"Воин ты света или не воин света?" (с)
Дневник превратился в солянку из заметок по теме "ролевые игры и все, что около". Все постики про другое уходят в черновики, потому что ну пока что к черту. Пусть лучше будет так.
В рамках потока "сделать все везде хорошо" - текстик про Тэн и Дженни. Не про игру, а времен первого, наверное, сезона.
В этот поток как-то хитро затесалась еще и тревожная штука в тему возможной четвертой игры, но ее я еще не перепечатала из тетрадки.
А еще положу тут же все то, что могли бы сказать Саманта и Эмили Алисе, если бы случилось. Это осталось от черновых заготовок к игре. В тексте про Исами и в этих штуках звучит тема "зверя", но это совершенно про разное, просто так вышло.
И да, в этой версии у Саманты с Мэттом ничего не было никогда, она вообще не в восторге от него. О том, что наш Мэтт кого-то там когда-то любил, я узнала через два дня после игры.
Не то чтобы это что-то меняет, но.
Исами и Дженни
***
Тэн – это всегда что-то необычное.
Через мелкие поры клетчатого полотенца просачивается пар и смешивается с сизыми завихрениями с половину сгоревшей палочки.
Тэн – это молчание, уютное, словно сидишь на крыльце под звездами и в тишине слышен только шепот ветра. И неважно, где ты на самом деле.
– С закрытыми глазами лучше.
Тэн – это слова медленные и негромкие, которые нельзя не услышать. Тэн – это неторопливость, с которой не смеет спорить время.
Табурет глухо скрипит. В темноте под прикрытыми глазами стоят пятна света – свечи горят ровно, пламя высокое и тонкое. Почти бесшумные шаги, мягкое прикосновение – ладони на плечах. Дженни понимает верно и благодарно прислоняется спиной к теплу. Макушка чувствует круглые гладкие пуговицы.
Теплое влажное полотенце ложится на глаза. Тэн прижимает его ладонью.
Комната пахнет чем-то горьким, что дымится сейчас на столе, и еще – лимоном и чабрецом.
– Станет легче. Подожди.
Тэн – это ровное дыхание. Дженни чувствует его и не замечает, как начинает дышать в такт, только немного поворачивает голову, теперь касаясь щекой шершавой ткани.
– Твоя боль – дикий зверь. – Плеск воды – Тэн окунает полотенце в миску. Прикладывает поочередно к вискам. – Иногда зверя можно приручить. – Проводит по лбу. Линии рисунка повторятся: от виска к виску. Напитанная запахами вода стекает по волосам. – Иногда это невозможно. Или очень
непросто. Тогда его уничтожают. Но если зверь отзывается на зов, если ему приятна ласка...
Тэн – это красивые сказки.
– Он может стать другом. И защитником. – Полотенце исчезает, и на лице только приятная прохлада. Тэн замолкает, остановив дыхание, и заканчивает: – Тот, у кого острые когти и сильные лапы, становится хорошим помощником.
Только иногда эти сказки сложно понять. Дженни приоткрывает глаза. Свечи почти догорели, язычки пламени едва заметны. Один вдруг вздрагивает и гаснет, и исчезает в темноте улыбающееся лицо тряпичного клоуна, сидящего рядом.
Зверь недовольно ворочается, и Дженни неуютно хмурится – ох, снова? – но Тэн усыпляет его снова, когда почти невесомо проводит пальцами по ее мокрому лбу.
Дженни замирает, прислушивается, но кажется, зверь теперь спит крепко. Только разве он ручной?
– Не понимаю, Тэн, – вздыхает она, выпрямляясь и поворачивая голову. – Это выходит какой-то злой помощник... Но ты очень помогла, правда! Этот зверь очень противный, если честно, но это с ним, кажется, работает. Я давно не чувствовала себя так хорошо.
Тэн отходит взять с книжной полки пока живой огарок и достает из ящика стола еще одну свечу. На лицо падает свет, пуговицы на груди отливают перламутром.
Тэн – красивая.
– Возможно, твой зверь из другой истории. Ты знаешь лучше.
Уходить не хочется, в детской слишком уютно, а все, что может растревожить боль, скрыто в темноте.
– Тэн, а твои звери? Из какой они истории?
