажу, — сказала Мэй Паркер. Она, кажется, не удивилась бы уже, даже появись тут Халк в полосатых гольфах и станцуй он джигу.
Мрачный тип стрельнул глазами в Клинта, потом в полуживую Ванду, возлежащую на коленях чародея, передернул плечами — да, да, чувак, все дерьмо, чего тебе еще? — и все-таки утопал вслед за Мэй.
Фьюри зацепился большими пальцами за карманы плаща и качнулся туда-сюда на пятках. Клинт затылком чувствовал его взгляд и ждал рядового приказа сдать рапорт, типа, эй, агент, насколько именно все хреново? — но Фьюри, черт такой, вместо этого выдал:
— Какие будут приказы, Бартон?
— Да ну нахрен, — открестился Клинт. Фьюри сощурил единственный глаз. Это, видимо, означало «а чего ты хотел». Пожалуй, в иное время Клинт бы аж прослезился от такого доверия, но сейчас лишнее напоминание о том, что парадом командует он, не очень-то поддерживало. Клинт коротко хохотнул, шлепнул ладонью по лицу и выдал: — Ну ладненько. Разделим командование, сэр, у нас вообще-то охренеть как мало времени и Тор не в себе, а красотка-ведьмочка пытается тут умереть у моих ног, так что…
— Пошел ты, — донесся с пола уставший, блеклый совсем голос Ванды.
— Ага, — Клинт подмигнул ей, внутренне выдохнув, — отбой, ведьмочка восстала, одной проблемой меньше.
Ванда хоть и выглядела помятым трупом, на Клинта уставилась еще как злобно. Высказаться ей не дал Стрэндж: сунул к ее рту чашку с чаем и нетерпеливо потребовал:
— Пей. Глюкоза поможет восстановить силы.
— Мы еще не победили? — Ванда смотрела по-прежнему на Клинта, и ему оставалось только развести руками. Уж прости, милая.
— Выпей, — Стрэндж нетерпеливо прищелкнул пальцами свободной руки.
Ванда медленно, как ленивец из мультика, который так обожает его младшая, повернула голову и так же медленно улыбнулась Стрэнджу — безумной улыбкой Алой Ведьмы, которая целую вечность назад кружила вокруг Альтрона со своим гиперактивным братцем. И тогда Клинт, уже переключаясь мозгами на происходящее на экране, подумал, что этот заморский колдун Ванду недооценивает, если считает, что его ход с «а теперь-ка уничтожь остальные камушки» для нее — сюрприз.

* * *
— Эй, приятель, отпусти. — Питер заворочался, пытаясь отдышаться, но плащ Стрэнджа спеленал его в такой тугой кокон, что удалось только шеей покрутить. — Эй-эй, дружище, все, спасибо тебе, но я там типа нужен…
Плащ колыхнулся, и Питер уже приготовился вздохнуть свободно, но в следующую секунду объятие стало еще туже.
Вот же блин.
— Всем прием, — по внутренней связи раздался бодрый голос Клинта. — Вы все молодцы, обожаю вас, а теперь соберитесь: нам нужно продержаться еще две минуты, пока мисс Максимофф допивает свой чай. После она восстанет, разомнет кулачки и оторвет Таносу яйки. А мы должны не просрать в это время свои собственные.
— Охрененно командуешь, — фыркнул в динамиках, чуть запыхавшись, Воитель, — принято, сэр, так точно, есть беречь яйца.
— Шутнички, — пробасил неодобрительно кто-то другой, и Питер узнал искореженный системой связи голос Фьюри. — Не операция, а бардак, уволю всех к чертовой матери, у меня новички на третий день дерутся лучше, чем вы, паршивцы! — Воитель восторженно загыгыкал по каналу связи, словно Фьюри хвалебную песнь им спел, а не отчитал. — Так, меня слушать. Романофф, берешь Роджерса и его дружка и ни на шаг от Тора, защищать, как мать родную. Будут чудить эти двое — вырубай с одного удара. Тор позади вас в сорока метрах льет слезы над секирой, поэтому прочистите-ка ему мозги. Роудс, Старк, а вы ну-ка давайте наверх и унесите Элли из гребанного Канзаса.
Что он имеет в виду, Питер понял не сразу. Плащ мешал ему оглядываться, но, кое-как покрутив головой, Питер заметил, как мистер Старк и Воитель взмыли высоко в воздух и закружили над Таносом, закручивая песок в воронку силой ревущих двигателей.
— Тор, детка, — настойчиво позвал Клинт, и Питер опять завертел головой, ища взглядом могучего воина, — давай ты уже поцелуешь свою секиру и пойдешь крушить, что это за сраные ритуальные рыдания?
Песчаный смерч взвился так бурно, что у Питера уже в носу свербело и чесались глаза, и Плащ заботливо пытался замотать ему еще и лицо, но Питер упрямо вертелся и сумел наконец разглядеть Тора у подножия скалы. Тот, преклонив колени и повесив голову, держал на вытянутых руках секиру. Поспорить можно было, что губы у него шевелились в глухой молитве, как у каких-нибудь сектантов-сатанистов в ужастиках. На Наташу, которая что есть силы сжала его плечо, он даже не оглянулся. Кэп присел рядом на корточки и попытался что-то внушить, но Тор, не отвлекаясь, выдал ему небрежный удар локтем в грудь. Барнс успел оттащить кэпа в последний момент.
— Тор! Именем Одина тебя предупреждаю, поднимай задницу! — срывал голос Клинт, но Тор не поднимал головы.
В ту секунду, когда Питер уже открыл рот, чтоб замотивировать Плащ сменить приоритеты, прекратить его душить и пойти надавать отрезвляющих пощечин богу молний, к скале метнулась словно из ниоткуда здоровенная зеленая туша.
Питер мысленно застонал: он уже не понимал, кто и где находится, чертов песок мешал, в ушах звенело, черта с два за чем уследишь.
— ХАЛК ПОДНИМАТЬ ЗАДНИЦУ, — коротко изложил громила. — ЗАДНИЦУ ТОРА. — И с этими словами он схватил Тора за шкирку, поднял и приложил о скалу. Скала треснула ровно посередине. Трещина разошлась, как шов на старых джинсах. — ТОР ДУМАТЬ! ТОР УБИВАТЬ! ТОР НЕ ТУПИТЬ!
— А мне с тобой еще повезло, да? — пробормотал Питер, кося глазами на Плащ, и тот погладил его по щеке уголком подола.
Танос медленно поднял ладонь к лицу, морщась и прикрывая глаза, и прогрохотал:
— Суета. Ненавижу суету.
Щелчок пальцами — и стало невыносимо тихо; Питер жадно глотнул воздуха, испугавшись, что это у него помутнело в голове как перед обмороком, но нет. Просто все вокруг замерло. Буквально все.
— Ну охренеть теперь, — прошипел Клинт.
— Как в Матрице, — пробормотал Питер.
Песчаный смерч застыл, рассеявшись в воздухе миллионами цветных песчинок; человеческие фигуры, серая и красно-золотая, застыли тоже, похожие на муляжи из музеев, Железный Человек и Воитель, воссозданные в пластике и картоне, спешите видеть; исторгаемые из реакторов языки пламени выглядели теперь так, словно их соорудили из строительной пены, покрасили и прилепили на эти самые муляжи.
И как раз тогда, когда Питер задумался, а почему не застыл он сам, Танос щелкнул еще раз, и на Питера рухнула тишина еще более оглушающая, чем прежде; он окунулся в нее с головой и понял, что не может ни пошевелить пяткой, рукой или носом, не может даже взгляд перевести в другую сторону.
— Карен, я не чувствую, э-э, ничего, — сказал он и понял, что не произнес ни слова. Даже губами не шевельнул. — Карен! Карен! Ч-черт… Плащ? Что… Меня кто-то слышит?
Питер сглотнул, нервно облизнул губы — и конечно, ничего этого на самом деле не сделал. Его тело словно осталось за тысячу миль от него. Как когда ты проснулся только мыслями, а тело еще не слушается; как падение на грани сна и реальности, когда ты подскакиваешь в кровати, только до этого момента так и не доходит; бесконечное, безумное падение. Словно какой-то нерв перерубили между телом и мыслями.
— Вот же задница, — вздохнул Питер.

