"Мне неловко тут купаться, тут церковь", - говорила я сегодня, когда мы раздевались на берегу реки, напившись только что воды из святого источника. В церкви рядом шла служба, ни души вокруг, вода по горло везде, в воду ведут каменные ступеньки.
После шескпировки меня просто распирает на кошмарные богохульственные шуточки, где кнопка выкл. х)
Шли к церкви этой через поле, потому что свернули не туда. Безумно красивое поле, колосится все, цветы, солнце, идти настойчиво к куполам на горизонте, сметая траву на своем пути.
Можайск очарователен. Нашла на одной из главных улиц закуток, где стоит за забором краснокаменная школа, дико напоминающая мне Корпуса. Это настолько идеальное воплощение, что я зашла туда дважды. А на стене там латынью начертано "да здравствует жизнь!".
Второй вечер подряд разводим костер. Разводить огонь - это какой-то особый сорт кайфа. Жарим сосиски с хлебом, и это, господи, лучший ужин.
И выйти ночью посидеть на крыльце, обмотавшись одеялом, с чашкой кофе. На крыльце ловит интернет и можно отвечать на бесчисленные вопросы к Близнецам. И там приходят котики, ложатся на тебя, и ты сидишь, ноги затекают, но вставать жалко.

---

Принесу сюда следы шекспировки. Пирожки и пара художественных кусочков для сына-шиппера Вообще писать долбанный любовный роман в перерывах между матчастью к социальным игрищам и фичку про супергероев - это прям задорно.

Пирожки

так сказал епископ буду
души грешные спасать
час прошел два суицида
ну блять

там в кустах возня и крики
что же там не взять нам в толк
ах не бойтесь это просто
норфолк

вот смотрите тут мятежник
что с ним делать мой король
ой убить обнять не знаю
пусть пока что постоит

сын жениться наш не хочет
ладно к черту этот брак
все отмена СТОЙТЕ МАМА
КАК ТАК?!

БОЖИЙ СУД ПУСТЬ ВСЕ РЕШАЕТ
достаем мечи аминь
иисус ворчит достали
волю вам на кой я дал

вот дилемма очень сложно
куртуазная беда
лучше чтоб отец один был
иль два

что за звук там бой иль ссора
слышу лязгает металл
пфффф опять меч у кого-то
упал

Кусочки текста, осторожно, возможен ООС

День солнечный и теплый, что в Лондоне редкость, но солнцу, посланному господом в утешение уставшим от зимы горожанам, не высушить мокрых ног.
И не утешить матушку, когда возрыдает та, увидев, что платье у дочери от колен и ниже потяжелело от воды и глины.
— Где моя перчатка?
— У меня, — Томасу удача изменила совсем уж подлым образом, он вымок до макушки, но вода словно смыла лишнюю угрюмость, и он улыбается, убирая с лица налипшие волосы.
— Отдай, бесстыдный вор.
— Отдам, коли поцелуешь.
— Поцелую, коли на крышу часовни залезешь и Деву Марию о том попросишь.
Лишь тень от улыбки остается на его лице.
— Слова богохульницы я слышу, — говорит он, прищурившись, и его слова зажигают румянец на девичьих щеках. И в самом деле, можно ли о таком вслух, да и мыслью — и той нельзя. Но миг проходит — и вновь Томас весел: — А ты сама молись, чтобы услышала меня святая дева, ибо покуда не услышит — не спущусь.
— Да стой же ты!
Но миг упущен: этого рыцаря уже не остановить ни словом, ни мечом, ни огнем небесным. С той же лихостью, с какой выходит он навстречу противникам с оружием наперевес, мчится он к часовне, даром что пара минут до нее, старой, мрачной, и служит там глухой ворчливый старик, отец Августин.
Изабелла стоит, прикрыв рот ладонью; ее душит смех. Господи, мать моя, однажды ты узнаешь обо всем, что происходит, когда дочь твоя должна гулять с другими девицами, — о том, как утром сегодня поспорили, через ручей широкий кто сможет перескочить, и о том, что люди-то спорили, а кони взбрыкнули, — узнаешь ты и проклянешь мое недоброе имя.
— Юноша! — голосит священник, которому не вовремя вздумалось возвращаться в часовню. — Проклятый ты безумец, громы на твою голову, а ну упади предо мной и покайся немедля!!!
— Сию минуту, отче, еще только немного! — кричит ему Томас, и нет сомнений — достигнув колокольни, он немедленно спустится обратно и действительно падет на колени перед стариком и горячо попросит о прощении.
И тот его, сомнений нет так же, простит. Но пока — солнце, проклятая часовня, ругань вперемешку с ветром, и смех, который не сдержать.
Как же его не любить, Господи. Как не любить.

*

— Ты не станешь его женой. Ты станешь моей. Я вызвал его на бой. Это дело решенное.
Когда приезжай Йорк, он в ожидании встречи расхаживал по саду, хмуро разглядывая шелковистый клевер, словно тот его в чем-то посмел обмануть; Томас стоит прямо, положив руку на меч, и у него лицо того, кто уже выиграл бой.
— Думаешь ты, Йорку сил недостанет? Он силен и опытен.
— Никак ты сердцем за него? — он отступает на шаг, задрав подбородок.
— Не неси чепухи.
— Тогда меня благослови на бой, а не его, и со мной пойдешь к алтарю, — это не просьба вовсе, это словно приказ сюзерена к своему вассалу, и велика воля его, но не зря Изабелла прыгала с ним через ручьи, уж она его лицо знает — если посмеет она ему сейчас отказать, смертельно он будет обижен.
Вот упрямец же, с таким упрямством — ну как не победить.
Изабелла делает шаг к нему, на миг положив руку ему на сердце, и, сняв брошь с платья, закалывает ему на воротник.
— Благословляю, — касается щеки ладонью, — пусть воля господня свершится, Томас.

*

— Не отступлю, — горячо шепчет он ей на ухо, и в крепких руках его не шелохнуться, даже если бы и захотелось ей. — Пусть проиграл — не отступлю.
— Воля господня была такова, — шепчет она в ответ, и жжет щеки румянец. Кольцо на пальце словно ледяное. Она поднимает голову — у него темные, бездонные глаза, и лицо его наполовину скрыто в тени. — Но моя — иная.

*

Тропинка, извилистая, укрытая тенью огромных вязов, дарует прохладу. Изабелла идет, не торопясь, лицо еще влажное после того, как она умылась в ручье. Ужасно жаркое лето выдалось в Йорке.
Один изгиб, второй, вот вырос на пути гигантский валун, сотни лет здесь пролежавший. От него до поляны, где остался Эдди с нянькой, совсем немного...
— Господь милосердный, — срывается с губ.
Изабелла, сама того не замечая, прибавляет шаг. Солнце слепит, но как не узнать эту фигуру там, под сенью деревьев.
— Ваша милость, возможно, вам не стоит... — лопочет нянька, но куда там герцогу Норфолку
слушать, что ему говорят.
— Держи ровно, как мужчина, — говорит он, не понижая голоса, как обычно делают все, кому доводится оказаться рядом с хрупким еще четырехлетним Эдди. — Или силы в руках мало и не воин ты, а кукушонок немощный?
В руках у Эдди — настоящий меч, и если воткнуть этот меч в землю, Эдди не достанет до него макушкой.
Эдди смотрит на блестящее лезвие, округлив глаза, и держит рукоять двумя руками.
— Герцогиня, о, слава богу! — всплескивает руками нянька. — Я сказала герцогу, что вы не велели, но...
Изабелла невпопад машет рукой — замолчи, замолчи. Эдди так увлечен, что ее даже не замечает.
— Ну? — ровно гудит Томас у него над ухом, и Эдди, как завороженный, говорит:
— Сверкает. Красиво.
Томас моргает и, помедлив, забирает оружие из рук ребенка и досадливо удивляется:
— Да в этом разве толк? Герцогиня, рад приветствовать. Проезжал мимо, — с годами речь у него стала короче и четче, да и сам он — куда сдержаннее, и Изабелле достается только кивок и тень улыбки.
Она сама успевает только кивнуть, все еще сбитая с толку произошедшим, когда Томас, убрав за пояс меч и коротко и быстро откланявшись, удаляется.
— Мам? — Эдди берет ее за руку и смотрит вслед Томасу большими глазами. — Это кто был?
— Это, — Изабелла делает вдох и медленный выдох, — герцог Норфолк. Достойный человек и прекрасный рыцарь.

---

Внезапно активизировались Близнецы, Корпус Б пришел просить чатик, а я как раз сегодня начала еще один файл, самый сложный и затратный. Вспомнила, что мне, так-то, за июль и кусок августа надо закончить основную подготовку со своей стороны. х) Ладно, значит, погнали. Будет подготовка.
В момент, когда все вот это начинает разогреваться, вспоминаю, почему я люблю делать РИ.

---

Икеевская мебель - конструктор для взрослых. Сначала проклинаешь все и вертишь схему туда-сюда, а потом втягиваешься и начинаешь ловить кайф.
После ночной игры это особое удовольствие, когда ты периодически подвисаешь и задумываешься, почему ты вообще на полу в обнимку с чашкой остывшего кофе, двумя деревяшками и молотком.
- Поспишь, может?
- Да зачем?
Короче, я б еще что-нибудь собрала.
Утром разгребаю срач и внезапно ловлю ассоциации о прошедшей игре в "Гамильтоне". Десять заповедей дуэлянта, ага. Попытайтесь решить дело миром, а если нет, назначьте время и место.

---

Прошла игра по Шекспиру. "Ричард II", переворот, страсти.