Раньше Дженни попросила бы прямо: "Расскажи, пожалуйста" – но рядом с Тэн невольно начинаешь говорить так же – полунамеками, и даже интонации повторяешь ее, неясные, едва намеченные. Тэн это слышит – улыбается. Огонек раскачивается, когда она отходит, взмахнув черно-алой лентой, и садится на кровать. Со второго этажа свисает наполовину покрывало, и когда Дженни садится рядом, скрипнув пружиной матраса, становится еще спокойнее.
Тэн – это ощущение, что все в порядке. И бояться не нужно.
– Это грустная история. Но именно грусть делает ее и счастливой. Звери, о которых я расскажу, не верили в счастье... Почти никто. Только в грусть, которая, мечталось, не будет слишком долгой.
Тэн замолкает, но Дженни знает – она продолжит, и эту историю придется раскладывать по кусочкам еще много дней, как и все остальные. Но пока можно просто слушать.
И сейчас их не потревожит никто.
Эмили
Настоящая...помнишь: апрельское холодное солнце, вода и грязь, последние снежные шапки падают с крыши фургонов. И еще стук - короткие интервалы, громкие удары, скрип дерева. Он попадал десять раз из десяти. И солнце сверкало на лезвиях. Тогда к нам пристали деревенские мальчишки - им ужасно нравилось, какой Мэтью меткий! Мы стояли там до лета, и летом они приносили Мэтью свежие яблоки. Он попадал с тридцати шагов, и потом мальчишки грызли эти яблоки, расколотые на четвертинки.
А потом он попался, и Зверь изменил его. Теперь на лезвиях кровь... будет кровь.
Элис, а ты помнишь Акробата, нашего лохматого пса? Я даже не вспомню, когда он к нам прибился. Долго трусил за фургонами, шерсть волочилась по земле... Он был больше похож на пони, чем на собаку, такой огромный! А потом Мэтью кормил его сухарями. Ему доставались и хрящи, и даже свежее мясо - Акробата все баловали. А он был такой ласковый, всегда приходил полежать у ног, ластился к рукам, тыкался мордой подмышки - мне, я всегда была невысокой.
Он был хороший. Добрый зверь.
В этом доме живет не такой. Когда он ластится, видны его клыки. Он питается не сухарями. Он питается тьмой. Ты же чувствовала его горячий лоб под ладонью, да? Ты знаешь, о чем я... Алиса, не гладь его. Не гладь этого зверя. И не корми.
И никогда не смотри ему в глаза. Зажмурься. Не смотри.
Ты всегда была сильной, правда? Этот Зверь изрыгает пламя, но ты умеешь обращаться с огнем. Ты приручила его. Зверь кусается, он голоден - он хочет, чтобы ты принесла ему еды, еще крови, еще смертей, да? Элис, моя милая, не сдавайся, не сдавайся, не сдавайся! Я ведь знаю тебя. Теперь знаю совсем, понимаешь? Знаю Элис. И Алису. Туман дает другие глаза, и все, что происходит в теплом мире, видно как через прозрачное стекло, очень ясно. Ты ни в чем не виновата, правда, пусть ты сама себя винишь. Но это не ты - это Зверь. Ты родилась в его объятиях, Элис. Горячие когтистые лапы, огненное дыхание и шкура, пропитанная кровью до последней шерстинки! Если бы твоя мать была нежнее... Ты могла расти в ее объятиях, Элис. И должна была. Все дети должны! Но у тебя был только он... Ты ни в чем не виновата. Моя хорошая Элис.
И Эмили злая - если бы ее затронуло проклятие.
А ты знаешь, знаешь, как пахнет дом, сожженный до серого пепла?
Там горько. И хрустит под ногами.
Это не просто пепел хрустит, Элис, это кости. Сгоревшие.
А если наступить сильнее, пепел поднимется вверх. Как пух в июле. И ты можешь его вдохнуть.
Но ты никогда не возвращалась туда, где все сожгла.
Трусиха.
Огонь должен греть, а не сжигать!
Ты говорила, что мы - твоя семья. Я, Сэм и остальные. И посмотри, что ты сделала с нами.
Посмотри! У нас нет тел, в нас нет тепла, и это теперь навсегда.