Белое Нигде, надо отдать ему должное, нервную систему неплохо закалило. В истерику Питер не впал. Интересно, если ты однажды умер, ты потом вообще от чего-то можешь впасть в истерику или это как прививка?
Апокалиптическую картину с красными песчинками, застывшими в спиралевидном урагане, он разглядывал час или два. Или даже три. Попытался даже посчитать песчинки, но забросил после сотни. Попытался подумать о том, какая же классная тетя Мэй, но тут же почувствовал, что нервная система вот тут как-то перестает быть закаленной, и переключился на мысли о том, почему профессор Беннер стал именно зеленым чудищем, а не красным или, скажем, голубым. Дальше в ход пошли даты по истории, компьютерные игрушки Нэда, химические таблицы, рецепт вегетарианской пиццы, меню Макдональдса, а под конец Питер представил, что он — мистер Стрэндж, а вот эта неподвижная хренотень вокруг — это такое специальное пространство для медитаций, и стал медитировать и представлять, как все его существо наполняется энергией солнца, космоса… и какие они там еще бывают.
Он так увлекся, что не сразу заметил, как неподвижная хренотень дрогнула, совсем чуть-чуть, и в красном вихре появилась женщина. Подняв голову, она, не мигая, смотрела на Таноса, почти настоящая, но красное солнце просвечивало зеленую кожу насквозь. За спиной у неподвижного гиганта как ее отражение стояла вторая женщина.
— Ох, — мысли о медитациях в тайных восточных храмах среди снегов и облаков, где все носят Плащи и ведут себя как мистер Стрэндж, тут же улетучились, и Питер уставился внутрь красного вихря. Сконцентрировался на нем, точнее говоря, но в замысловатом бестелесном существовании концентрация вполне сходила за действие.
Гамора и Алая Ведьма стояли по две стороны от Таноса, и если Гамора выглядела так же, как Белом Нигде, если не считать жуткой полупрозрачности, то Алая Ведьма переменилась и стала еще страшнее. Красная магия, эти электрические алые нити, которыми она смогла к чертям разнести гребанный камень души, теперь окутывала ее с ног до головы, струилась с ладоней, из глаз, из-под куртки, стекала с волос.
Алая Ведьма подняла руку, и это выглядело еще жутче, чем когда это делал Танос со своей адской перчаткой; и затем она щелкнула пальцами, и Питер снова рухнул куда-то в темноту — и честное слово, как раз это уже не пугало.

* * *
Больше всего в своей дурацкой жизни Джеймс Бьюкенен Барнс ненавидел две вещи: беспомощность и ожидание. В бытность его в Гидре эти две вещи были тесно связаны. Сейчас его не собирались обнулять, зато сперва пытались сбросить в пропасть — сколько можно? — а потом сунули в мутное ничто. Не как в камне души, где мир вокруг отзывался на движение мысли, а в вязкое, инертное, тупое ничто песчаного цвета. То есть убивать поленились, это хорошо. Пока ты не мёртв, можно побороться. Баки зачем-то очень ярко представил, как фиолетовый урод называет код и велит Зимнему броситься на Стива, и тут же мысленно покачал головой: этот страхолюд мог бы их всех сравнять с землёй движением пальцев, нахрена ему Зимний. Поразвлечься только…
А потом вместо песчаного и вязкого появилась Ванда. То есть вскоре Баки рассмотрел всех остальных — и дамочку с зелёной кожей, и стиснутого колдунской одёжкой Питера, и зелёного монстра, — ну и вид, — и здоровяка в плаще, у которого слёзы так и застыли на лице, и замерших в воздухе Старка и его дружка, — но сперва он увидел Ванду. Она пылала самым ярким красным светом и истекала им, как кровью.
— Салют, подруга, — выговорил Баки и губы его снова не послушались, а потом накатила чернота. А потом он открыл глаза по давней привычке выныривать отовсюду, откуда можно, и обнаружил, что сидит на здешней мёртвой земле, и что руку ему протягивает Стив.
— Клинт говорит, — сказал тот, наконец-то ровно дыша, — что ваш колдун сказал, что Ванда уничтожила камень разума.
— То есть ты больше не будешь хвастаться, что расколол скалу? А мне понравилось, — фыркнул Баки просто чтоб не молчать. Он уже нашёл Ванду взглядом, и ему не понравилось то, что он увидел: всё больше красного, всё меньше человеческого. Выражение лица уже не столько разбираешь, сколько угадываешь.
— Вот дерьмо, — сказал вслух, — она же не даст собственной магии себя сожрать?
Стив медленно оглядывал поле битвы, хмурился, даже собрался, кажется, что-то ответить, но тут Танос взревел. От его рёва хотелось пригнуться, а рука мелко завибрировала. Ник Фьюри, Баки спорить мог, назвал бы это «вой раненого динозавра» или что-то вроде.
— Я обещал не поднимать руки на неразумных, — прогремел Танос, отведя руку с перчаткой, — помятой, но целой. — Ты глупа, ведьма. Я могу даровать тебе покой. Я воссоединю тебя с возлюбленным.
Баки ждал, что она скажет: «Пошёл к чёрту!», но Ванда расхохоталась. Пламя вспыхнуло ещё злее, ещё ярче.
— У меня камень времени, — напомнил Танос, — я запросто восстановлю первые два.
— Что ж, попытайся, — выплюнула Ванда, и Баки слышал, как дрожит у неё голос, — пусть они оба сбрендят, как твой разум. Пусть всё, к чёрту, сгорит, мне всё равно.
Голос у ведьмы дрожал не от страха, а от ярости.
Танос медленно-медленно покачал головой и поднял руку.
— Ты больше никого не убьёшь!
Рука в перчатке застыла. Танос замер и повернул голову на голос. Рядом с ним, заслоняя зелёную женщину, стояла та женщина с голубой кожей, которая как-то вмешалась в разговоре с Землей. Баки она напоминала всё того же Зимнего — столько металла…
Обоими руками она сжимала рукоять секиры, а за неё саму держался енот. Что ли, тот самый, который так смачно стрелял тогда в Ваканде?
Титан безмолвно пошевелил губами, будто благословлял, и щёлкнул пальцами. Ничего не произошло.
— Она должна была сделаться фольгой, — сказал он, и в этом голосе Баки уловил призрак растерянности, — любое оружие…
— Не то, что выковано на звезде, — отрезала синекожая, — и уж поверь мне, отец, я ударю куда следует и как следует. Ты хорошо учишь.
— Вмажь ему, и дело с концом, — вмешался енот, — я хочу вырастить из этой деревяшки ещё одного Грута, когда встречу старого. Ну, я подумал, наверняка ему всё это время было одиноко, всё-таки никаких себе подобных, да и…
На месте Таноса Баки уже раз десять щёлкнул бы пальцами, но тот бездействовал. Только смотрел синекожей за плечо, туда, где, скрестив руки на груди, стояла её зелёная сестра. Стояла — и молчала.
— Дитя моё, — сказал титан, — тебя единственную я хотел бы спасти.
— Хотел бы, но не станешь, да? — спросила Гамора, и в вопросе этом явственно звучало сочувствие. — Я понимаю. Тяжело лишаться близких. Знаешь, я рада, что мы с Небулой всё-таки поняли друг друга, пусть и после моей смерти, и что Квилл… Ну, что, сложись всё по-другому, ты мог бы вести меня к алтарю на нашей свадьбе.
Гамора смотрела на Ванду. Баки смотрел на них обеих — и думал о танкистах в горящих танках и о сбитых лётчиках.
— Дочь моя, — голос у Таноса дрогнул, — любимая моя дочь. Ты всегда была самой храброй из всех нас.
Гамора кивнула, и в это время Ванда наконец воздела руку. На этот раз взрывная волна ушла вверх и в сторону, и Баки начисто оглох, но зато видел. Как Танос упал, заслонив лицо. Как задрожала Гамора, словно бы в дыму, потом распалась на осколки и исчезла. Как отшвырнуло Небулу, и как она схватилась за секиру и двинулась прямо сквозь волну спёртого воздуха, а енот так и болтался на рукояти, вцепившись намертво обеими лапами.
— Ванде осталось ещё два камня, — сказал Стив, — Танос ослеп и оглох от ярости и горя, но Небула тоже не в себе. Нужно помочь.
Ванда лежала на земле, и красная её магия не текла больше ровно, а лилась толчками. Она или Стив? Стив сказал бы — иди к женщине, но он не справится один…
Баки промедлил всего миг, Солдат внутри него колебался меж одинаково приоритетными людьми, а на Таноса уже бросились: зелёный монстр, оправившийся здоровяк в плаще, рыжая красотка, Старк, приятель Старка и Питер, которого заботливо придерживал под мышки плащ.
— Мне должно нанести первый удар! — выкрикнул здоровяк, и, конечно же, синекожая ответила:
— А вот и нет!
Зелёный монстр проревел:
— ХАЛК БЬЁТ РУКАМИ БЕЗО ВСЯКИХ ЖЕЛЕЗЯК!
Танос щёлкал и щёлкал пальцами, но искореженная перчатка не повиновалась. Наконец Небула всё-таки занесла секиру, здоровяк заорал, и они бы попали Таносу точно в голову, если бы он внезапно не исчез и не появился точнёхонько у Баки за спиной.
— Тьфу ты, — сказал Баки и снова принялся делать то, что умел лучше всего: наносить удары и ускользать. Стив успешно ему аккомпанировал, а Ванда всё ещё лежала в пыли. Чёрт.
— Клинт говорит, — сказал Стив, подныривая Таносу под руку, — остались камни силы и пространства. Но пространство сбоит, и вот поэтому он не может от нас сбежать, но может… уворачиваться.
— По-прежнему считаешь, что это большие парни должны от тебя сбегать, а не наоборот?
Сила, видимо, была при Таносе тоже не в полном объёме, потому что когда он отшвырнул того же зелёного монстра, тот вскочил сразу — и снова бросился в драку с криком: «КЭП ПОПАДАТЬ, ХАЛК ТОЖЕ ПОПАДАТЬ!» Романофф то кидала в титана ножи, то стреляла, целясь, как видно, в глаза, и если б не сбоящий камень пространства, давно б лишила того зрения и слуха. Все вместе они худо-бедно, но справлялись, поэтому Баки всё-таки метнулся к Ванде.
— Эй, подруга, — позвал, опускаясь на колени, — ещё два камня, и мы сможем всех послать.
— Я подточила их, — сказала Ванда, скосив на него глаза и даже не попытавшись встать. Дерьмо, дерьмо. — Я все их подтачивала, пока Танос разговаривал. Гамора выиграла мне время. Но теперь я не могу их уничтожить, и всё зря. Последний рывок, а сила меня оставила.
Лучше оставила, чем сожрала, хотел Баки сказать, но промолчал, конечно. Зато отвёл ей с лица прилипшую прядь и поцеловал.
Зажмурился, и мир за веками затопило красным цветом.