Впервые такая спокойная и насыщенная игра одновременно. Потрясающее помещение. Возможность поиграть в социалку, если хочется социалки, или посидеть в одиночестве в полумраке часовни, если поговорить нужно с собой или с Господом.
Долго пыталась сформулировать сейчас мысленно, почему это было так вкусно. Наверное, потому что не случилось вот этого внутреннего "господи, нужна движуха срочно прямо сейчас аааа", когда хочется, чтоб все случилось в один момент и жахнуло. Вышла история в ритме жизни. Обычно РИ - это концентрат всего, "если какое-то дерьмо может случиться, за пять часов РИ оно случится в полном объеме и еще немножко сверх". Так вот - нет. Случалось всякое, но это был трудный день, и только.

Было много эмоциональных моментов, красивых моментов, но самым центральным для меня стала интровертная исповедь в пустой часовне. х) У герцогини были сложные отношения с верой и с исповедью в принципе, хотя она считала епископа, например, очень славным человеком, но прийти с признаниями к кому-то - это было из того, что никак нельзя. Поэтому говорила она в темноте часовни, когда там никого не было.
Поэтому персонажный отчет я облекла в ту же форму. Это отголоски той самой недоисповеди, художественно дополненные событиями, случившимися позже. Осторожно, пафос и избыток инверсий, герцогиня писала, не поспав х))

Почти-исповедь. Вместо персонажного отчета

Прости, Господи, ибо грех на душе моей.
Прости, Господи, ибо никогда прежде не приносила я тебе откровения этого в исповеди.
Прости, Господи, ибо и сейчас не найду сил раскаяться. Как висельник, упрямо не верящий в веревку, что затягивается на шее; как тонущий посреди белых вод, не верящий в силу их; как умирающий, насмехающийся над смертью.
Много раз я приходила к Тебе, как положено всякой женщине, жене и матери, и всякий раз считала себя выше, чем Ты есть, ибо не тебе предлагала судить меня, а твердила: за это - не суди, ибо ведаю, что творю, и не отрекусь от дел своих.
Но сегодня смута, сегодня беспокойство грызет сердца, и я не могу молчать. Пусть не исповедь это, пусть лишь рассказ, но не утаю ничего от Тебя, как от себя не таю.
Я была скверной женой, Господь мой. И не ложь тому причиной, не первой важности это обстоятельство, другое хуже - что на откровенность не хватило мне храбрости сегодня. Сколь откровенен был со мной Эдмунд, столь же несправедлива я была к нему, не сумев ни слова правды сказать в ответ. Видишь ты, Господи, что не было злобы в моем сердце к его первому сыну - не мне судить, да и виноват ли ребенок, не выбиравший родителей и судьбу, и от чистого сердца я говорила Эдмунду: иди, узнай его лучше, и он пусть тебя знает, негоже ребенку не ведать корней своих. Но все же не так тяжела была правда, которую обрушил на меня супруг: нет горя в мальчишке, рожденном давным-давно и не помнящим, кто он, но моя правда тяжелее - как могу я сказать Йорку, что тот, кого он девятнадцать лет называл сыном, на деле никто ему? Нет, не так, ложь - никто по крови, но не по сердцу, и оттого еще тяжелее это откровение.
Я не ведаю, Господи, что мне сказал бы посланник твой - что в честности правда? Или что хранить стоит, что имеешь, и молитвами очищать встревоженную душу? Ведь правда - не горькое лекарство, а яд - правда огорчит супруга, что добр был ко мне всегда, ни минуты не дав усомниться в нем, и навсегда отвратит от меня сына. Я сломаю семью, и стоит ли того честность?
Многие годы душа моя оставалась спокойна. Йорк мне был добрым другом, надежным братом, и хоть не могла я ему дать искренней горячей любви, но уважение мое к нему лишь росло из года в год, и нет в мире твоем достойнее человека, Господи, чем мой супруг. И не страшно мне было любовь, что в балладах предназначается тоже супругу, отдавать другому. Казалось, сердце уместит все - и преданность, и уважение, и страсть, и не было заблуждения опаснее в моей земной жизни, Господи, чем это.
Ибо ничто мы не можем сделать, не вынудив себя же потом пожинать плоды. И если честны мы, то дают эти плоды сладчайший сок, а если лжем себе и Тебе, то сменится сладость терпкостью, кислинкой, а затем и горечью сменится. Ибо за всякое преступление воздается.
Не потому ли детей ты не дал мне более, Господи, что не от законного супруга родила я первенца? Не потому ли наказал, позволив ему попасть в силки дворцовых дрязг и глухим его сделав к словам моим, а меня - немой перед ним? Не потому ли, Господи, ты кровного отца сына моего изранил у меня на глазах, а разум супруга моего подернул дымкой?
Дважды за этот день я была близка к отчаянию, Господи, - когда тот, кто в сердце моем, упал в ранах, и когда тот, с кем долг мой, спутал, где он и с кем. Вижу угрозу твою, Господь мой: не послушаю - и все отнимется у меня. И хоть не могу я изменить того, что было, и не хочу менять, позволь Ты мне выбирать снова - и снова первый и единственный сын мой должен был бы носить иное имя, но все же клянусь Тебе, что, в прошлом не каясь, я далее пойду иной дорогой. Я боюсь за супруга, и дабы не потерять его, того, кто достойнее многих, отныне буду с ним каждый божий день, и рука моя будет в его руке, и с ним всегда будет сердце мое и совет мой. А Томас, с которым сердце мое много лет, пусть от ран оправится и тайну мою сохранит, да не коснется меня отныне рука его.
Помоги мне, Господи, дай сил клятву сдержать. Дай разум и терпение мне, чтобы кровь моя, сын мой, как и прежде, не предавал доброго совета своей матери. И пусть он достоин будет имени своего.
Аминь, Господи. Слава Тебе.


А короче - это была игра про семью, как я и ожидала. Только я ждала внешнего врага, злобных мятежников, ололо от сына и прочее, а случилось что-то совсем иное. И враг оказался не внешним. История про семью, про долг, про любовь.

Еще кусочки игрового

Вот вы только идете по дорожке к замку, герцогиня нервничает так, что руки дрожат, и вот на дорожке - король. Здоров. С епископом. С короной. Улыбается.
- Хотите пройти в замок? - он всегда улыбается, словно иначе не умеет.
- Да, пожалуйста.
В замке пусто. Пусто, гулко, жутко, а герцогиню волнует единственное:
- Ваше Величество, мой сын?..
- Здесь, - и снова улыбка короля. Это значит, что сын здоров и в порядке. Иначе кто бы стал улыбаться. В этот момент герцогиня почти любит этого дурного короля.
Слава, слава Богу.

Сначала навстречу спускается супруг - встревожен и задумчив, не думая, герцогиня вкладывает свои руки в его и смотрит ему за плечо - там по лестнице спускается сын.
- Что-то случилось дома?
Нет, господи, нет. Да и какая разница, если мы все здесь.

- Ты не можешь вызвать на бой короля Англии! - откровенно смеется Ричард. Ему никогда не бросали перчаток. Не находилось прежде сумасшедших.
У лорда, застывшего перед королем, горят глаза. Он может вызвать на бой хоть Господа Бога.
Омерль вторит смеху короля, он - его эхо. Зеркало королевских улыбок.

- Норфолк вернулся, - доносится из глубины залы. Играет музыка. - Он вернулся и тут же присягнул королю.
- Которому?
- Ричарду, конечно, у нас разве есть другой король?

Она идет по тропинке, медленно, низко склонив голову. Под ногами клевер и цветы. Замок гудит в ожидании поединка, и именно поэтому сейчас можно. Сделать шаг, шаг, еще, и вот уже позади раздаются шаги, размеренная твердая поступь.
Секунда - и чужие руки на плечах; она, конечно, узнает его еще по шагам, но все равно вздрагивает.

- Я понятия не имею, с чего ты решил, что он - твой сын.
- Я, по-твоему, не умею считать?

Рука твоя - в руке супруга, в часовне темно и тихо.
- Еще до встречи с тобой я знал одну женщину.
Снаружи все гудит, там готовится сражение, в часовню заглядывает епископ и уходит, понимающе кивнув.
- У меня есть сын.
И как же сложно найти слова, когда не находишь даже чувств.
- Ты и Омерль - все равно вы моя семья.
У Господа Бога нашего отличное чувство юмора.

Серый, прохладный рассвет, падают в протянутые ладони не пригодившиеся кольца. Герцогиня ловит взгляд супруга. На лестнице, застыв, стоит его первый сын. Убийца, которого ждет суд. Измученный, но ничему не согнуть его спины.
Боже, да какая же ерунда эта чертова помолвка по сравнению со всем остальным.
Первый удар лезвия о лезвие. Норфолк смеялся, предрекая исход боя. Сталь ранит его первым.
И падает он тоже первым.
Будь прокляты все мячи, запятнанные кровью врагов и друзей.

Пока идет суд, герцогиня сидит на полу подле Норфолка. Хоть бы этот мерзавец уже прекратил смеяться, ему же нельзя, Боже, храни вояк-дураков.
Кто-то заглядывает в комнату.
- Что там с судом?
- Его казнят.
- Когда?
- Сейчас.
И герцогиня выходит на улицу ровно тогда, когда мальчишка горячо клянется, что жил по чести.
Прямая спина Йорка. Изваяние.
Удар палача.

Пустая корона лежит на троне. Пустая. Корона. В этой стране больше нет короля.

- Эдвард, - говорит Йорк, глядя на короля.
Дымка на глазах.
- Ты - Эдвард.
- Тетушка, - тихий голос Генри, и дальше он что-то говорит, говорит, говорит, и не слышно почти ничего.
Господи, ты не посмеешь этого сделать. Не тронь его разум. Не смей.