За что ты так с нами, Элис?
Саманта
НастоящаяЧерт возьми! Это не прекращается. Этот... собрал всю дичь, которую мы пережили, и теперь творит черти что! Никогда бы не подумала, что в этом мешке трухи сидит такая дрянь. Он никогда мне не нравился - эта его ухмылочка, с которой он подкидывал свои чертовы ножи и дразнил пса... В каждом есть гнилое зерно, я всегда говорила, а крошка Эм отвечала - мир добрее, чем ты думаешь, Сэм! Черта с два.
Черта с два, Элис. Мэтт кидал бы свои ножи в трухлявые доски до сих пор, если б мир не был таким же гнилым. В этом доме недолго спятить - я никогда не говорила никому из наших, даже Эмили, но, черт, я сама думала иногда, что еще шаг - и все, желтый дом. Точнее, могила в подвале, труп на горе других, большего не светило.
Элис, не будь дурехой, ради всего святого! Посмотри на него - этот дом его отравил, все мозги вытравил! Что ты творишь? Ему даже малышня не верила, когда он заливал про зеленых слонов и танцующих гусей, зазывая их в цирк, а ты слушаешь его бредни! Да скорее посреди гостиной этот самый слон вырастет, чем этого... признают вменяемым!
Я не могу ни встряхнуть тебя хорошенько, ни схватить за руку, ни стиснуть в объятиях - ничего не может этот чертов Туман, только принести тебе мой голос, и даже в этом помогает малыш Сэмми. Если б могла, я бы тебя не отпускала. Сэмми говорит, я еще слишком горячая, "в Тумане так нельзя", представляешь? Смешной ребятенок. Он прав, вообще-то, мне давно положено растаять тут и успокоиться... насколько здесь это возможно, но я не могу. Я вижу тебя - и не могу позволить себе остыть. Не знаю, как это объяснить, звучит, как лепет конечного психа, но представь, что ты уже растекся, как мороженое на солнце, у тебя нет нормального тела, но ты все равно чувствуешь руки - и их жжет, когда я хочу прикоснуться к тебе, но не могу.
Я не должна была тогда отпускать тебя. Не должна! Дура. Мы выкрутились бы. Придумали бы что угодно, черт, но ты не должна была уезжать! Я никогда этого не прощу себе. Но теперь - теперь я не оставлю тебя. Пока Сэмми силен, он помогает мне говорить, а ты меня слышишь... Забудь про этого полудурка Мэтта.
У тебя есть я. То еще утешение, да? Мертвая подруга! Я та еще эгоистка, Элис. Правильно сказать вот что - посмотри на живых и найди друга там.
И помни, что я лично вышвырну тебя из Тумана, если ты вздумаешь заявиться сюда или позволишь этому кретину тебя сюда пнуть.
Давай, Элис. Соберись, моя девочка.
Ты умница, Элис. Ты помнишь главный урок. Осторожность. Огонь учит этому лучше, чем кто-либо, лучше, чем любой из людей. Ты двигаешься, как настоящая фаерщица, куда лучше, чем я. Знаешь эту вещь - зрители ведь считают, что фаерщики не боятся огня. Что им все нипочем! Дикая глупость. Если ты не боишься огня - ты идиот, вот и все. Нельзя не бояться того, кто может сожрать тебя до костей, выжечь все вокруг тебя, срыгнув только пепел и железки в копоти. Но ты это знаешь - и ты осторожна. Ты боишься его - и только поэтому жива. Будь умницей, Элис. Играй осторожно.
И Саманта злая
Ты... ты никогда не была той, за кого я тебя принимала, так?
Не была ни подругой, ни ученицей, ничего от нас не взяла, но отплатила... сполна.
Я проклинаю тот день, когда позволила тебе зажечь огонь.
И тот день, когда решила скрыть то, о чем догадывалась.
Ты не заслужила шанса. Ты его не использовала.
Дрянь.
В рамках потока "сделать все везде хорошо" - текстик про Тэн и Дженни. Не про игру, а времен первого, наверное, сезона.
В этот поток как-то хитро затесалась еще и тревожная штука в тему возможной четвертой игры, но ее я еще не перепечатала из тетрадки.