Эпилог

Барнс потянулся и хрустнул костями, не прекращая раскачиваться на табуретке с железными ножками. Это оказалось заразительнее, чем зевота, и спустя секунду застонал от удовольствия мистер Старк, аккуратно разминая еще стянутые повязкой ребра, а следом издал пошатнувший стены рык Тор. И только кэп ограничился тем, что тихо размял кулаки.
— Что следующее? — Барнс, выпрямившись, тут же потянулся к миске с чипсами. Опустевшая, под его рукой она наполнилась, и зале снова запахло луковой приправой. — Черт, это просто восхитительно, кто разрешил тебе использовать магию вне Хогвартса, парень?
«Парень» не удостоил его ответом, только вежливо улыбнулся, не отрываясь от книги. Мистер Стрэндж все-таки уникальный человек, кто вот еще может просидеть в полуметре от пола в позе медитации с книгой на коленях три боевика подряд и даже за чипсами ни разу не потянуться? Возле него, правда, услужливо парил картонный стаканчик с кофе, так что, может, Стрэндж не очень-то страдал.
— Ну, — Питер сполз с дивана, где валялся последние часов шесть, привалившись одним плечом к тете Мэй, а вторым — к мистеру Старку, и подошел к экрану поближе, разглядывая кучу постеров, которые вывела туда Пятница. — У нас тут есть еще куча боевиков, но если мы хотим сменить жанр... — он сделал паузу, и Пятница моментально заменила одни постеры другими, и Питер, разглядев среди них «Короля льва» и «Бэмби», фыркнул.
— На твой вкус, — махнул рукой Барнс и, закусив соломинку, присосался к коле.
Вообще-то им всем уже давно полагалось разъехаться по домам, вспомнить о том, что существуют школы, офисы, лаборатории, общественный транспорт и забегаловки, где за еду — с ума сойти — надо платить. Хаос в Нью-Йорке почти утих, метро работало уже два дня, а сегодня открыли аэропорты. По новостям шутили, что Ньй-Йорк после инопланетных бед отряхивается, как собака после купания, и даже Большой Геноцид, как назвали выходку Таноса, не смог убрать из города шумные закусочные, сумасшедших таксистов и скачущих по центральному парку лабрадоров. И наверное, не такая уж это шутка. В школьном чате Питера уже планировали закатить вечеринку в честь неудавшегося геноцида, с блестками, символизирующими прах исчезавших, и в футболках с хэштегом «ТаносСоси». Нэд уговаривал Питера пойти, но Питер малодушно соврал, что тетя Мэй посадила его под домашний арест до конца жизни. («Не хочешь — так и скажи, — обиделся тогда Нэд. — Мэй полчаса назад выложила в инстаграмме фотку, где они с Капитаном Америкой едят пиццу!»).
Так вот — им все полагалось разойтись по своим делам, и кто-то так и сделал. Клинт, например, рванул к семье, но каждые пару часов звонил уточнить, «не просрали ли они еще что-то и не собирается ли случиться еще какой звездец»; и каждый раз спрашивал, как Ванда. Ник Фьюри уехал сразу же, как они долетели до Земли: забрал с собой мистера Роудса, Наташу и доктора Беннера и руководил теперь всеми этими манипуляциями по пересыланию домой случайно затерявшихся в США французских старушек, сербских детишек и бразильских женщин. Камень души, выплевывая всех умерших, большинство из них доставил по верному адресу, но неурядицы случались. Небула, енот и Квилл пробыли в Башне всего пару часов, а потом Небула попросила корабль: «Мне тут делать нечего. Ему, — кивнула на безучастного Квилла, — тоже». Питер никому бы не стал этого говорить, но когда они улетели, ему стало дышать как-то попроще.
А вот остальные остались в полном составе, и из всей их компании Башню за прошедшие четыре дня покидали только Мэй с кэпом (есть пиццу, господи, боже, да Питер чуть не умер еще раз, когда узнал, а мистер Старк шутит про его выражение лица до сих пор).
Мистер Старк наотрез отказался ехать в больницу, затребовал врачей прямо в Башню и теперь наслаждался нарушением рекомендаций: ел вредную еду, сменил постельный режим на диванно-кресельный и подливал коньяк в чашку с колой или кофе. На него в три голоса ругались Мэй, Пеппер и кэп — кэпу мистер Старк показывал плохой, но понятный жест, Мэй включал шарманку про «если я от этого умру, то умру счастливым!», а Пеппер что-то шептал так тихо, что не различал даже паучий слух, а от нежности, какая сквозила между этими двумя, у Питера почему-то краснели щеки.
Ванда спала. Сначала — почти сорок часов без перерыва, потом — провалами, и ничего вокруг не замечала, даже если открывала глаза. Фьюри настаивал на том, что Ванду необходимо госпитализировать в приличное место с хорошими специалистами, но к упрямому «нет» мистера Старка присоединилось твердое «нет» мистера Стрэнджа и взгляд «ну-ка повтори?» Барнса, и Фьюри махнул рукой. Стрэндж утверждал, что состояние временное, но над Вандой квохтал, как волшебная наседка — хотя выражение лица у него, конечно, оставалось такое же серьезное и чуть-чуть возвышенное, как и всегда. Плащ сменил фаворита — теперь он не душил Питера, а укрывал Ванду; Питер теперь называл его «плед мистера Стрэнджа», а Стрэндж делал непроницаемое лицо.
Барнс бродил по Башне, по сто раз на дню заглядывал к Ванде и единственный умудрился достать ее настолько, что в один из коротких периодов, когда она не спала, был тихо, но отчетливо послан к черту. «Она сказала “пожалуйста”», — добавлял Барнс.
Несколько раз их всех звали на конференции — рассказать, типа, как именно они в конце концов прикончили Таноса. За них всех принял решение мистер Старк: «Пятница, для журналистов мы все мертвы или пролежим под трубками ближайшие полгода. Никаких Мстителей в прямом эфире».
Поэтому в Башне не было никаких журналистов, только телек, чипсы и они все. Они заказывали пиццу, играли в баскетбол, смотрели Дискавери и иногда — новости, Питер врубал стереосистему на полную и грузил Барнса и кэпа музыкой от пятидесятых до современности, Стрэндж искрил порталами по всем помещениям и даже принять ванную отправлялся через оранжевый искрящий круг, за что над ним от души издевался мистер Старк.
Короче говоря, они просто отдыхали. Только они, только те, кто пережил всю эту канитель, в камне или снаружи, и не свихнулся. Они даже не вспоминали о том, что случилось, только шутили иногда — Танос был излюбленной темой для шуток, — но и этого хватало.
— Давай «Короля льва», — сказал Питер, и на экране стала медленно расцветать заставка Walt Disney Pictures.
— Мой любимый мультфильм. Я буду плакать, когда Муфаса умрет, — раздался вдруг хрипловатый голос, и все как по команде обернулись.
— Проснулась спящая красавица, — хмыкнул мистер Старк, но вышло всем не ехидно.
Ванда, покрепче закутавшись в Плащ, слабо улыбнулась. Нормальной улыбкой — Ванды, а не Алой ведьмы.

Бонусы

А это — кусочки к таймлайну эпилога, но спустя чуть больше времени. Это уже не столько эпилог, сколько пост-стори.