Смерть короля и долгие прощания в темной часовне.
Ричард улыбался совсем недавно. Рассеянно, добро, как и прежде. Сидел на скамье, и с графиней Марч они хихикали о том, что мятежники мятежниками стали от безделья, и вот бы их отправить в далекие земли, пусть воюют, или собирают местный фольклор, поют да пляшут, или женятся там, или...
И меч в грудь.
Упокой, Господи, его душу.

- Он правда не мой сын? - взгляд глаза в глаза, господи, сколько же тайн слышали стены каждого дворца в каждом королевстве этой земли. А ты, Норфолк, все-таки усомнился, не так уверен, как недавно на тропинке был уверен в пылу ссоры?
- Твой. Твой сын.
- Ты любишь Йорка?
- Уважаю.
- Я не о том спрашивал.
- Как друга. Как брата. Как хорошего мужа, - но не можешь ведь ты не понимать, что это самая малая часть того, что должна дать жена мужу, если они скреплены браком. Не можешь не понимать, что есть и что-то еще.
- Отпусти сына со мной в Святую Землю, - улыбается Норфолк.
- Не поедет.
- Почему? Сделаю там из него мужчину, когда оправлюсь.
- Хочешь - спроси. Согласится - увози.

Омерль в замешательстве. В комнате они все - Йорк, сын, герцогиня, Норфолк, и какая же это простая и злая шутка. На секунду кажется, что тут, на самом деле, они все понимают всё верно.
Кроме Омерля.
- Я могу подумать?
- Думай, - говорит ему Норфолк.
- Думай, - эхом откликается Йорк.
Герцогиня касается ладонью его волос.
- Думай.
И соглашайся, сын.


Спасибо всем, ребят. Дико красивые и колоритные все, потрясающая игра на пианино, потрясающая атмосфера. Влад, спасибо за этот замут, я раньше не подумала бы, что игра по Шекспиру вообще случится в моей жизни и выйдет такой хорошей. И спасибо за Болинброка, который был адекватным и с которым тоже можно было говорить прямо и честно.
Омерль, спасибо за прекрасного сына. Чертова эта ваша сепарация, господи, ОН ВЫРОС, ЧТО ДЕЛАТЬ-ТО, ЭТО КАК ВООБЩЕ, ПОМОГИТЕ. Очень славный, чувствительный, упрямый, когда ты плакал, у меня натурально сердце рвалось.) И все время в голове стучало "господи, только не наделай глупостей, пожалуйста, пожалуйста!". Герцогиня готова была рассказать про Норфолка супругу, но не тебе, потому что вот это было бы настолько страшно, что сразу нет. И с Норфолка клятву молчать поэтому взяла. А там - как сложится, так сложится.)
Йорк, господи, ты божественный супруг, достойнейший из достойнейших, я знала, что герцогиня его уважает, но что станет уважать настолько сильнее за время игры - это вау. Ужасно стремные припадки, ужасно красивая и страшная история со старшим сыном, герцогиня, на самом деле, многое бы дала, чтобы мочь спасти этого мальчишку, но. Спасибо за бомбическую семью!
Норфолк, когда мастер только задал мне вопрос "чо, хочешь нагулять Эдди на стороне?", я такая - нуууу, я подууумаю. И не зря подумала, потому что история дико красивая получилась. Норфолк - прямота убийственная, и это очень круто сыграло. Отмена помолвки стала делом времени после того, как Норфолк прямо сказал, что невеста считает жениха ничтожеством. Больно, но в точку, это вот то, что дико злит Изабеллу и что она ценит, потому что прямо всегда лучше. Спасибо за классные сцены. Неловкий момент, когда клятва про сына - и на дорожку выходит Йорк; когда лежит Норфолк раненый, рука его на колене у герцогини, и входит Йорк. Ты огонь, увози сына, пусть все будет хорошо.

---

Вообще не помню, когда последний раз меня так заставляло эмоционировать что-то кинематографическое.
Смотрю "Рассказ служанки" и не могу просто, в клочья рвет. Посмотрела залпом три серии вместо запланированной одной, очнулась, сижу.
Это безумно страшно. И снято так красиво, что еще в тысячу раз страшнее.
Не в сюжет, а просто - мне дико нравится, что тут никого не пытаются сделать красивым, как во многих глянцевых сериальчиках. Там есть все: слезы, сопли, другая физиология, и все оно реалистично и просто. Ни прикрас, ни сглаживаний. И игра глав.героини - сюда же. Она объективно не то чтоб красотка, но прикипать к ней это не мешает. Она живая. Нет этих ненатуральных рыданий, как тоже часто бывает. Крупные планы с ней обожаю. Столько эмоций на лице - это просто бомбическая мимика.
Но сейчас мне надо морально покурить и выдохнуть.

---

Ощущение задорного аврала.
Комната вычищена до сурового бетона с заводскими надписями, сейчас надо доехать до занятия к августовскому лагерю (и перестать ныть, насколько мне жалко тратить время на это), а потом съездить в Леруа еще за порцией ремонтной шняги. А потом КЛЕИТЬ.
Вчера приезжала подруга, бывшая одногруппница, и как-то незаметно спустя бутылку вина мы оказались на диване с одной на двоих гитарой и стали учить "Звезду по имени Солнце". Это при том, что я помню навскидку пять аккордов и один перебор. Короче, сила алкоголя и упорства - мы научились играть бой, ставить нужные аккорды и спели это несчастное солнце раз десять на двоих в конце, и даже тот факт, что звучало это как лютый треш, меня не огорчает, потому что оно ЗВУЧАЛО. Раньше я ломалась на моменте, когда надо совместить аккорды, игру и мелодию песни.
Самое задорное, что вчера я утром размышляла, не выкинуть ли старую эту гитару, она тыщу лет уже стоит без особого дела. Теперь она еще поживет.

---

02.07.2018 в 22:26

Пишет  Масонская ложечка:

01.07.2018 в 22:55

Пишет  Mr. White:

Друзья, на игру по Шекспиру в ближайшие выходные мне всё ещё очень нужен игротех. Можно выйти ролью с технической нагрузкой. Нагрузка не сложная, должно быть весело.

Репост, плиз.

---

Зачистила две стены, третья в процессе. Пришлось подружиться с шуроповертом в процессе снимания полки со стены. Новый шкаф в коробке тяжел, как не знаю кто, и оттащить его в угол удалось только медленным вальсированием по комнате.
Кот, засранец, приходит и ложится в груду ободранных обоев. Мокрых от воды и клея. И лежит.
Между делом успела запечь курицу, накурить что-то на грядущую игру и осознать, что вообще-то меня ждет один из моих дримов - поиграть чью-то мать. Это прям круто.

---

Сегодня был рейд до Икеи, потом домой, а потом в Леруа, Ашан и Твой дом.
Вчера я проходила с бинтом на ноге весь день, сегодня летала, но что-то мне подсказывает (ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ мать его), что завтра я вернусь к той же схеме. Мазь, бинт, черепаший шаг
Вернулись домой в районе восьми вечера. Спустя полчаса, после ужина, меня перемкнуло, и я отодрала обои с одной стены, всыпала в глаза штукатурки, вымыла ее оттуда, вынесла на помойку старый чемодан, куда напихала всякой хренотени, и огромный черный пакет с обоями. Перекинув его через плечо, как труп. Во дворе пахло дождем, из окон все еще орали болельщики, где-то сигналили машины.
Завтра будет второй раунд, надо за два дня отодрать от стен все. Ненавижу этот этап. Люблю, когда уже все клеишь, когда что-то появляется и комната перестает выглядеть, как обиталище бомжа.

---

Мы с Ластей пишем макси уже больше месяца, и я до сих пор в шоке от того, как стремительно оно растет. Половина, да даже две трети уже позади, впереди самый смак, кульминация, щщи, а потом конец.
На прошлой ФБ я писала 100-страничный макси где-то месяца два-три, еще и одновременно с дипломом, и это была боль, пытка, ад, я ненавидела к концу каждого из героев, хотя теперь, по прошествии времени, конечно, люблю. Но когда вас двое, создается какая-то дико крутая иллюзия, что все происходит как-то само. Текст растет в два раза быстрее, оглянуться не успеешь, а уже вторая сотня страниц заканчивается.
И можно перманентно орать в соавтора, да. Картиночки в тему, выгул пейрингов, раздолье.
Мы скатались с фичком в Абхазию и вернулись, и он даже там вырос на две главы. Я не знаю, как я буду жить, когда мы это допишем

---

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p215751405.htm">продолжает "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: в процессе
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава, 7 глава, 8 глава, 9 глава

ГЛАВА 10

От: Мэй Паркер
Тони Старк, я лечу с тобой.

От: Старк
Мэй, не сходи с ума.

От: Мэй Паркер
Это не обсуждается. Пришли за мной машину.

От: Старк
Никакой машины.

От: Мэй Паркер
Через пятнадцать минут. Адрес ты помнишь.

От: Старк
Господи помилуй, Мэй, это битва с титаном
Горячим тетушкам там не место.

От: Мэй Паркер
Не будь задницей.