А еще положу тут же все то, что могли бы сказать Саманта и Эмили Алисе, если бы случилось. Это осталось от черновых заготовок к игре. В тексте про Исами и в этих штуках звучит тема "зверя", но это совершенно про разное, просто так вышло.
И да, в этой версии у Саманты с Мэттом ничего не было никогда, она вообще не в восторге от него. О том, что наш Мэтт кого-то там когда-то любил, я узнала через два дня после игры.
Не то чтобы это что-то меняет, но. Исами и Дженни
***
Тэн – это всегда что-то необычное.
Через мелкие поры клетчатого полотенца просачивается пар и смешивается с сизыми завихрениями с половину сгоревшей палочки.
Тэн – это молчание, уютное, словно сидишь на крыльце под звездами и в тишине слышен только шепот ветра. И неважно, где ты на самом деле.
– С закрытыми глазами лучше.
Тэн – это слова медленные и негромкие, которые нельзя не услышать. Тэн – это неторопливость, с которой не смеет спорить время.
Табурет глухо скрипит. В темноте под прикрытыми глазами стоят пятна света – свечи горят ровно, пламя высокое и тонкое. Почти бесшумные шаги, мягкое прикосновение – ладони на плечах. Дженни понимает верно и благодарно прислоняется спиной к теплу. Макушка чувствует круглые гладкие пуговицы.
Теплое влажное полотенце ложится на глаза. Тэн прижимает его ладонью.
Комната пахнет чем-то горьким, что дымится сейчас на столе, и еще – лимоном и чабрецом.
– Станет легче. Подожди.
Тэн – это ровное дыхание. Дженни чувствует его и не замечает, как начинает дышать в такт, только немного поворачивает голову, теперь касаясь щекой шершавой ткани.
– Твоя боль – дикий зверь. – Плеск воды – Тэн окунает полотенце в миску. Прикладывает поочередно к вискам. – Иногда зверя можно приручить. – Проводит по лбу. Линии рисунка повторятся: от виска к виску. Напитанная запахами вода стекает по волосам. – Иногда это невозможно. Или очень
непросто. Тогда его уничтожают. Но если зверь отзывается на зов, если ему приятна ласка...
Тэн – это красивые сказки.
– Он может стать другом. И защитником. – Полотенце исчезает, и на лице только приятная прохлада. Тэн замолкает, остановив дыхание, и заканчивает: – Тот, у кого острые когти и сильные лапы, становится хорошим помощником.
Только иногда эти сказки сложно понять. Дженни приоткрывает глаза. Свечи почти догорели, язычки пламени едва заметны. Один вдруг вздрагивает и гаснет, и исчезает в темноте улыбающееся лицо тряпичного клоуна, сидящего рядом.
Зверь недовольно ворочается, и Дженни неуютно хмурится – ох, снова? – но Тэн усыпляет его снова, когда почти невесомо проводит пальцами по ее мокрому лбу.
Дженни замирает, прислушивается, но кажется, зверь теперь спит крепко. Только разве он ручной?
– Не понимаю, Тэн, – вздыхает она, выпрямляясь и поворачивая голову. – Это выходит какой-то злой помощник... Но ты очень помогла, правда! Этот зверь очень противный, если честно, но это с ним, кажется, работает. Я давно не чувствовала себя так хорошо.
Тэн отходит взять с книжной полки пока живой огарок и достает из ящика стола еще одну свечу. На лицо падает свет, пуговицы на груди отливают перламутром.
Тэн – красивая.
– Возможно, твой зверь из другой истории. Ты знаешь лучше.
Уходить не хочется, в детской слишком уютно, а все, что может растревожить боль, скрыто в темноте.
– Тэн, а твои звери? Из какой они истории?
Раньше Дженни попросила бы прямо: "Расскажи, пожалуйста" – но рядом с Тэн невольно начинаешь говорить так же – полунамеками, и даже интонации повторяешь ее, неясные, едва намеченные. Тэн это слышит – улыбается. Огонек раскачивается, когда она отходит, взмахнув черно-алой лентой, и садится на кровать. Со второго этажа свисает наполовину покрывало, и когда Дженни садится рядом, скрипнув пружиной матраса, становится еще спокойнее.