БЫЛЫЕ ВРЕМЕНА

— Эй, Бак, — зовет Стиви.
Он притаился за углом, привалившись к стене плечом как бы между делом, и намерения у него серьезные — ради бога, никто ведь не караулит за углом, если ему не срочно.
Этот угол — единственный во всей Башне, мимо которого не пройдешь. Это местная транспортная развязка, территория между сортиром и жилыми помещениями, миновать ее можно, только решив наведаться в другой сортир, наверху, но тот, с гигантским джакузи, недавно нарек своим огромный зеленый монстр, и пока никто не объяснил ему, что это не так работает.
Баки, короче говоря, натолкнулся бы на Стива в любом случае, и Стив это знал.
— Занял стратегически выгодную позицию, — похвалил его Баки. — Чего тебе?
Стиви нахмурился. Их ритмы привыкания к этой новой чертовой жизни не совпадали — Баки уже привык не миндальничать, а Стиви еще жил в мире, где одно неосторожное слово то ли заставит Баки упасть и рыдать, то ли пробудит Зимнего, то ли еще что.
— Поговорить, — наконец, сказал Стиви.
— Это плата за возможность отлить?
— Что?.. А, нет, конечно. Я подожду.
— Уже не по себе, — хмыкнул Баки и обошел его, направляясь к двери, еще не отмеченной табличкой «ЗДЕСЬ ХАЛК».
За минуту пребывания в комнате, подсвеченной какими-то синими огоньками и пропахшей цветочным освежителем воздуха, Баки осознал, что, вообще-то, не сомневается, о чем пойдет речь.
В конце концов, Стиви уже пытался дважды. Даже с двух сторон, но и Баки, и Ванда, не сговариваясь, на попытку что-то выяснить реагировали одинаково — строили непонимающие лица. Ванда, правда, была та еще грубиянка и добавляла что-то вроде «и вообще это не твое дело».
Наверное, поэтому Стиви караулил за углом не ее.
— Бак. Я… Я просто не уверен, что это сейчас разумно, — сказал Стив минуту спустя, когда они переместились в гостиную. — Я не хочу лезть не в свое дело, но речь идет в том числе об атмосфере внутри команды. Вы оба много пережили и, возможно, сейчас вам кажется, что это наилучший выход, но не все так просто.
— Иногда думаю, что дрищом ты был получше, — признался Баки. — Без обид.
— Бак…
— А может, все пошло не в ту сторону, когда ты решил отрастить бороду, потому что…
— Бак.
— ...я подозреваю, что длина бороды как-то влияет на желание взваливать ответственность на спину.
— Хватит.
— Может, я даже возьму с тебя пример...
— Ну да.
— ...хотя ваша спецагентка говорит, что я и так напоминаю бездомного. Мне настолько не идет щетина? — и Баки наконец-то улыбнулся.
Известная, старинная закономерность: если у Стива серьезное лицо, ты не можешь делать такое же серьезное лицо, иначе его станет еще серьезнее, и тогда пиши пропало.
Улыбка не сработала.
— Представь на минуту, что будет, если на миссии с тобой что-то случится, — убийственно серьезно предложил Стив. — Ванда не железная, Бак. Ей хватило Вижена и брата.
— Да нет, — вдруг ухмыльнулся Баки. Вышло наверняка жутковато — так же, как ощущалось; он скрестил на груди руки, скопировав позу Стива. Надо же, пронеслась мысль, Стиви все-таки вырос — ни слова о том, что будет с ним самим, если Баки на миссии открутят голову. — Нет, Стиви. Она, может, не железная, но крепче, чем ты думаешь.
— Она… Просто девушка, Бак.
— Во-первых, она очень симпатичная девушка. — Взгляд у Стива сделался осуждающим, и Баки продолжил уже серьезно: — Во-вторых, чья, ты думаешь, была инициатива остаться здесь? Не смотри на меня так. Я надеялся на лачугу в Ваканде или, на крайний случай, скромную квартиру в какой-нибудь городской глуши, и знаешь что? Я выяснил, что я тот еще подкаблучник, потому что эта твоя «просто девушка» заявила, что нельзя малодушничать и сбегать, и вот — вместо того, чтоб спокойно выращивать коз и читать журналы, мы снова на передовой.
— Ты мог ее убедить, — вздохнул Стив. — Она пошла бы с тобой.
— Ты слишком мало общался с женщинами, — снисходительно хмыкнул Баки.
Стиви вымученно оскалился в ответ и провел по лицу ладонью. Широченной, не то что в былые годы, когда он даже хомяка бы не смог одной левой задушить.
— Эй, — позвал Баки, сжав его плечо живой рукой. — Мы справимся. Кончай быть мамочкой-бойскаутом.
— Кем? — фыркнул Стиви.
— И перестань караулить людей у сортира, это напрягает.
— Я не… Господи, да я просто не хотел вламываться.
— Ага. Я так и понял.
— Какой ты засранец.
В былые времени — черт, интересно, Стиви тоже частенько думает вот это дурацкое «в былые времена?» — так вот, в те времена Баки бы растрепал ему волосы на макушке, а теперь с силой толкнул в плечо. Стиви даже не шелохнулся, только бровь приподнял.
— Эй. Не толкайся.
— А то что?
— Я тебя повалю.
— Ты? — Баки оглядел его с ног до головы так, словно перед ним все еще стоял тощий шкет, и изрек: — Надорвешься.
Это был вызов — да или нет, готовы они или нет, плюнут на все или нет — и они плюнули, и в следующую секунду Стиви сделал какую-то мудреную подсечку, а Баки отшвырнул его за шкирку, как котенка. Попытался, точнее — потому что Стиви извернулся и прыгнул ему на спину.
...К черту бы их, эти былые времена.

ПЛОХАЯ КОМПАНИЯ

— Нет, — говорит Барнс, — неа, приятель, ты сегодня пропускаешь.
— Но мистер Барнс!..
— Неа.
— Нет, вы не понимаете, я должен!
В Башню Мстителей Питер всегда старался попасть как можно быстрее, потому что, ну, Башня — это круто, это супергеройская часть его жизни со всеми сопутствующими плюшками в виде бесплатной бесконечной пиццы, подколок Соколиного Глаза, неиссякаемых апгрейдов от мистера Старка и, ладно уж, духоподъёмных речей от Кэпа. Хотя насчёт последних — Питер бы с удовольствием с кем-нибудь поменялся, типа — геройствует Питер, а речи слушает кто-то другой. Ну потому что, все эти «ты не бессмертен», «нам следует ценить доставшееся нам чудом, а не разбазаривать», и даже, о боже, «тебе, наверное, тяжело сразу принять, что я и твоя тётя — ну, ты знаешь». Питер и пробовать не стал ему объяснять, что дело, чёрт возьми, вовсе не в его внезапном старпёрском бенефисе с тетёй Мэй! Про бенефис Питер придумал не сам — подслушал как-то сказанное мистером Старком, но в душе был полностью согласен. Роман Капитана Америки с его, Питера, собственной тётей — это было как предательство, ну, всего устойчивого, что у Питера вообще было. В том смысле, что Капитан — он вообще символ, и не должен уплетать у вас дома фирменный пирог и уж тем более, боже упаси, стоять у плиты или отдраивать раковину. И с другой стороны — не то что Питер не желал тёте Мэй счастья, но всё-таки она всегда была только его. То есть её личная жизнь, если и была, Питера как-то не касалась никогда.
Так вот, Питер рисковал вовсе не поэтому.
И не потому, что была весна, и не потому, что все, побывавшие внутри клятого Камня Души, с каждым днём забывали всё больше, а значит, никто в школе и подумать не хотел, что ему, Питеру, можно дать немного форы. Ну, не то что держать его в школе из милости, но хотя бы не спрашивать на уроках столько же, сколько обычно, потому что ещё есть вся эта супергеройская дичь, и ни один подросток не смог бы на его месте нормально сдавать гору пробных тестов, тренироваться в Башне и после всего делать вид, что Капитан Америка, задумчиво поедающий мусаку на кухне Мэй — в порядке вещей. Чёрт возьми, Капитан был дружелюбным, он даже с Нэдом умудрился подружиться. Барнс с Алой Ведьмой тоже были вместе, насколько Питер понял, но это «вместе» как-то оставалось между ними.
Может быть, так всегда, когда тебе пятнадцать. Всё было слишком медленно, и слишком быстро, и мистер Старк составил график патрулей и всё норовил исключить оттуда Питера под разными надуманными предлогами, но Питеру только это и было нужно! Только погони, только обезоруживать плохих парней и успокаивать хороших, и обойти все парки, и все крыши, и даже в канализационный люк однажды спуститься. Всё вокруг будто стало неудобным, тесным, кололось и жало, и Питер так хотел успеть хоть что-нибудь, что не успевал ничего вообще. Ну, или думал так.
И вот теперь, когда на миссию собрались, Питер точно знал, Капитан, Чёрная Вдова и Соколиный Глаз — он опоздал. В Башне, по крайней мере на виду, был только Барнс, и говорил всё с этим же своим невозмутимым видом редкую чушь. Ванду он с этим же ровным видом раздевает?
Нет, это всё неправильно, Питер же вообще не думал о таких вещах, то есть ему нравилась Лиз, и ЭмДжей, может, тоже, но почему все вокруг встречаются так явно? Разве Барнс с Кэпом не из прошлого столетия, разве они там не должны блюсти приличия?
— Сегодня ты не играешь, — говорит Барнс и садится, подпирая собой дверь, в которую Питер только что вошёл. Заглянул в гостиную, думал, все будут в сборе, а они…
— Сегодня ты не играешь, потому что за прошлую неделю тебя пришлось вытаскивать пять раз.
— Это всё не…
— Потому что ты не рассчитываешь вес.
— Чего?
— Берёшь больше, чем можешь утащить.
Что Питера бесило в Барнсе — тот был быстрее. Питер метнулся к окну — и Барнс оказался там, Питер к двери — и Барнс к двери. Будто отматывал время назад и предугадывал. Да сколько же его учили в этой Гидре?
— Это вам мистер Старк сказал за мной следить?
— Старк вносит вклад в восстановление города и понадеялся на твоё благоразумие.
— Но если он…
— А я вот не надеюсь.