Тони от души чертыхнулся, убирая мобильник в карман, и залпом опрокинул в себя стакан коньяка. Бутылку откопал за завалами каких-то металлических пластин неугомонный енот — этот малый взял привычку заводиться в мастерской, как моль в шкафу, не спасала ни закрытая дверь, ни грозный рык с порога: малый был толстокожим и души не чаял в железках. Не то чтобы Тони сильно возражал, в бедламе последних дней он уже отчаялся сохранить за мастерской статус личного, черт возьми, пространства; и когда енот отшвырнул почти пустую бутылку, Тони ее поднял и плеснул в стакан. Да-да, не пить перед миссиями, вообще не пить, после недавней-то дырки в боку, но раз уж до отлета у них добрых часа полтора…
Мобильник завибрировал, и Тони выругался еще раз.
— Пятница, — господи, он что, серьезно собирается это сделать, — свяжись с Хэппи, пусть возьмет чертов вертолет и заберет Мэй Паркер.
— Доставить ее в Башню, босс? — показалось, что даже Пятница считает его идиотом, и Тони раздраженно махнул рукой:
— Да, да. Что, скажи на милость, ты там копаешь?! — вопрос он адресовал еноту, который в этот самый момент обрушил на пол полку с энергетическими накопителями, вскарабкавшись на самый верх и сиганув вниз, сжимая в мохнатой лапе здоровенную портативную батарею.
— Так, подкручу кой-чего, — сказал Ракета и уселся на пол.
Тони оглядел мастерскую, безнадежно утонувшую в бардаке, и вышел.
— Роуди, как дела? — спросил он в воздух, и в наушнике спустя секунду раздалось уставшее кряхтение:
— Бюрократично и отстойно, что, в первый раз замужем, Тони? Россу доложили, что мы запросили у Щ.И.Т.а супермощную машинку, он разорался и требует заполнить тысячу каких-то форм, разрешающих нам вылет. Мы, сам знаешь, все еще в немилости, хотя Роджерс и дал нам своей речью кое-какие бонусы.
— Пошли козла к черту.
— И нас расстреляют на взлете иностранные генералы в приступе паранойи, — озвучил Роуди то, что и сам Тони прекрасно знал. Но услышать имя Росса и не оскалиться было выше его сил. — Мир на ушах стоит, стрелять готовы хоть по гусям в небе, хоть по гражданским самолетам. Скажи спасибо Мэй Паркер с ее агитационными трюками с паутиной — нас хотя б на улице не попытаются разорвать, если высунемся, дамочка оказалась убедительна. Видел, кстати, последний ролик? “Почему я ценю и ненавижу Тони Старка”. Там так проникновенно, я чуть не плакал, — хмыкнул Роуди. — Все, отбой, у меня тут опять Росс на линии.

Тони закатил глаза, на автомате бросил Пятнице, чтоб погуглила ролик, уставился на стоп-кадр, на котором Мэй Паркер с застывшим на лице упрямством протягивала вперед руки, наверняка горячо что-то доказывая. Нажал на середину экрана, вслушался в начало — “Однажды Тони Старк пришел к нам домой и сказал, что предлагает моему племяннику стажировку в Старк Индастриз. Я, как дура, поверила, и только спустя несколько месяцев…” — и закрыл от греха подальше.

Оказалось, он успел дойти до спортзала. Изнутри доносилось пыхтение, глухие удары и бодрые завывания болельщиков — кажется, Романофф с Бартоном. Тони толкнул дверь и застыл на пороге.
В спортзале Роджерс пьяной блохой скакал перед воротами, уворачиваясь от мощных лап Халка.
— КЭП ЖУЛЬНИЧАТЬ! — взревел вдруг Халк. — КЭП ЗА ПОЛЕ НОГОЙ! ЗА ПОЛЕ НЕЛЬЗЯ!
— Точно, — легко согласился Роджерс и перекинул мяч Халку.
Тони встретился глазами с Наташей, она устало улыбнулась и тут же выдала на пределе громкости, перекрикивая рев Халка:
— Умница, малыш!
Наташа и Клинт сидели на расстоянии доброго метра друг от друга, видно, чтоб зеленый здоровяк не решил снова залить Башню слезами ревности, и уже в полном обмундировании. К вылету они все подготовились заранее и теперь ждали только, пока Роджерс доиграет с Халком в мяч, и если б кто-то сказал Тони с месяцок назад, что они до такого дойдут, он бы покрутил пальцем у виска.
— Что на табло? — Тони остановился рядом, скрестив руки. Халк как раз подпрыгнул и метнул мяч точнехонько в ворота, не оставив Роджерсу ни единого шанса влезть.
— ХАЛК ЗАБИТЬ! — взревел Халк и расхохотался. — ХАЛК ГОЛ, КЭП МЕДЛЕННЫЙ!
— У Халка семь голов, — пояснил Клинт, пока Наташа одобрительно вопила. Тут Кэп обвел мяч вокруг ног Халка, но Халк умудрился перехватить и от усердия засветил мячом в стену; мяч лопнул. Клинт осекся: — И на его счету восемь упокоившихся мячей. Это девятый.
— МЯЧ СЛАБАК, — разочарованно пробасил Халк. Роджерс, не моргнув глазом, пнул на поле новый.
— С ума сойти, — пробормотал Тони.
— Ты должен болеть за малыша, — просветила его Романофф. — Не стой просто так.
— Уволь, я тебе не девочка-фанатка. Долго еще?
— Пять минут, — ответил Клинт.
Пять минут тянулись бесконечно долго — как всегда в моменты безделья. Тони краем глаза наблюдал за игрой и отсчитывал минуты. Все свои дела — отладить костюм Воителя, вымолить у Бартона лук на проверку, убедиться, что умница Пятница подготовила все для него самого, — он закончил уже час как, иначе не дошло бы до коньяка и до лицезрения матча суперсолдата против громилы. Наконец, Клинт громко объявил:
— Время вышло!
— НЕТ! — взвыл Халк. — ЧЕЛОВЕК С ЛУКОМ МОЛЧАТЬ!
— Эй, я просто слежу за временем, приятель, — попытался успокоить его Клинт. — Зато ты выиграл, круто, да? Загнал Кэпа в угол, все такое…
— ХАЛК ЧЕМПИОН! КЭП НЕ ЧЕМПИОН НИКОГДА! ЧЕЛОВЕК С ЛУКОМ НЕ ЧЕМПИОН!
— Да человек с луком и не претендует, — хмыкнул Клинт.
Наташа поднялась со скамьи и, танцующей своей походкой настигнув Халка, подняла на него глаза.
— Горжусь тобой, малыш. Ты силач. — И, протянув руку, похлопала его по мускулистой груди. Халк проследил за ее жестом, нахмурился недоумевающе и уточнил:
— Наташа любить Халк?
— Как же иначе, — невозмутимо подтвердила Наташа.
У Халка был такой вид, словно он вот-вот перегреется и закоротит от нежданной радости; что делать с такими признаниями, несчастное альтер-эго Беннера явно не знало от слова совсем. Господи, помилуй.
— Мы наконец-то можем выдвигаться? — напомнил о насущном Тони. — Не подумайте, что я вас тут тороплю, но у нас там Танос на пеньке греется и полирует свою варежку.
Тут малыш Халк обернулся к Тони и, поразмыслив, решительно выдал:
— ТАНОС УМЕРЕТЬ. ХАЛК ДРАТЬСЯ. ХАЛК ВЪЕБАТЬ, ТАНОС ЛОПНУТЬ КАК МЯЧ-СЛАБАК!
Роджерс скривился, словно ему лимон в глотку засунули, и поспешил ретироваться, закинув на вспотевшую спину мокрое полотенце. Бартон откровенно заржал. Тони поперхнулся и заключил:
— Вот и отличненько. Кстати, ребятки, с нами отправляется Мэй Паркер.
— Это которая “Люблю и ненавижу Тони Старка”? — припомнил Клинт, ухмыльнувшись. — На кой черт?
Тони неопределенно махнул рукой. Мобильник завибрировал: Хэппи докладывал, что благополучно погрузил тетушку в вертолет и через пару минут доставит.

***

Взбираться в вертолет пришлось по веревочной лестнице. Под крики Нэда: “Это будет бомба! Паучья Мамаша отправляется на супермиссию на настоящем вертолете! Встречайте нового Мстителя, это пока типа фриланс, но я уверен, это ненадолго — иначе зачем бы этот суперский вертолет, даже за Пауком никто не присылал вертолет!..”
К счастью, продолжение Мэй уже не расслышала: рев винтов заглушил все остальные звуки.
Хэппи, полноватый добряк с оленьими глазами, протянул ей руку и помог залезть в салон, а затем снял с ее спины походный рюкзак, присвистнув:
— Тяжесть-то нехилая. У вас там что, кирпичи?
— Вроде того, — не стала вдаваться в подробности Мэй, широко зевнув и почти упав в кожаное кресло. — У вас тут надо пристегиваться?
Подробности состояли в том, что всю последнюю ночь она синтезировала паутину. И нет, не дома на кухне дымила химическими реакциями, а в нормальной лаборатории одной химической компании, куда ее впустил бывший коллега, лысеющий невротик, за поцелуй и обещание выпить чашку кофе как-нибудь потом. Десять лет назад он звал Мэй в кино каждый вторник, и что-то даже могло получиться, но потом у Мэй появился Питер.
Состав паутины она выпытала у Питера давно, вместе с признанием, что помещение химкружка в его школе ночью на ключ не закрывается, а раздолбай-преподаватель особо не следит за реактивами. Даже тут они с Питером оказались похожи — синтезировать чертову паутину ночью, тайком, в промышленных масштабах. Вот уж истинное родство.
— Вот, — Хэппи перегнулся через свое кресло и всучил Мэй планшет. — Это инструкции от мистера Старка.
Мэй пробежала глазами первую страницу.
Оказалось, что первая — в общем-то, единственная и что инструкции сводятся к простому “не высовываться”. Не высовываться нигде, никогда, даже если кого-то душат у нее на глазах или кидают об стену, даже если это ее племянник, даже если Мэй Паркер плевать хотела на свою жизнь. В случае неповиновения — цитата — “корабельный искин уполномочен засунуть тебя в ближайшую кладовку”. Видимо, инструкции Старк надиктовывал самолично. От чистого сердца. Мэй фыркнула и погасила экран.