Тэн – это ощущение, что все в порядке. И бояться не нужно.
– Это грустная история. Но именно грусть делает ее и счастливой. Звери, о которых я расскажу, не верили в счастье... Почти никто. Только в грусть, которая, мечталось, не будет слишком долгой.
Тэн замолкает, но Дженни знает – она продолжит, и эту историю придется раскладывать по кусочкам еще много дней, как и все остальные. Но пока можно просто слушать.
И сейчас их не потревожит никто.
Эмили
Настоящая...помнишь: апрельское холодное солнце, вода и грязь, последние снежные шапки падают с крыши фургонов. И еще стук - короткие интервалы, громкие удары, скрип дерева. Он попадал десять раз из десяти. И солнце сверкало на лезвиях. Тогда к нам пристали деревенские мальчишки - им ужасно нравилось, какой Мэтью меткий! Мы стояли там до лета, и летом они приносили Мэтью свежие яблоки. Он попадал с тридцати шагов, и потом мальчишки грызли эти яблоки, расколотые на четвертинки.
А потом он попался, и Зверь изменил его. Теперь на лезвиях кровь... будет кровь.
Элис, а ты помнишь Акробата, нашего лохматого пса? Я даже не вспомню, когда он к нам прибился. Долго трусил за фургонами, шерсть волочилась по земле... Он был больше похож на пони, чем на собаку, такой огромный! А потом Мэтью кормил его сухарями. Ему доставались и хрящи, и даже свежее мясо - Акробата все баловали. А он был такой ласковый, всегда приходил полежать у ног, ластился к рукам, тыкался мордой подмышки - мне, я всегда была невысокой.
Он был хороший. Добрый зверь.
В этом доме живет не такой. Когда он ластится, видны его клыки. Он питается не сухарями. Он питается тьмой. Ты же чувствовала его горячий лоб под ладонью, да? Ты знаешь, о чем я... Алиса, не гладь его. Не гладь этого зверя. И не корми.
И никогда не смотри ему в глаза. Зажмурься. Не смотри.
Ты всегда была сильной, правда? Этот Зверь изрыгает пламя, но ты умеешь обращаться с огнем. Ты приручила его. Зверь кусается, он голоден - он хочет, чтобы ты принесла ему еды, еще крови, еще смертей, да? Элис, моя милая, не сдавайся, не сдавайся, не сдавайся! Я ведь знаю тебя. Теперь знаю совсем, понимаешь? Знаю Элис. И Алису. Туман дает другие глаза, и все, что происходит в теплом мире, видно как через прозрачное стекло, очень ясно. Ты ни в чем не виновата, правда, пусть ты сама себя винишь. Но это не ты - это Зверь. Ты родилась в его объятиях, Элис. Горячие когтистые лапы, огненное дыхание и шкура, пропитанная кровью до последней шерстинки! Если бы твоя мать была нежнее... Ты могла расти в ее объятиях, Элис. И должна была. Все дети должны! Но у тебя был только он... Ты ни в чем не виновата. Моя хорошая Элис.
И Эмили злая - если бы ее затронуло проклятие.
А ты знаешь, знаешь, как пахнет дом, сожженный до серого пепла?
Там горько. И хрустит под ногами.
Это не просто пепел хрустит, Элис, это кости. Сгоревшие.
А если наступить сильнее, пепел поднимется вверх. Как пух в июле. И ты можешь его вдохнуть.
Но ты никогда не возвращалась туда, где все сожгла.
Трусиха.
Огонь должен греть, а не сжигать!
Ты говорила, что мы - твоя семья. Я, Сэм и остальные. И посмотри, что ты сделала с нами.
Посмотри! У нас нет тел, в нас нет тепла, и это теперь навсегда.
За что ты так с нами, Элис?
Саманта
НастоящаяЧерт возьми! Это не прекращается. Этот... собрал всю дичь, которую мы пережили, и теперь творит черти что! Никогда бы не подумала, что в этом мешке трухи сидит такая дрянь. Он никогда мне не нравился - эта его ухмылочка, с которой он подкидывал свои чертовы ножи и дразнил пса... В каждом есть гнилое зерно, я всегда говорила, а крошка Эм отвечала - мир добрее, чем ты думаешь, Сэм! Черта с два.