Вот честно — Питер с ним подрался бы, отвести душу. Барнс не обиделся бы, он вообще не обидчивый. Но Питер даже, ну, добраться до него не мог, хотя казалось…
— Да как вы уклоняетесь от паутины?..
— Хорошо отдыхаю. Сплю, ем, трахаюсь, перевожу через дорогу не больше пятерых старушек в день.
— Каких старушек?
— А ты тянешь их пятнадцать и ещё парочку хотел бы, да не можешь. Метафорических старушек, вот что я скажу. Но мир не рухнет, если один парень денёк отдохнёт, понимаешь о чём я?
— Но остальные…
— Согласны, а как ещё.
— А мистер Старк…
— Тоже бы согласился, если б знал.
— Это что, отстранение от миссий?
— Это забота, — Барнс вновь поднырнул под свежевыпущенную клейкую полоску, — и дедовщина. В том аэропорту ты дрался лучше.
Гостиная была вся в паутине, ну, сверху донизу, когда Питер всё же выдохся. Он бы, наверное, был не против помириться, но говорить об этом — нет, увольте. Или они не ссорились?
— Пойдём, — сказал Барнс, — выпьем пива что ли. Я знаю, что тебе нельзя. Стив меня расчленит, если узнает.
— Да кто он такой, — буркнул Питер, и Барнс фыркнул:
— Я всегда был плохой компанией. Пошли.

@темы: марвел, фанфики, пишется тут всякое

---

Внезапно поняла, что вот а сейчас я уже не против пойти в магистратуру и прям соскучилась.
Но теперь другая проблема.
За два года я забыла просто ВСЕ, кроме троицы Фрейд-Пиаже-Выготский, про которых перескажу все что можно даже под наркотиками в три часа ночи с черепно-мозговой травмой.
Вообще перемены пугают меня. Всегда.
Звонки по телефону, перемены и искренность - мой топ бед хд

---

В последний день каникул успела сходить на лыжах в лес.
Как всегда, просто вдруг встала, надела штаны, взяла лыжи и пошла, пока не успела опомниться и передумать.
Божественно красиво. Умоталась в конец, на обратном пути периодически падала в снег, забыв, что за ногами надо следить, а они не сами едут. Но блин, как же круто.

---

После игры размазало тонким слоем по реальности, три часа ночи, в темноте глажу собаку, смотрю на остатки браслетиков гламура, рыдаю. Посмотрела фильм про Скорую помощь, рыдать начала на нем, потом просто. Как будто кран с водой забыл закрыть, а теперь потоп не остановить.
Почему-то вся эта тема с балансом банальности и гламура делает мне очень хорошо и плохо одновременно, это дико жизненно, правдиво, и ощущение какого-то очень простого инсайта. По-моему, по силе рыданий я сейчас могу определить, насколько актуальна та или иная часть этой мысли для моей жизни, ахаха. Это дико красиво и честно, что за искренние действия, за свободу и смелость быть собой и быть открытым и беззащитным на игре ты получал гламур. Потому что когда что-то такое делаешь, всегда пробуждаешь в себе ту часть, которая про повседневное волшебство и радость жизни. Когда не боишься, не думаешь, что скажут окружающие, когда рискуешь отойти от привычного.
Кажется, про эту истину я вспоминаю каждые полгода примерно, но потом благополучно забываю и открываю ее снова как в первый раз. А последние полгода нахожу способы напоминать себе об этом хотя бы на РИ, это, блин, как напоминалка на телефоне, которую ты ставишь в бессознанке, а потом удивляешься; когда окружаешь себя персонажами про страсть к жизни и не сразу понимаешь, зачем и почему.
Короче, все очень вообще-то хорошо.

---

"Высокий форт"

Отличное начало ролевого сезона, одна из тех приятных игр, где ты получаешь максимум удовольствия при минимуме затрат.
Проснулась сегодня с именем Дороти в голове, с ним же приехала на игру. Славная девочка-селки, мелкая магнолия, которая очень не хотела ничего решать, потому что постоянно передумывала, а хотела веселиться и плескаться. Моря в Форте не было, зато были те, у кого не было ши-фейса и кто знал толк в веселье.
Прониклась видовым характером селки прям в процессе, очень грустила от каких-то интриг кругом, от надменных лиц ши, в конце от нежелания зачем-то принимать какое-то решение сбежала к морю с милашкой-паком. 4В как она есть.
Дороти была очень мелкой феей, получила шкурку полгода назад и не успела набраться ума, девчонка как она есть; и с начальным загрузом о том, что шкурку у нее стащили два пака-шкодника, было типично по-девчачьи: ну вроде как-то плохо, и обидно, но вроде игра, весело, но вроде тревожно, но весело, ойвсе. Ее вполне удовлетворило в отместку выдернуть перо из головы павлина - это, правда, проблему не решало, но Дороти как-то с самого начала надеялась, что ее проблему решит кто-нибудь взрослый и всеведущий. В целом так и вышло х)
Очень стремные были ши сначала. Первый разговор с ними - это просто паника внутри и желание заистерить, но как-то понимаешь, что если ты тут заистеришь, это будет твоя последняя в жизни истерика Спокойные лица, спокойная речь, ведут себя так, словно говорят с дураками с врожденной травмой головушки - вот после этого Дороти решила, что в задницу вашу дипломатию, я сюда не пойду!
Потом она подружилась с паками и решила, что не так уж плохо тут.
Потом еще раз поговорила с леди-ши, которая сказала что-то типа "простолюдинам легче понять простолюдинов", и решила, что НУ НЕТ УЖ ФУ ХОЧУ ДОМОЙ.
А потом, уже ближе к концу, вдруг случилось поиграть в жмурки, и с нами поиграла леди-ши, та самая, с этим ужасным лицом. Играла. В жмурки. Ши. В жмурки. ИГРАЛА. Короче, Дороти тут же ее прям полюбила.
Тяжело, когда сердечко переменчиво.
Простое бытовое волшебство, шепот стремной ленты и павлиньего пера, наколдованный паком маленький океан посреди комнаты, восторг и счастье; петь песни, превращая их в извинительные и издавая тюленьи звуки; танцевать с лентой под "Голубую стрелу", чтобы магия сработала.
Очень славно и хорошо.
И офигенный красивый мир, новый для меня, очень понравилось.

Спасибо всем, я больше всего времени провела с Эмбер и паками, и это было отлично.

---

Уже очень скучаю по работе. Отдых был очень кстати, теперь жажда рабочей движухи начинает разгораться.
Много встречалась с друзьями, играла в комп, смотрела кино и мастерила. И спала, господи, я за каникулы столько спала, что вообще забыла, какое ощущение от недосыпа бывает.
Дома появились кресла-груши, мечтала о них с лета, заказала два, второй день живу на них.

Начинаю смиряться с тем, что мне больше нравится делать из историй игры, чем писать эти истории. На писание не хватает выдержки, а на игры – как раз.

Полдня смотрела, куда можно поехать летом, утонула в этом на несколько часов. Безумно хочу еще моря и гор.

---

Виш-лист

В общем-то, все как всегда.

1. Сладости. Я смирилась с этим. Шоколад с орехами, новогодние подарки, вот это все.
2. Гирлянды. На батарейках или электрические, любые. ОГНЯ хочу.
3. Кружки. В школе чашки неминуемо исчезают, лишним не будет
4. Прикольные теплые носки.
5. Бомбочки для ванной
6. Кисти, краски, пластилин, бусины, цветные ленты, фетр, декоративные цветочки, металлические подвесочки - вот всякая мелкая херня, которой полны полки Леонардо и похожих магазинов, потому что это расходуется и по работе, и по мастерским делам в диких количествах.
7. Футболки с прикольными надписями
8. Чай и кофе из "Кантаты". Чай - что-то ягодное или молочный улун, кофе - интересно попробовать всякий.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кончилась сложная неделя, я сижу с чайком дома, очень странно. Эмоции все как через стекло.

Декабрь - месяц челленджа, и сейчас основная часть закончена. Остался только спектакль.

В субботу был ГП-бал, очень красивый, очень драматичный. Сегодня - корпусная доигровка. Макго с ее "порву за своих" и потом Хелен с ее "никаких чувств на работе". Я напишу еще про бал, может, он очень сказочный был.

Доигровка оставила ощущение конца истории. Не точка, но все понятно и все хорошо. В той или иной мере.
Правильно сказал Филипп, наш реабилитационный психолог, "есть для кого работать". Справятся все. Научатся видеть что-то, кроме руин на месте рухнувшего мира, посмотрят вперед, найдут смысл.
Самую большую уступку программа реабилитации делает для Аннет. Аннет - единственная, кого готовы отпустить очень скоро, потому что если остальные могут найти силы верить кому-то в центре, то для нее центр - это котел с кипятком, и пусть она уже идет туда, где у нее будет воздух.
Мы смотрим на Тео с Тиадером и просто молимся, чтоб они продержались в центре хотя бы пару месяцев. Потому что пара месяцев - все, что им нужно, чтобы идти и жить, никакие не два года, не двадцать, просто мешок информации и они сами плечо к плечу.
За Ричарда тревожно, но это, кажется, лечится просто временем и поддержкой.
Джеймс кажется одним из тех, кто пройдет по реабилитации, как акробат по канату, улыбнется, раскланяется и уйдет восвояси. Как и Дамет, который перероет всю информацию, зачерпнет всего понемногу и справится. Как Мэтт и Матеуш.
Ричард в какой-то момент спросил у Хелен, испытывает ли она к кому-то эмоции, нормальные такие, не ситуативные. "К своим родителям. И к своим детям". И это очень смешно - колючий Мэтт, тысяча подначек, ожидаемых и неизбежных вот вообще, потому что углы в характерах иногда одни и те же; и нейтралитет с Матеушем, молчать, заплетать косу.
София, которая никогда не сойдет со своих позиций, и как же это хорошо и правильно. Ни следа истерики, как на Экзамене, а только вот эта твердость, это упрямство, эта внутренняя сила. Жаль, не было Сохви, они бы друг друга дополнили, как половинки целого.