На крыше Башни стояла сверкающая металлом громадина. Вертолет по сравнению с ней казался мошкой у брюха слона. Громадина утробно жужжала, растопырив гигантские турбины — господи, Мэй Паркер, да это же тебе придется натурально отправиться в космос, это даже не самолет, а целое космическое чудовище, с ума сойти. “Надо было все-таки взять успокоительных”, — закралась подлая мысль, и, чтоб ее прогнать, Мэй тут же резво выпрыгнула из кабины приземлившегося и затихшего вертолета. Выпрямилась, стараясь не морщиться от того, как больно шлепнулась стопами о землю, сдула прядь волос со лба и, уперев руки в бока, огляделась.
Башня была просто чертовски высокая. Карабкаться сюда на паутине — черт, да у Мэй явно поехала крыша еще тогда, вот в тот знаменательный день, и ни при чем тут их непонятный камень разума, на который они скидывают все свои идиотничества. Мэй шумно выдохнула.
— Я возьму, — Хэппи спрыгнул следом, с мученическим лицом взвалив на спину рюкзак Мэй, и они вдвоем двинулись к спущенному трапу космического монстра.
У трапа сидел, постукивая по земле футбольным мячом, Халк. Мэй раньше не доводилось его видеть вживую, слава богу, в гости к ним наведывался только Старк, и то в приличном виде, никакого железа, но перепутать было невозможно. Если, конечно, Мстители не завели себе еще какого-нибудь слоноподобного зверенка. Халка рассеянно трепала по волосам Черная Вдова.
— Добро пожаловать, — сказала она, когда Мэй подошла. “Добро пожаловать в дурдом”, — это она, наверное, имела в виду. И объявила куда-то в пространство: — Стив, все в сборе. Мисс Паркер, заходите, пожалуйста. Малыш, бери мяч, нам тоже пора внутрь.

Внутри было пустынно и ярко. Гладкие металлические стены были исчерчены светящимися элементами вдоль и поперек: синие, зеленые, белые зигзагообразные полосы — точно вот-вот завопит музыка и начнутся танцы, и вообще никакой это не корабль для важных миссий. Черная Вдова походкой типичной подиумной девочки прошла вперед и повернула направо, и Мэй, пропустив Халка, прижимающего к груди мяч, поспешила следом. За широкой зеленой спиной не видно было ни черта, размеров коридора хватало ровно на то, чтоб некто настолько огромный мог протиснуться, пригнув голову, но спустя пару метров Мэй, кроме рычания нагревающегося где-то в недрах космического кошмара двигателя, услышала новые голоса:
— ...не было ни малейшей нужды, боже мой, признайся, это исключительно твоя прихоть!
— Это не прихоть, это необходимость. Спешка оправдана, я согласен, но не паника. Мы можем позволить себе пожертвовать несколькими минутами, если это гарантирует, что член нашей команды благодаря этому будет в форме…
— Только если это действительно нам что-то гарантирует, Роджерс.
— У вас тут что, новый раунд? — громко спросила Вдова.
Зеленая спина наконец-то сдвинулась, и Мэй смогла оглядеться. Коридор привел в круглое помещение — в рубку, наверное, или как это у них тут называется, — с огромным стеклом, напоминающим стекло в океанариуме, под которым располагалась панель с кучей каких-то кнопок и рычажков. Перед стеклом — два огромных кресла, похожих на массажные аппараты из торговых центров. В одном развалился, закинув ноги на панель, неизвестный мужик со стаканом кофе, во втором деловито крутился, колдуя над панелью, енот — господи, боже, а ей-то тогда казалось, что это галлюцинация. Картину завершал изваянием застывший перед стеклом мужчина в красном плаще. Да кто всерьез носит красный плащ, в самом-то деле?
В двух противоположных углах крутились Роджерс и Старк — это их перепалка тут разгоралась, но комментарий Вдовы их немного остудил, и Роджерс, покачав головой, вышел.
— Старт через две минуты, — отрезал Старк. — Привет, Мэй. Получила инструкции?
— Не вижу у вас тут кладовки, — заметила она.
— Не будешь вести себя, как обычно ведет твой племянник, она и не понадобится.
— О, Питер доставлял проблемы? — тоном “да-не-может-такого-быть”, подсмотренным у озабоченных мамочек, поинтересовалась Мэй. Старк уцепился за возможность поиграть в придурка и язвительно открестился:
— Абсолютно никаких. Разве что пробрался давеча на корабль тайком, когда я его ясно отправил домой на тихий час.
У шуток был дурной привкус, но оба они это игнорировали; если над чем-то вообще можно шутить, не так уж это что-то и страшно.
— Какой кошмар. Старк, тебе никто не говорил, что детей надо водить за руку?
— Это точно, — вдруг ностальгически вздохнул мужик в кресле пилота. — Хотя это не стопроцентно спасает. Мне когда было десять, грымза мисс Тернер — это была наша воспитательница, мы, кстати, называли ее Мадам Тюремщик, — так вот, она с нас глаз не спускала, мы строем ходили даже в сортир по утрам, и в столовую, и в церковь, и она все время хвалилась, что от нее еще ни одному мелкому засранцу удрать не удалось. Да, забыл сказать — я рос в приюте, и в те годы это был далеко не курорт. Так вот, а я возьми и ляпни этой грымзе, что вообще-то это ей просто пока не попался достаточно качественный засранец. И, мол, если б этот засранец действительно захотел... Следующую неделю, без преувеличения, она меня везде таскала с собой за руку. До сих пор помню эту чертову руку, вечно мокрющую. На седьмой день мне надоело, и я сбежал, прямо посередине пути в чертову церковь. Потом прятался в порту, ел рыбу, отравился, меня спас какой-то мужик из цирка, и понеслось…
На секунду воцарилась тишина, после чего Старк, тряхнув головой, недовольно спросил:
— Так, Бартон, я не понял, это было к чему?
Человек в кресле пожал плечами.
— Да так, обстановку разрядить. У нас старт или как?
Вместо Старка ответил женский голос откуда-то сверху:
— Двадцать секунд до старта. Вам всем нужно сесть и пристегнуть ремни.
— ХАЛК ТАК ЛЕТЕТЬ, — рыкнул зеленый монстр из угла, и Мэй вздрогнула. — ХАЛК БОЛЬШОЙ.
— Большой Халк может лететь так, — доброжелательно согласился голос.
Старк подошел и аккуратно подтолкнул Мэй к ряду кресел у стены. Они были попроще, чем пилотские, и напоминали скорее диванчики из кинотеатра, только с ремнями безопасности. Ремни Старк затянул на ней лично, и она наконец разглядела, насколько изможденным он выглядит. От скандально известного миллиардера, сверкающего ухмылками с экранов, осталось только имя. В рубку вернулся Роджерс и подтянулись темнокожий мужчина и механическая женщина — последняя выглядела так, словно мечтала отвесить каждому здесь по оплеухе; вдвоем они молча заняли места.
— Ну что, — мужик в кресле пилота наконец-то спустил ноги с панели и деловито щелкнул какими-то рычажками, — курс на Вормир?
— А с каких пор Бартон пилот? — вдруг заинтересовался темнокожий.
— Да мне по приколу, — признался тот и потыкал в большую красную кнопку, — панель заблокирована, летим-то все равно на автопилоте.