Черта с два, Элис. Мэтт кидал бы свои ножи в трухлявые доски до сих пор, если б мир не был таким же гнилым. В этом доме недолго спятить - я никогда не говорила никому из наших, даже Эмили, но, черт, я сама думала иногда, что еще шаг - и все, желтый дом. Точнее, могила в подвале, труп на горе других, большего не светило.
Элис, не будь дурехой, ради всего святого! Посмотри на него - этот дом его отравил, все мозги вытравил! Что ты творишь? Ему даже малышня не верила, когда он заливал про зеленых слонов и танцующих гусей, зазывая их в цирк, а ты слушаешь его бредни! Да скорее посреди гостиной этот самый слон вырастет, чем этого... признают вменяемым!
Я не могу ни встряхнуть тебя хорошенько, ни схватить за руку, ни стиснуть в объятиях - ничего не может этот чертов Туман, только принести тебе мой голос, и даже в этом помогает малыш Сэмми. Если б могла, я бы тебя не отпускала. Сэмми говорит, я еще слишком горячая, "в Тумане так нельзя", представляешь? Смешной ребятенок. Он прав, вообще-то, мне давно положено растаять тут и успокоиться... насколько здесь это возможно, но я не могу. Я вижу тебя - и не могу позволить себе остыть. Не знаю, как это объяснить, звучит, как лепет конечного психа, но представь, что ты уже растекся, как мороженое на солнце, у тебя нет нормального тела, но ты все равно чувствуешь руки - и их жжет, когда я хочу прикоснуться к тебе, но не могу.
Я не должна была тогда отпускать тебя. Не должна! Дура. Мы выкрутились бы. Придумали бы что угодно, черт, но ты не должна была уезжать! Я никогда этого не прощу себе. Но теперь - теперь я не оставлю тебя. Пока Сэмми силен, он помогает мне говорить, а ты меня слышишь... Забудь про этого полудурка Мэтта.
У тебя есть я. То еще утешение, да? Мертвая подруга! Я та еще эгоистка, Элис. Правильно сказать вот что - посмотри на живых и найди друга там.
И помни, что я лично вышвырну тебя из Тумана, если ты вздумаешь заявиться сюда или позволишь этому кретину тебя сюда пнуть.
Давай, Элис. Соберись, моя девочка.
Ты умница, Элис. Ты помнишь главный урок. Осторожность. Огонь учит этому лучше, чем кто-либо, лучше, чем любой из людей. Ты двигаешься, как настоящая фаерщица, куда лучше, чем я. Знаешь эту вещь - зрители ведь считают, что фаерщики не боятся огня. Что им все нипочем! Дикая глупость. Если ты не боишься огня - ты идиот, вот и все. Нельзя не бояться того, кто может сожрать тебя до костей, выжечь все вокруг тебя, срыгнув только пепел и железки в копоти. Но ты это знаешь - и ты осторожна. Ты боишься его - и только поэтому жива. Будь умницей, Элис. Играй осторожно.
И Саманта злая
Ты... ты никогда не была той, за кого я тебя принимала, так?
Не была ни подругой, ни ученицей, ничего от нас не взяла, но отплатила... сполна.
Я проклинаю тот день, когда позволила тебе зажечь огонь.
И тот день, когда решила скрыть то, о чем догадывалась.
Ты не заслужила шанса. Ты его не использовала.
Дрянь.
@темы: пишется тут всякое
-
-
15.07.2016 в 12:47-
-
15.07.2016 в 13:12Мне кажется, Эмили не верит в плохих людей. В силу личного опыта - история с мамой и все такое. Плохие люди - не плохие, просто иначе не могли. У нее поэтому и обвинение вышло без "умри-умри за то, что ты сделала", а именно... про "ну зачем ты сделала нам так больно".
-
-
15.07.2016 в 14:11А когда прочитал вот это, дошло: надо было попросить взять на себя Сэм. Я люблю её безумно, и мне очень-очень зашёл этот текст, когда я его впервые прочитал...
-
-
15.07.2016 в 14:26Если бы запрос поступил, это было бы возможно. Сами мы бы не предложили, это некруто - отрывать игрока от роли.