---

Фичок про пост-пиратку, пусть лежит. Уйдиизмоейголовы

***

– Джек!
Он вздрагивает, неловко поводит плечами, словно скидывая на сырую поутру палубу накинутый на плечи камзол. Оглядывается. Рассеянно улыбается:
– Что ты говорила?
Энн выглядит так, точно сейчас влепит ему пощечину, но вместо этого только дергает головой сердито, откидывая волосы за спину.
– Да что с тобой?
Джек отворачивается, щурится на солнце, еще почти незаметное, не шар, а желто-серое марево на горизонте. Ветер гудит в парусах и треплет Джеку волосы. Энн стоит за его спиной, вздрагивая и оглядываясь, когда позади, на пустой палубе, слышится скрип или стук. Она еще уверена, что до суши их не довезут, и держит руку на ноже круглые сутки.
Джек оружия не носит совсем. Энн спорила, шипела, лезла с ним драться – но Джек только уклонялся или привычно сгребал ее в охапку и стискивал, пока она не успокаивалась или не принималась реветь. “Я вообще не уверена, что это ты вернулся!” – “Да ладно тебе, – с тенью прежней иронии говорил он, – кто ж еще?”.
Они плыли уже почти неделю – убитые и их убийцы, пираты и англичане, и до сих пор тут не пролилось ни капли крови. Энн пыталась кинуться на Тича – но ее остановил Джек, а Тич только хохотал, как в последний раз; мрачный испанец попытался рыпнуться на Джека – но ему руку на плечо положил улыбчивый испанский старик.
На корабле пили, разговаривали – и ничего больше.
– Я говорила – если мы не хотим пропасть, надо шевелиться, – Энн встает с Джеком рядом, плечи их соприкасаются. – Через два дня будут острова, а там…
Джек рассеянно кивает, пока она говорит, но Энн видит – он снова где-то не здесь, и от этого хочется его прирезать на месте.
И плакать.
– Ты только этого проклятого Суньигу слушаешь, да? – зло спрашивает она, отступая в сторону, и Джек по привычке ловит ее за пояс и притягивает обратно. Хочет что-то сказать – но вместо этого только опять улыбается, вполовину не так ярко, как раньше, и пожимает плечами.
– Черти что творится, Энн. Я еще даже не решил, как меня зовут.

---

Вот идеальное развитие моей жизни - это найти, как выполнять что-то, похожее на создание РИ, не в сфере хобби, а в сфере профессии.
Ни от чего столько удовольствия не ловлю, ничем не могу заниматься целые сутки с таким же упорством.

---

Мы делаем игру по "Парадоксам младшего патриарха", короче, приходите к нам. Пока это 16-17 марта, социалка, мистика, веселье.

"Необыкновенное все-таки место – Королевская школа" (с)

Много их было по всей стране, а осталась одна. Месяцы последние много перемен принесли: иные школы с землей сравняли, а мастеров да учеников с миром отпустили, иные сами себе голову снесли – в одной вот школе, например, ученики собственного мастера убили да и пошли в разгул, нет на них угомона, все окрестности в страхе держат. И вот стоит теперь в столице единственная, последняя – Королевская. Уж ее-то не тронут, иначе кто будет короля защищать?

Только вот незадача – покинул школу старый мастер Дайр. Вещи собрал и ушел, а вместо него там теперь – какой-то сопляк Кинтар, и этот самый Кинтар, говорят, недавно чуть младшего ученика не прикончил из-за ерунды. Так что это выходит – во главе у них мало того, что юнец, так еще и без минуты убийца? Не зря, может, Шенно Лиах, средний из Морских Королей, мрачнее тучи ходит и поклялся на днях Королевскую школу лично демонам в глотку затолкать?

И разобраться бы уже с этой школой несчастной королю, его же воины, да только с кого спрашивать – с мальчишки? Королю-то всего шестнадцать, полгода как из провинции вернулся, и поди пойми, каков он – ромашка полевая или не шути с ним.

И вот доигрались: явилась ранним утром в Королевскую школу целая делегация. Лиах Шенно, братец его всклокоченный, а с ними юноши вида самого разбойничьего, до зубов вооруженные, и стражи целая гурьба. И слух вдобавок пронесся над городом: пропал, говорят, король, похитили, украли, вытащили из-под носа у стражи!
Ну и вот как тут теперь?

---

Это даже не игра, а что-то около. Я не могу не, я слишком люблю истории про селки и прочих морских существ.
Мэри, которая не была человеком. Если бы было чуть больше магии.
Чуть больше сказки.

***
море любит тебя, удачливый юный Джек
не пугайся ни шторма, ни штиля, ни прочих бед
ты отдал ему сердце, сулил ему кровь и веру -
и в ответ оно дарит тебе молодую Мэри
подними ее из холодных тягучих волн
согревай, окружи ее лаской, пои вином
обещай полюбить - и будешь избран и ей
и тогда не видать тебе радости на земле

...но на море удача бьет ветром в твой черный роджер
поцелуи как розы алеют на светлой коже
Мэри, Мэри, не смей уходить, а уйдешь - так слушай
я тебя украду ровно так, как воруют души
оставляй вдалеке приличную леди Моррин
забывай ее и сбегай вместе с нами в море
навсегда, навечно, жестоким моим дурманом
только слово скажи, и я сделаюсь капитаном

...море любит тебя - ты можешь здесь все, что хочешь
но удача изменит тебе одной ясной ночью
ты коснешься камней в заброшенном старом форте
кто-то скажет на ухо: "сегодня вы здесь умрете"
рассмеешься назло - да вам ли чего бояться!
даже смерти шальной за Рейнджером не угнаться

...ты отдал морю сердце, сулил ему кровь и веру -
и не смог уберечь от зла молодую Мэри
кровь стекает вниз, на камни, и ветер воет
вот тебе и конец, счастливчик, избранник моря

---

У меня никогда не случалось настолько насыщенной игры. Горело все и всегда, я не присела ни разу спокойно за эти часы. Сделать чай, съесть печеньку? Ахахах, ты еще сырное фондю закажи и кальян закури, ага. Нет времени ни на что, ты постоянно начеку.
При этом ты - эмоциональный демонстративный придурок, тебе надо веселиться и трешить, и это тяжело.

Традиция "игры для удовольствия, отрывайся!" продолжается, скажем "нет" загонам после игры. Все было нормально, лучше могло, но оно всегда может. У меня эти две пиратки - как тренинг по отыгрышу активности и самоуверенности, и прошло хорошо.

Сложновато местами было с логикой. Нельзя убивать спустя час или полтора, поэтому приходилось сдерживаться. Если б не сдерживались, пираты всех бы положили в начале и торжественно поплыли отсюда нафиг (попытались, да), но логика требовала контролировать агрессивные интенции.
Игротехнические вбросы случались как-то как на подбор не вовремя, все-таки навязчивые мысли - просто явно не мое, не умею в это нормально играть.
И посмертие, боже. На играх с мистикой должно быть посмертие! Иначе нет точки, нет финала, эмоции уходят вникуда вместо завершения. Как забыть заткнуть ванную. Очень грустно.

А так - интересный опыт, вторая игра за две недели, я очень ее ждала и в целом мне зашло.

---

"Мне не нужно других сверкающих новых рук.
Я всего лишь прошу со мной разделить твои" (с)

"Где были ранее эти прозрения, понимание сути?
Почему бы не обойтись без ко дну идущих посудин?" (с)

От Джека, персонажное

За секунду до того, как Шарп стреляет в упор, ты думаешь: "Ну все, Джеки, это пиздец, ты зачем вообще-то сюда поперся, сука ты хворая?"
А потом все. Темнота - и ничего, и вообще-то ты надеялся, что там что-то есть, хоть боженька, хоть морской дьявол, а там нихуяшеньки.
Ты и твоя память только, и вот ты висишь в этом нигде и вспоминаешь. Все. Полностью.