***

И конечно же, именно когда они пошли на старт, Роджерсу понадобилось заметить Мэй. И причём ладно бы он просто ей кивнул, или там сказал “мэм”, или как там в сороковых было положено приветствовать горячих тёть. Но нет, Роджерс спросил усталым тоном, будто отец огромного семейства, у которого выходки дражайших отпрысков уже в печёнках сидят:
— Тони, кто это?
— Это, — ответил Тони настолько ядовито, насколько вообще можно ответить, когда неумолимая гравитация пытается расплющить тебя о кресло, вот всегда знал, что корабли у правительства так себе, но чтоб до такой степени, — это, Роджерс, тётушка того парня, который отнял у тебя щит в аэропорту, когда мы все подрались из-за твоего дружка, которого ты забыл.
Кэп кивнул, как будто бы это всё объясняло, и погрузился в своё новое любимое состояние: тягостную задумчивость. Похоже, из неё он теперь выходил только чтоб поругаться. Ну, или Халка вот утешить, прости господи.
Но Мэй, к несчастью, тоже всё прекрасно слышала, и только когда она посмотрела на него какими-то блестящими глазами, Тони вдруг понял, что именно про первое задание Питер ей наверняка так и не рассказывал.
— Ты заставил его сражаться с Капитаном Америкой, — сказала Мэй, качая головой, глядя на Тони, как будто бы в первый раз его видела, — поверить не могу. Тони Старк, ты просто...
И вот тут Тони допустил стратегическую ошибку, потому что вместо того, чтоб дать Мэй выговориться, он попытался что-то возразить.
— Слушай, Мэй, я…
И это, видимо, стало последней каплей, потому что Мэй приподнялась в кресле насколько позволяли ремни, упёрла руки в бока и яростно спросила:
— Да ты хоть знаешь, как Питер по нему фанател? Ты хоть о чём-то думал? А я-то голову сломала: что это за Стив, который так его отделал, и что за его здоровенный друг, а это... Тони Старк, ты самая большая задница из всех задниц, которые я когда-либо знала, ты это понял?
Тони поперхнулся. Сзади трубно расхохотался Халк:
— ХА! ЖЕЛЕЗЯКА — ЗАДНИЦА! ХАЛК СОГЛАШАТЬСЯ!
— Можно подумать, я тебя когда-то обижал, — пробурчал Тони, вспомнил Веронику и славные времена Альтрона и признал: — Ну ладно, обижал. Но ведь и ты, согласись, не очень-то хотел идти на компромисс…
— ХАЛК НЕ ПОНИМАТЬ, — объявил Халк, — СТАРК — ЗАДНИЦА.
— Ну вот, дожили, — вздохнул Тони, — Роджерс, скажи ему.
А самое поганое, что, пока длится подъём, они все даже разойтись по разным каютам и то не могут. Придётся как-то друг друга терпеть, и может, конечно, он многого хочет, но лучше бы взлёт не проходил под громогласное “Старк — задница”.
— Халк, — отозвался Роджерс этим своим укоризненным тоном, который наконец-то не пропадал втуне, — ты же знаешь, что обзываться плохо. Перестань.
— Кэп тоже задница, — отреагировал Халк, но уже далеко не так уверенно.
— Кэп обижаться, — дёрнул Роджерс плечом, — не играть больше. Халк хочет этого?
— Ты сказал — можно обозвать зверька.
— Только в ответ.
— О, боже, пресвятые батареи, — вздохнул Ракета на своём сидении, — сколько раз говорить, Зелёный, я — не зверёк. Старк, ты бы представил нас даме как полагается, а то неловко как-то. Летим-то вместе.
— ХАЛК НЕ ЗЕЛЁНЫЙ!
— Мда, — пробормотал Тони совсем уж себе под нос, — возраст отрицания. Эй, брейк, ребята. Халк, не хочу тебя расстраивать, но ты и впрямь зелёный, смирись с этим.
— ЦВЕТ — ДА! ХАЛК — НЕТ! ХАЛКА ЗВАТЬ ХАЛКОМ!
— А меня Ракетой! — не остался в долгу енот, и Тони замахал руками:
— Всё, народ, всё, все поняли, как вы трепетно относитесь к своим именам, никто ни на кого не обижается, Мэй, вкратце — это Мстители и, м-м, гости из космоса, и для тех, кто не знает — это Мэй Паркер, тётушка Человека-Паука и да, она полетит с нами, если кто ещё не понял.
— С какой целью? — отмер Роджерс. — Тони, она ведь не герой, это опасно и…
— И ещё она взрослая женщина и в состоянии сама понять, чем рискует, — подхватил Тони, — и обещала не высовываться. И Питер в любой момент может выйти с ней на связь и передать какие-нибудь ценные сведения. Да в конце концов ладно тебе, Роджерс, ты же не воспрепятствуешь воссоединению тёти с племянником, даже ты не настолько бессердечен.
— Если дело в воссоединении, нам пришлось бы везти на Вормир пол-Земли, — нахмурился Роджерс. Господи, сколько лет прошло, а от этой серьёзности по-прежнему аж скулы сводит. Тони отмахнулся:
— Считай, что у Питера блат. Мэй, на случай, если ты жаждешь знать, с кем выпало лететь: это Ракета, инженер и хм, енот, который вхлам разгромил мою мастерскую, это Клинт Бартон, наш штатный лучник и отец троих детей, Халка ты знаешь, Чёрную Вдову, вестимо, тоже, Кэп он и есть Кэп, а вот эта дама со сложным выражением лица — приёмная дочь нашего титана и первый кандидат на его убийство, ещё есть скандинавский бог, это который с молотом, и Роуди, Воитель и мой друг. Фух, вроде всё.

Роджерс уставился на Мэй и изрёк:
— Я не поверил вам в тот день, когда мы проиграли. Возможно — зря.
Мэй округлила глаза и попыталась уточнить. О, наивная женщина, как скоро она выучит, что банальная логика с Кэпом не работает.
— Но вы же лично видели два сеанса. И после этого всё ещё “возможно”?
— Я должен видеть своими глазами, — покачал головой Кэп, — а ещё лучше мочь потрогать. Тогда — да.
Мэй покачала головой и фыркнула что-то, подозрительно напоминающее “вот осёл”. Кэп нахмурился, как будто не мог понять, послышалось ему или нет. Тони вдруг, как нельзя вовремя, осознал, что уже может отскрестись от кресла, и сказал всем и никому:
— Пойду-ка разомнусь.

Клинт тоже спрыгнул на пол:
— Кухня, — проговорил он. — Или на этой кухне будет кофе, или я умру.
— ЧЕЛОВЕК С ЛУКОМ НЕЛЬЗЯ УМИРАТЬ, — сказал Халк, и Наташа велела Клинту не пугать малыша. — ЧЕЛОВЕК С ЛУКОМ СДЕЛАТЬ ХАЛКУ ГАМБУРГЕР.
— А ты памятливый, приятель, — хмыкнул Клинт, — пойдём, поищем что-нибудь для гамбургера.
Енот так и зависал над панелью управления. Тор принялся полировать секиру полой плаща. Роуди и Небула уже куда-то делись, и со второй Тони надеялся в ближайшее время не встречаться, просто на всякий случай. Мэй смотрела на Роджерса не то рассерженно, не то озадаченно, а Кэп с сокрушённым видом качал головой.
— Один-ноль в пользу Мэй, — объявил Тони сам не зная о чём и вышел из зала прежде, чем Кэп успел понять, что он сказал.
Вообще-то стоит разработать план, но все их планы всё равно летят к чертям. Ладно, надо разработать пути импровизации, но сначала — кофе, если его ещё не уничтожили Клинт с Халком.
— Вы подрались с подростком! — слышал Тони голос Мэй, удаляясь в сторону предполагаемой кухни. — И вам не пришло в голову узнать…
И, хотя все эти упрёки насчёт подростка справедливо было адресовать скорей ему, сейчас Тони злорадствовал. Роджерс и Мэй — нашла коса на камень. Может, после скольких-то часов полёта в компании Мэй Роджерс поймёт, каково это, — когда твой собеседник отчаянно, нечеловечески упрям.

***

Из оранжевых песков вздымались глыбы из камня и стекла. Хаотично расположенные, разной высоты, здания напоминали кубики, кое-как расставленные непоседливым ребенком на ярком плюшевом ковре. Сочные солнечные лучи перекатывались с одного здания на другое. Небо было крепко-синим, грозовым и низким — казалось, до него рукой подать.
Если нежно-голубой терранский небосклон ничем не намекал на черноту космоса, то небо Титана напоминало плотно закрытую крышку консервной банки.
Квилл был готов это чертово небо хоть в стихах воспеть прямо сейчас — лишь бы не задумываться о том, что еще он видит, кроме незамысловатого городского пейзажа.
А видел он какого-то пацаненка, сидящего на тротуаре у скудно брызжущего водой фонтана; у пацаненка было до жути знакомое лицо, один взгляд на которое рисковал спровоцировать у Квилла натуральную истерику.
— Скажи мне, что это не то, о чем я думаю, — шепотом взмолился он. — И этот спиногрыз с характерной челюстью — не твой папашечка. Пожалуйста. — Пацаненок глубокомысленно таращился в землю, Гамора молчала, и Квилл взвыл: — Нет, когда ты так молчишь, это еще хуже! Так значит, это… Черт, лучше бы я не спрашивал, кто меня за язык-то тянул, вот всегда так, Йонду, зараза синемордая, не зря говорил, что нечего пасть расхлопывать, если ответ знать тебе даром не сдалось... Почему он пялится туда? Он вообще там хоть что-то видит, или ему радуга мерещится? Он что, был слабоумным? Хотя не то чтобы только “был”...
Столько всего изменилось и покатилось в задницу, а Гамора все та же — не прошло и минуты, как болтовня Квилла добралась до ее нервов, и она сердито на него зыркнула.
— Сейчас ему кажется, что он ребенок, — ответила, правда, спокойно и снова устремила задумчивый взгляд на папочку. — Это Титан. Такой, каким был раньше.
— Выглядит, как фирменный курорт.
— Да. Но это не так. — Гамора наклонила голову, и словно по этому жесту все переменилось; высотки, купающиеся в солнечных лучах, отдалились, а под ногами у Квилла захлюпала зловонная жижа.
Какая-то полупрозрачная старуха вытаращилась на него слепыми глазами и вылила на ближайшую стену таз с отходами. Где-то совсем рядом заорал младенец. Квилл невольно поморщился и отступил, рефлекторно пытаясь стряхнуть с обуви налипшую гадость, но оказалось, что ботинки чистые. Окружающее для него не существовало. Гамора смотрела куда-то ему за спину — обернувшись, он увидел, как мелковозрастный Танос бредет по этой грязной улице, угрюмо уставившись под ноги.
— Это всего пара минут от центра, — негромко объяснила Гамора. — Грязь, зараза, бедность. Люди тут убить готовы не то что за лишний кусок хлеба — даже за порченые овощи, если те не до конца сгнили и что-то еще можно спасти.
— Это что, попытка понять охренительно тонкие чувства мудака вселенского масштаба? — резко дернул плечом Квилл. — Да это половина галактики как она есть. Я этой дряни достаточно повидал с Йонду и его парнями. И что похуже тоже повидал. И ой, надо же, никто из нас не проснулся однажды с похмелья с мыслью “господи, да нам же поможет геноцид!” — Гамора не оценила шутку, и он спрятал руки в карманы, нахохлившись. — Чего ради ты это вообще тут вытворяешь? Я не спрашиваю, как, эта ваша магия у меня уже в печенках, но просто — какого черта, Гамора?
В прежние времена она бы наорала на него в ответ. Громко так, на весь корабль было б слышно, и сразу примчалась бы Мантис — их мирить, или Дракс — похрустеть чипсами и глубокомысленно заявить, что оба они балбесы, но в итоге они двое выпустили бы пар и — как-то вот так получалось, — стали бы еще чуточку друг другу понятнее.
Теперь Гамора вообще разучилась кричать. Она качнула головой:
— Не знаю, — и Квиллу захотелось затрясти ее за плечи. — Я вдруг обнаружила, что могу теперь узнать про него все, что захочу, он как на ладони, и самое первое, что я поняла — он никогда не врал. Что бы он ни говорил, что угодно за все эти годы — все это было искренне. Я считала его лицемером, а он…
— А он просто психопат, ага. Надо же, какой сюрприз, так вообще бывает?
— И тогда я привела его на Вормир, — Гамора его словно не услышала. Квилл вспомнил девчонку с зеленой кожей, с этим ее холодящим кровь “что, даже не попрощаешься?”, и его передернуло. — Я не верила в его скорбь. Не верила, что он придет... Что поддастся. А он пошел за своей скорбью, как самый обычный человек, пошел один, без воинства, без охраны…
— Это и называется “психопат”, — пробурчал Квилл. — Ты что, надумала откопать у него в черепушке совесть и какие-то моральные извилины?
Гамора задумчиво покачала головой.
— Я пока просто… Смотрю, — уклончиво ответила она. — Он неустойчив. Его разум мечется, как зверь в клетке, бьется о прутья, ранит сам себя... А еще он податлив. Я могу заставить его что-то вспомнить. Что угодно. Или увидеть что-то, чего не было. Или подумать о чем-то, о чем он бы никогда не стал.
— Ладненько, как закончишь играть в мозгоправа — подкрути напоследок у него там винтики, чтоб ему захотелось свою чертову перчатку поставить на полку, — сказал Квилл раздраженно — и только спустя мгновение понял, что сказал.
А еще спустя мгновение Гамора как ни в чем не бывало согласилась своим отсутсвующим голосом:
— Ладно.
— “Ладно”?! — подавился Квилл. — Что еще за “ладно”?! Ты, то есть, хочешь сказать, что это реально возможно? Я-то так просто ляпнул, а это, значит, не ерунда, а вариант? С ума сойти, какого черта ты молчала?! Мы тут все мозги сломали, как нам провернуть торжественный марш наружу, чтоб ничего такого… Нет, очуметь! — не выдержав, он схватил Гамору за плечи, развернув к себе, и взял в ладони ее лицо.
Главное — сглотнул он — не думать о том, что марш наружу — это не для нее; главное — не пускать эту мысль даже на краешек сознания; главное — вообще отключить какое-то там на будущее нацеленное мышление. Есть только здесь и сейчас, есть Питер Квилл и есть Гамора, и сейчас они дадут жару и соорудят такой гениальный ход, что сдохнуть можно от восторга. Квилл шагнул ближе и тихо спросил:
— Так ты сможешь промыть ему мозги? Это было бы очень, очень кстати.
Договаривая фразу, он уже знал, что Гамора согласится, потому что она наконец-то обратила на него внимание — солнце Титана скрылось в тумане, картинка исчезла, карапуз Танос исчез тоже, и Гамора смотрела теперь серьезно и обеспокоенно. Повисла пауза — и она вдруг попросила, хрипло и тихо:
— Поцелуй меня.
Внутренности скрутило одним мощным спазмом, но Квилл не шелохнулся. Не думать. Не думать, ты, мерзавец. Отключи свои мозги к черту.
И только медленно выдохнув и убедившись, что не разрыдается прямо сейчас, он сделал то, о чем она просила.