Твоя жизнь - она ну такая, набор случайностей от судьбы, набор безумств твоих собственных, и все это ведет к финальному в голову. Вот ты младенец, и ты уже ненавидишь этот мир, потому что орешь в стенах приюта и срать хотел на это все; вот ты постарше и терроризируешь приют, демонически хохоча, а потом тебя отдают каким-то богатеньким хуям. Ты их тогда, конечно, так не называешь, ты улыбаешься, и все, и они пока тоже улыбаются. Не поняли еще, во что вляпались.
"Джошуа Рэндалл", звучит теперь твое имя, помилуй сраный боже.
Джошуарэндалл получает воспитание и кладет на него хуй с той минуты, как в его руках впервые оказывается серебряная вилочка. Когда ему семь, когда ему семнадцать, когда ему двадцать пять - честное слово, мать рассчитывала, что он вырастет дипломатом, бедная глупая женщина.
Он вырос распиздяем. И пиратом.
Быть пиратом - это первая сложность в его жизни. В море не помогает характер, длинный язык и гонор - и в свои шестнадцать, впервые с этим столкнувшись, он знатно охуевает и ржет в голос. Это когда он зарвался на каких-то бухих мужиков на палубе, а те, этикетом не скованные ни на грамм, его попросту отколотили.
Вот это была новость.
Если б кто-то спросил: "Рэндалл, якорь тебе в зад, как ты умудрился променять высший свет на вот это все?!" - он бы вот так и сказал честно. "Просто в море ты не хуйло бесполезное, дружище".

В двадцать пять он Джек Рэкхем и он капитан. Где-то в ебенях океанских догнивает, как он думает, тело прошлого капитана, и земля ему пухом, постелью и колыбелью.
У Рэкхема на борту две женщины, испанский дедуля и толпа людей, жаждущих веселья и крови.
Честное слово, вот в тот момент, когда они грабили испанское судно и дедуля что-то там им затирал, а Джек вытирал чью-то кровь с щеки и обнимал за талию Мэри, он был почти что счастлив.
Чисто так, незамутненно.
Ему дорогие трое в этом сраном мире - Энн, Мэри и Рейнджер. И кто бы знал, что спустя пару часов после высадки в мрачном старом форте он лишится и первого, и второго, и третьего.

Они высаживаются, балагурят, толкает какие-то речи дедуля, Джек прикладывается к бутылке, теребит цветочную гирлянду, садится вальяжно напротив двери. У них тут не абы что, у них переговоры, они раскурили какой-то безумно кретинский план.
Безумно кретинским его считает, видно, и Барт, когда выслушивает и смотрит с вежливой улыбкой, эдакое "боже милосердный, я что, ради этого сюда приплыл?". Джек разводит руками, смеется. Вот испанский хуй, с ним и говорите, пожалуйста.
И уж чего не ожидает Джек - так это толпы незваных гостей. Сначала приходят испанцы, Мрачный и Красивый, их встречают дружно выставленными пистолетами. Потом - бывшая губернаторша и Страйк с мутным мужиком, которого не берет ни нож, ни пули. Потом - делегация англичан.
Еще на испанцах Джек нервно глотает рому. Он, конечно, имеет славу не самого серьезного пирата этих вод, но ебаный ты мир, даже ему понятно, что грядет жопа - раз, убегать поздно - два, и у Барта с Тичем, которые приплыли сюда по его приглашению, могут быть логичные вопросы. Один вопрос. "Какого хуя, Рэкхем?".
Чтоб я только знал, друзья.
- Раздевайтесь, Страйк, - с убийственно серьезным лицом говорит Джек, и Страйк вежливо приподнимает брови, препирается, но все-таки снимает камзол. Честное слово, если выживу, думает Джек, непременно запущу про этот момент огненных слухов в высшем свете.
- Ты что, бессмертный? - удивляется Джек в ответ на наглость мужика в бандане, который выебывается как не в себя и не осознает явно, в каком он обществе и как тут надо себя вести.
- Энн, обыщи его, - говорит Джек, когда англичане пырятся из коридора.
Что делать со всеми этими людьми сейчас - понятно. Разоружить. А дальше, господи боже нахуй?!
- Хоть одна причина их не убивать? - солнечно улыбается Тич, когда вы втроем с Бартом стоите в углу.
Честное слово, причины нет.
- Торгуйтесь, - шепчет испанский дедуля.
- Мы пленили вашу команду, - насмешливо улыбается Хорниголд, и Джек смеется:
- Пиздишь.
И посылает Энн проверить.
Энн приносит ответ: правда.
- На каком корабле ты отсюда поплывешь? - Хорниголд все отрывается, а Тич, солнце этих ебучих земель, отмахивается:
- Я дам ему один из своих.
А потом мимоходом Тич упоминает имя - Вейн. И на охуевшие глаза Джека тычет пальцем в священника.
Вот над этим Джек смеется от души. Выбрался с острова, значит, собака ты живучая, Вейн, ну кто бы мог подумать.
- Может, мне тоже стать священником, - размышляет позже Джек, когда Хорниголд капает ему на уши про пленную команду, а рядом ошивается Вейн. - Вон, как Чарли.
Джек уверен, что Вейн не держит обид. В этом они похожи: пока ты не выстрелил в упор, а просто делаешь некоторое говно, разве есть повод для обиды? Сегодня повезло, завтра нет, се ля ви.
...А потом Вейн стреляет в Мэри.
В его Мэри. В Моррин, которую Джек только что обнимал на глазах ее мужа, целовал и с которой не спускает глаз уже год. Его обожаемая Мэри - Вейн стреляет ей в сердце.
Когда минутой позже Джек целится Вейну в голову, он вдруг понимает, что в голову - это многовато чести. И опускает пистолет ниже, к сердцу.
- По справедливости. Надеюсь, ты сдохнешь.
Сдохнешь мучительно и медленно, раз уж не сдох на острове с ящиком рома, сука. Вейн падает, Тич вопит, что трогать священника нельзя, Джек от души хохочет. Священника, мать его, Тич, ты совсем, что ли?
- Ну что, сдох? - заботливо спрашивает Джек периодически, когда кто-то выходит из комнаты, где помирает Вейн. Только эта тварь живучая, похоже, и сейчас не очень намерена подыхать.
- Роджерс отнял у меня пистолет, - сердито говорит Энн, и Джек на нервах взрывается:
- Да ты издеваешься, как можно просрать оружие?!
И идет отнимать. Роджерс бегает туда-сюда, а когда наконец попадается, то закатывает истерику, как девица скандальная, и пистолет приходится отнимать вместе с Тичем. Роджерса даже убивать сейчас не хочется.
Высшая степень заебанности - когда Рэкхему даже по коленям лень стрелять и давать по морде.
И это оно.
Какие-то разговоры, переговоры, странные новости - ты приходишь к Вейну, просто так, спрашиваешь между делом:
- Как ты выжил-то, а?
А потом приходит губернатор и сует тебе какие-то письма. Так ты узнаешь, что Вейн - твой брат, и это ужасно иронично, потому что могут ли так уебищно по-одинаковому относиться друг к другу не кровные родственники?
Потом другие письма - на испанском, и ты уже заебался читать эту графомань страдающих баб, испанский дается тяжело, Тич с Бартом подтрунивают, "Джек, ты вообще читать умеешь?", ты пинаешь их ногами не особо злобно, перечитываешь третий раз какую-то строчку. Выходит, тут на острове какое-то проклятие, но не поебать ли, какое нахер проклятие, на острове не проклятие, на острове ебучий Роджерс с друзьями, вот где проблема.
А у тебя, ко всему вдобавок, начинает ехать крыша. То одна, то другая мысль - чуждая, навязчивая, но ты даже не пил почти, но мысль зудит в башке, и вот ты вытаскиваешь Мэри в коридор, тебя трясет, ты успеваешь только спросить:
- Что ты собираешься делать дальше?
Хочешь дальше - "скажи мне, что ты останешься со мной". Но не успеваешь, Роджерс оглушает тебя, и с этого момента начинается ад полусна, беспомощности и болящей головы. И честное слово, ты до последнего веришь, что выкрутишься. Сначала вы лежите на полу при выходе, ты смеешься, у твоего горла пистолет, ты отчаянно, до ужаса уверен, что придумаешь, как из этой ситуации выйти.
Потом тебя оглушают. Один раз, второй, третий, четвертый... Слышишь обрывки разговоров сначала там - ага, Барт тот еще говнюк и думает переобуться в полете, Шарп из того же спектакля. Потом в общем зале - переговоры, кого все-таки отдать испанцам, они хотят голову Тича, бла-бла-бла...
Ловишь главное: Энн мертва.
Энн. Мертва.
А потом открываешь глаза в очередной раз - и видишь мертвую Мэри. Пуля в голове.
- Эй, - смотришь на мужика в бандане, - развяжи меня. Быстро.
И правильно тебе говорили Барт и Тич, что баба - это к беде. Только ты вот умудрился выхватить двух блогословенных, боженькой поцелованных, а остальные - это да, это умри все живое. Потому что Нэнси Осборн, которой ты недавно бережно прострелил колено, как истинный джентльмен, стреляет тебе в голову.
И у тебя остается меньше минуты, прежде чем к тебе подойдет Шарп с пистолетом.
Меньше минуты, чем наступит темнота. У тебя нет ни Мэри, ни Энн, ни Рейнджера, ни команды, Джошуа Вейн, Джошуа Рэндалл, Джек Рэкхем.