***

Клинт перегородил вход в кухню, устроившись в дверном проеме верхом на табурете и закинув ноги в туго зашнурованных ботинках на косяк. Табурет опасно покачивался на двух ножках.
— Таможенный контроль, — нагло заявил он, когда Наташа как раз размышляла, не будет ли слишком подло пнуть сейчас по металлическим ножкам и опрокинуть Клинта на спину. — Совмещенный с психиатрической экспертизой.
— Нашел новую работу? — Наташа скрестила руки на груди.
— Ага. Хотя погоди-ка, мне ж за это не платят, так что можешь считать, я волонтер.
Наташа наклонила голову. Секундное раздумье — и на лице появилась хорошо знакомая Клинту прохладная улыбка, а все движения, почти незаметные, из числа тех, которые укладываются в долю секунды, стали кошачьими. Клинт мысленно поперхнулся.
— И что? — голос у Наташи стал совсем немного, но ниже. — Чашка кофе только после обыска?
— Ага, — кашлянул Клинт. — Тщательного и беспощадного.
— А я считала, ты мне доверяешь.
— После того, как в прошлый раз я нашел шесть сюрпризов в одном только твоем белье — нет, милая.
— Мог бы найти семь, — она сощурилась.
— Даже не хочу знать, где еще ты прятала свои шпионские заначки, — отрезал Клинт.
— А ты свои где прячешь?
За прошедшие пару секунд Нат успела как-то ненавязчиво над ним нависнуть, хотя он поклясться мог, что она почти не сдвигалась с места, и весь этот цирк пора было заканчивать. Еще чуть-чуть — и она усядется к нему на колени, а поехавшая киллерша — немного не то, что Клинт предпочитает там, на коленях своих, видеть.
— Так, все. Романофф, не дури, мы с тобой этот этап давно прошли. — Клинт быстро опустил ноги и вытащил из-под задницы папку с автобиографиями Мстителей. Пролистал пару страниц. — Давай-ка поговорим. Задаю тему, ты рассказываешь, что помнишь. — И прежде, чем Наташа успела что-то ответить, выхватил из листка первое, что попалось на глаза: — Анастасия Петрова.
Наташа, помедлив, выпрямилась и оперлась плечом о стену.
— Руководила подготовкой кадров в академии, — равнодушно произнесла. — Носила деловые костюмы и пучок на затылке. Холодная сука. Анастасия Петрова — псевдоним, разумеется. У меня все в порядке с головой, Клинт. Успокойся. Я тебя дразню.
— Сказки оставь для зеленого друга, — не повелся Клинт.
Реакция не подвела — с табурета он вскочил раньше, чем Наташа одним ударом по ножкам отшвырнула его к стене, и от удара локтем в живот успел уклониться.
— И это тоже пройденный этап, — спокойно сказал он, крепко ухватив Наташу за запястье, и она, конечно, тут же вывернулась, чуть не оставив Клинта самого с травмированной рукой. — Полегче, ага? Мы все-таки не враги.
Наташа смерила его взглядом, последнее утверждение явно опровергающим, и ответила что-то по-русски, перешагнув опрокинутый табурет и выдрав из кофеварки стеклянную емкость. Зашумела вода. Клинт остался стоять. Не лезть под горячую руку — вот какой принцип он твердо усвоил, а по тому, что кофе заваривала сейчас не красотка Нат, а ледяная глыба-убийца Наташа Романофф, выращенная двинутой на всю голову русской теткой, спешить не стоило. Да воздастся терпеливым, все такое.
Нат засыпала в кофеварку перемолотые зерна, под жужжание автомата помыла вручную чашку, словно пытаясь оттереть вместе с пятнами от чая и пару слоев стекла, вытерла насухо, залила наполовину ядрено-темной жидкостью, разбавила холодной водой и уставилась в чашку, застыв.
Только тогда Клинт подошел к Наташе со спины и молча стащил с полки пару кусочков сахара. Кинул в чашку и размешал вытащенной из мойки ложечкой, свободной рукой приобняв Нат за плечи.
— Передумала меня убивать? — Нат фыркнула. — Ага, значит, передумала. Ну слава богу, я уж думал, мне конец.
— Дальше только хуже будет, — тихо сказала Нат, и он не сразу понял, о чем она. — С этими… Помутнениями. Не думала, что это будет так сложно. Тогда еще, в академии, нам говорили, собранный ум — половина успеха. А теперь непонятно даже, когда и как мозги закоротит.
— Хреново, — не стал спорить Клинт. — Могу только пообещать, что если кто-то из вас, красавчиков, решит вдруг драться против своих, я вас дистанционно вырублю с корабля. Тут арсенал — мечта, Щ.И.Т. от нас утаивает массу новых игрушек, оказалось.
Нат изогнула бровь и отпила кофе, поморщившись.
— Сироп.
— Всего две ложки. Лора кладет пять. Вот это — сироп, — Клинт похлопал Наташу по плечу и отошел, потягиваясь. — Ладненько, пойду подвергну экспертизе еще кого-нибудь, а то глаз да глаз за вами тут…
— Бартон, — вдруг рявкнули по громкой связи. Клинт узнал голос Тони и вопросительно уставился в потолок. — Иди в рубку. Нужно твое компетентное мнение.
— Ну вот, ни минуты покоя, — закатил глаза он.
— И поторопись, — приказал Тони. — Не то Роджерс тут скончается от асфиксии.
— Чего?
— Того. Капитан Америка у нас решил, что у него приступ астмы, и пытается посинеть.
— Приступ чего? — удивился Клинт, уже направляясь к выходу.
В ответ раздалось шипение — то ли динамиков, то ли Тони, — и короткое “сам увидишь”. Нат, прихватив кружку, решила от Клинта не отставать. Ну да, когда еще такой дурдом увидишь. Астма. Охренеть можно. На ходу Клинт вытащил из папки листок с досье Роджерса, где его собственной рукой была выведена спасительная фраза “сыворотка излечила меня от астмы и сделала устойчивым к любого рода инфекциям и вирусам”. Оставалось надеяться, своим собственным словам Роджерс поверит.