Хочу сказать спасибо всем, вот. Нереальное количество сил отожрала эта игра и нереально стеклянно получилось, вообще-то. Было бы посмертие - я бы порыдала прям там в конце, а так потребовалось поспать, чтобы понять, насколько все плохо.
Тем, с кем больше играла.
Мастера, спасибо, я не до конца понимала, что получится из нашей задумки, а вышло хорошо. Спасибо за возможность в это поиграть.
Игроки, я вас просто всех обожаю.
Вейн, ты говнюк и пидор, как интересно, что мы братья, и как мне жалко, что ты выжил!
Тич, обожаю тебя всем собой, "почему мы не можем просто их убить?", "скажи своей женщине, чтоб отдала мне мой пистолет!", "ты что, умеешь читать?", вот это все, безумно яркий персонаж и очень много классного взаимодействия. Честное слово, Рэкхем знал, что будет верить своим бабам, но что он будет верить тебе - это был сюрприз.
Робертс и Шарп, команда Адеквата, вы шикарные, спасибо, что тормозили кровопролитие иногда. Барт, спасибо за дипломатичность, Джек это радостно делегировал и выдохнул. Ты, конечно, тоже оказался засранцем немножко в конце, но что уж тут поделать, все мы это иногда делаем. Спасибо за классного персонажа!
Мэри и Энн. Вы потрясающие, спасибо вам. У нас мало было всяких щщей, на них тупо не было времени от слова совсем, но мы были комадной. От и до. Энн, которая хочет порешать Тича, и ты такой "милая, ну чуть попозже!", которая обыскивает англичан, которая спрашивает "что там происходит?" под дверью, за которой связанные Рэкхем и Мэри, и Рэкхем думает: "Хер с ним, промолчу, пусть хоть она жива останется". Опасная, своя. И Мэри - совсем другая любовь, нежная, с ревностью и желанием выебнуться перед твоим мужем. Мэри, которая гоп-стопит все, что видит, которая курит на улице, и ты не можешь не проверять каждые три минуты, все ли там в порядке. Мэри, на которую ты смотришь за пару минут до ее смерти, вы молчите, ничего не сказать, тебя то и дело оглушают, и ты еще не знаешь, что скоро все, конец. Спасибо вам. После вашей смерти уже вариантов не ббыло, выживет ли Джек. Никаких.
Рассел, мы мало взаимодействовали, но какой же ты был охуенный, как же я хотел тебя бесить, и как же и я, и Джек орали, когда ты выматерился. "Мистер Рэкхем - или Рэндалл, как вас называть?". Безумно красивый, сдержанный, адищный.
Роджерс, надо было тебя убивать и не сожалеть, но что поделать хД Очень дерганый, запаренный, опасный. Не вповорачиваться спиной - правило, и если бы не глюки, Рэкхем бы не подставился так быстро. Обожаю твоего Роджерса уже второй раз.

---

02.12.2018 в 02:51

Пишет  Mr. White:

У нас опять рокировки в касте, и мы ищем на нашу игру по пиратам в ночь с 8 на 9 декабря двоих человек в блок пафосных и крутых испанцев: одного очень знатного, в политике и семейных тайнах, а другого простого и честного, с красивой враждой. Всё тут: vk.com/andabottleofvodka

---

Я мечтала поиграть в этот мир, со всеми его испытаниями, кровопотерями, поисками всякой фигни на люстре с 2015-ого, и это наконец-то получилось. Я даже не могу толком ничего структурированного пока выдать персонажно, но.
Если ты оказываешься в доме маньяка с людьми, которым доверяешь, - все отлично. Ты не в заднице. У вас есть вы, а еще у вас есть кочерга, нож и запас бутеров и конфет в рюкзаке, и этот блядский утренник для взрослых вас не сломает.
Ехала на игру, уверенная на 100% персонажно и на 80% игроцки, что выживу и мои все выживут.
Так и вышло.

Вкратце - у Сэм все сложилось нормально. От "какого, собственно, хрена?" и попыток бить стену и бить закрытые двери, от "посмотри мне в глаза, тебя что, наркотиками накачали, почему ты говоришь с воздухом?" - до яростного запала "мы пройдем это до конца, мудацкий затейник с камерами", до "на, поешь, и пошли", до "что ты хочешь, призрак? чаепитие с влюбленными? три пары? хорошо, сейчас".
От того, чтобы целенаправленно скатываться в крит каждые полчаса, Сэм спасали только Эмили с Дженни. Потому что если цель достижима - она ДОЛЖНА быть достигнута, и тогда мы все отсюда выйдем, так нахрен медлительность.
"Отличная идея для интерактива со зрителями, да? Возьмем на заметку для цирка? Для любителей острых ощущений!"
Отмотать изоленту в прихожей, которую нельзя выносить, склеивать ею пазлы, задолбать всех, включая Кукловода, пазлом прихожей.
Спрятать за пояс нож, походить с ним, в итоге отдать его Дженни в рюкзак, потому что ладно, черт с ним, неудобно, лишнее.
Смять в ужасе бумажку с уликами про поджог дома Эмили, унести из комнаты против правил, огрести за это ловушкой.
Открыть спальню первыми, выгрести оттуда кучу пазлов, кучу еды, оккупировать кровать и наконец-то сделать передышку. Первое испытание, которое завалили: "Где фонарь?! Где чертов фонарь?! Он забыл положить сюда фонарь?!"
Дженни говорит с воздухом, это злит, это еще более нездорово, чем весь этот дом.
"Коснись фонаря - увидишь призраков". И мертвые люди по всему дому.
Вас десять человек на кухне, и вы проходите испытания, без шуток, раз десять подряд, по очереди, уже даже не сходя с мест. "Шумовка!" - "Дааа!" - "Кипр!" - "Дааа!" - "Апельсин!" - "Дааа!". И так же - в прихожей. Кооперация в действии. "Наверное, нам скоро скажут, что мы охренели". - "Но пока еще нет. Еще раз?"
Разговор с Дженни наверху, та самая смятая бумажка в сумке, самая страшная тайна, "если я скажу это вслух, оно станет правдой", "от того, что ты этого не говоришь, оно не перестает ею быть". И неожиданное принятие. "Мне жаль, что так вышло". - "Мне тоже".
Призраков слишком много, сил уже нет на них смотреть, - и можно пойти помочь с пазлами. Пройти библиотеку трижды, в крите наконец-то найти пазл под книгами. И конфетку в бутылке.
Замки на улице открываются, глубокая ночь, это уже даже особых эмоций не вызывает, их ничто не вызывает; и вот внезапно остается всего два. И два ключа. "У вас должно было быть последнее испытание... Но идите". И открытые ворота. Сэм на них смотрит, смотрит - и возвращается в дом, потому что дом с кучей ловушек, но с открытыми дверьми - это не так плохо, а там еще есть какие-то гребанные призрачные дела и две ее женщины.
Финальный ритуал ужасен. Вот от чего у Сэм реально мурашки по коже были - так это от этого переписывания жизни. Здесь у тебя есть ты, там - ничего и никого пока, и даже если есть сахарное описание идеальной версии, ты там теряешь себя. "Извини. Я останусь здесь". Дженни даже секунды не раздумывает: "Тогда и я".
Кукловод криво улыбается, выходя из логова. К этому моменту к нему уже никаких чувств, только желание посмотреть в глаза.
Посмотрела.
Обычный человек с плохой жизнью.
Когда Дженни кидается ударить, Сэм не останавливает, когда человек в черном достает нож из рукава, Сэм делает шаг вперед. Нет. Просто нет.
И потом все исчезают, ритуал уносит всех в другую жизнь, в другой мир, а в доме - пустота.
Но у Сэм есть Эмили, с которой еще предстоит поговорить о плохом, и Дженни. И все, в целом, не так плохо. По крайней мере, это лучше, чем неизвестный мир с радужными конями, где ты - не ты.

Спасибо за это все.
Мне ДИЧАЙШЕ зашли испытания, я игроцки этого не ожидала. Перед игрой, говоря с товарищами, утверждала, что играть в модельки без ОБВМа - это скучно, но НЕТ. Мало того, что и ОБВМ подъехал, так еще и испытания - это такая увлекательная гонка, что с ума сойти. Крит ужасно злил, потому что "в смысле, у меня всего два хита? в смысле, нет еды? в смысле, я не могу пойти в гребанную спальню прямо сейчас?!", такой азарт-азарт, очень круто. И офигенно простая и красивая механика. Эти мышеловки, списки, предметы, потрогать красный апельсин и охренеть от коварства, влететь в ловушку просто по пути из комнаты в комнату, найти бутеры под подушкой - божественно. Спасибо.
И спасибо соигрокам и игротехам. Игротехи - вы просто потрясающие, внушительные духи, беспощадный таймер, "минус хит", вот это все.
И игроки - вы просто классные, у меня слов нет. Это отчасти реально напоминало утренник, потому что толпа здоровых лбов скооперировалась и решила все за десять часов. И мистику, и квест Кукловода, который он готовил несколько лет. Спасибо всем, с кем искали пазлы и проходили комнаты!
Циркачи, спасибо вам отдельное. Дженни - за тепло и поддержку, за то, что вслух можно не говорить, потому что и так понятно. Эмили - за свет и упорство. К - команда.

---

Получить свое предсказание