@темы: марвел, пишется тут всякое, фанфикшн

---

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p215690771.htm">продолжает "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: в процессе
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава, 7 глава, 8 глава

ГЛАВА 9

Тони не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько вымотанным. Даже на Титане в самый последний, паршивый момент и то, кажется, было проще, — тогда он выдохся настолько, что на переживания сил не оставалось. Дотащиться до корабля, попрепираться с Небулой и не сойти с ума в ближайшую пару дней — всего-то, ха. То ли дело теперь, когда Кэп сполз со стула на пол, как бородатое морально истощённое желе, и признаки жизни подавать отказывался.
— Nu ofiget` teper`, — выдохнула Наташа, и Тони зачем-то уточнил, на каком это языке она ругается. Та дёрнула плечом:
— На японском, конечно.
Брюс деловито склонился над Кэпом: пощупал пульс, оттянул веки, проверяя зрачки, и покачал головой.
— Не понимаю, все показатели в норме, насколько можно это утверждать вот так навскидку. Такое ощущение, что он просто не хочет возвращаться.
— И я его понимаю, — хмыкнул Роуди. — Сам бы не против где-то отлежаться, но Кэп успел первым, ничего не поделаешь.
— Да, — согласился Тони ядовито, — вот уж кто всегда умел изящно выходить из спорных ситуаций.
— Тони, уймись, — сказал Брюс озабоченно. — Чёрт. Никогда не думал, что он может вот так вот просто…
— Не видел суперсолдата в обычном обмороке? Да, друг, это серьёзное потрясение для всех нас.
— Старк, — сказала на сей раз Наташа. А вот что Старк, что Старк, если всем здесь известно — чем сильней он волнуется, тем больше треплется? Проклятье. Он ведь и правда злился только потому, что волновался за Кэпа, он же ещё в своём любимом спортзале уже выглядел хуже некуда. И что теперь?
— Мне принести аптечку? — спросил кисло. — Понятия не имею, что нам нужно, но Красной Шапочке Барнсу не понравится, если к моменту выхода из волчьего пуза его обеспамятевший дружок так и останется валяться на полу. Эй. Кэп, хватит там нежиться, вставай уже.
— Я могу поразить нашего друга молнией, — предложил Тор, — если это способно помочь.
— Нет-нет-нет, — замахал руками Брюс, — погоди пока с молниями, хорошо?
Вот эта его манера говорить с богами и супергероями точно как с пациентами Тони и раздражала, и веселила.
— Давайте переложим на диван, — попросил Брюс рассеянно, как всегда, когда параллельно обдумывал нечто крайне занятное и важное, — и, может, нашатырь…
— О да, о да. Специальный нашатырь для суперсолдат, с усиленным действием. Брюс, ну подумай, если его не берут ни выпивка, ни седативные, то твой нашатырь — так себе решение…
Брюс распрямился:
— Так предложи лучше.
Тор сел на корточки, одним движением подхватил Роджерса на руки и действительно уложил на диван, потеснив Небулу и изгнав Тони.
— Не след нам ссориться, друзья, в годину бедствий.
И только Тони собрался сказать, что это вот сейчас они друзья, а что там камень разума сотворит с их мозгами в ближайшие пятнадцать минут — никому не ведомо, и, может, стоит уже составить какой-то план и завизировать его подписью каждого, — как в зал, почёсывая затылок, неспешно вошёл Клинт Бартон.
— Мда, — сказал он, обозревая недвижного Кэпа, скривившегося Тони, замершую рядом с диваном Небулу и Ракету, который с энтузиазмом дул Роджерсу в ухо, — я смотрю, дела у вас так себе.
Первой опомнилась Наташа — расплылась в той улыбке, которая была преддверием прыжка и захвата и означала дружелюбие и опасность.
— О, — сказала она, медленно подходя поближе, — ты даже не представляешь, насколько плохо. Случайно не хочешь объяснить, где же ты был, пока мы все старались предотвратить гибель человечества?
— Случайно не хочу, — отрезал Клинт. — И как я понял, ключевое слово здесь “старались”.
— Мы хотя бы пытались, а что ты? Укачивал младшенького? Успокаивал жену?
До появления Клинта Тони думал, что злая Наташа — это та, которая велела им с Кэпом заткнуться. Но эта, с Клинтом, вся была какая-то новая, какая-то раскалённая и потому текучая.
Клинт выдохнул через рот и снова взъерошил себе волосы. С тех пор, как они виделись в последний раз, он тоже постарел — как все они. Не то что Тони был знаток мужских морщин, но у Клинта насчитывалось явно многовато. Такое ощущение, что он не спал пару ночей, потом хлебнул дрянного кофе и двинул сюда.
— Что, — вклинился Тони, — трактор забарахлил? Так извини, ремонтом временно не занимаюсь.
— И тебе здравствуй, Тони, — ответил Клинт устало. Даже не попытался отшутиться. Интересно, кого он потерял и почему так долго добирался?
— Слушай, Нат, я не каяться пришёл, — продолжил он всё с тем же хмурым выражением лица, — тут Лора говорит, что я ушёл от них, когда она носила младшего. И знать меня не хочет. И если кто-то из вас в курсе, что происходит, то пусть расскажет это побыстрее.
— И что тогда? — поинтересовался Тони против воли.
— А тогда, — сказал Клинт, вставая, — я пойму, кто ответственен за эти трюки, и всажу в него столько стрел, сколько понадобится. Никто не смеет копаться в мозгах у моей жены и уж тем более у детей. Вас когда-нибудь собственные дети называли дядей?
— Некорректный вопрос, — сказала Небула, но голос звучал дружелюбно. — Своего папашу я обычно зову ублюдком.
— Милая леди, — фыркнул Клинт.
На него уже действовала, как бы это сказать, магия штаба — когда ты попадаешь в этот зал, где столько раз планировал миссии, разбирал ошибки, пожирал пиццу, нёс всякую чушь — когда оказываешься в стенах Башни в окружении других Мстителей, бывших ли, отступников ли — волей-неволей втягиваешься в общий поток. В потоке есть шутки, попытки как-то сдержать наступающий неиллюзорный апокалипсис и привычка держаться друг за друга. Наташа всё ещё смотрела исподлобья, Брюс мрачно пытался привести капитана в чувство, но головная боль у Тони прошла, а Небула покосилась на собственную полуразвинченную руку, как будто в первый раз её заметила. Как будто с приходом Клинта градус безумия немного, да понизился.

***

— Эй-эй, капитан, а ну давай-ка приходи в себя, не пугай дядю Клинта, он и так нервный.
Имя и фамилия — Клинт Бартон — всплыли в голове Стива прежде всего остального. И ещё прозвище — Соколиный глаз. Стив ещё не помнил, где он, в каком он времени, зачем он здесь вообще, а вот что шлёпает его по щекам именно Клинт — уже уяснил. И сказал в бежевую пустоту за веками:
— Я в порядке, спасибо.
И сел, наощупь. Открывать глаза навстречу электрическому свету и чему-то до головной боли неправильному отчаянно не хотелось.
— Эй, кэп, — позвал Клинт уже другим голосом, не бормотанием для тех случаев, когда никто не слышит, а нормальным, усталым, — ты что это тут устроил? Я уж подумал, ты это на спор тут валяешься.
— Здравствуй, Клинт, — сказал Стив, пытаясь сфокусироваться. Сесть-то ему удалось, но вот комната шаталась как в сороковых или раньше, когда он ещё мог напиваться. — Я рад, что ты решил прийти.
— А я вот не очень-то радуюсь, если честно, — усмехнулся Клинт и только тут Стив разглядел тот сорт усталости, который заставляет людей брать на себя больше и больше дел. Вымотанность, которая никогда не исцелится.
— Что у тебя произошло? — спросил. Хотел спросить: “Кого ты потерял?”, но не решился.
— Вот и мы думаем, — раздался другой голос, голос Старка, и Стив с усилием перевёл взгляд на опостылевшее и привычное лицо, — что такого произошло, что мистер Стойкость вдруг разлёгся на полу и ни на что не реагировал минут так пятнадцать. Серьёзно, Роджерс, что с тобой не так?
А что с ним было не так? Стив попытался вспомнить. Что-то невыносимое, раздражающее, примерно как когда не спал несколько суток, заканчивая черновой вариант рисунка, а под конец понял, что сама изначальная концепция была ошибочной. Что-то неправильное. Что-то, идущее вразрез со всем, что он о себе знал и чем пытался быть.
— Был сеанс связи с ушедшими, — сказала Наташа, и Стив кивнул. Точно, парнишка что-то говорил, только что именно? Воспоминания размывались, и это бесило.
— Я не всё помню, — сказал Стив всем сразу: Тони с его ухмылочкой, изрядно помятому Клинту, Наташе, которая то ли сочувствовала, то ли издевалась, Небуле с её нечитаемым выражением идеально пропорционального лица, Ракете, который качал головой, Тору, который вполголоса переговаривался с Брюсом. Какой-то винегрет, а не команда, а он, Стив, в этом винегрете кто? Картошка?
— Я не всё помню и понятия не имею, что именно со мной произошло, но мы вроде должны куда-то выдвигаться, да? Была же спешка?
— Исключено, — сказал Тони, глядя почему-то не на него, а на Наташу, — мы не можем двинуться в путь, пока Кэп невменяем, а без Кэпа…
— Не перегибай палку, — парировал Стив тут же. — Плохо помнить недавние события ещё не означает невменяемости.
— Ты давние события помнишь плохо, — откликнулся Тони, — в том-то и дело. Или, может, ты, пока был в отключке, снова проникся трогательной историей вашей с Барнсом дружбы?
Ах вот оно в чём дело. Все хотели, чтобы он вспомнил Зимнего, а этого-то Стив как раз и не мог. Даже сам Зимний назвал его “Стиви”, господи боже.
— Я в порядке, — сказал Стив быстро. — Необязательно помнить Зимнего солдата, чтоб драться с Таносом. Когда мы вылетаем?
— Вот это, — сказал Тони, — мы и пытаемся решить всю ту часть времени, которую не кудахчем над тобой. Они нам не сказали, когда намерены вырваться наружу, и каким способом, и откуда именно. Мы точно знаем только то, где Танос, и то с чужих же слов.
— Ты хочешь сказать, со слов Зимнего Солдата.
— Ну да, и что с того? Мне поручиться за него, раз уж ты временно отрёкся?
— Нельзя отречься от того, кого не знаешь.
— Не веришь Зимнему, не веришь мне, но остальным-то можешь сделать одолжение? Наташе, Брюсу?
— Я не думаю, что…
— Просто смирись, Роджерс. За этого человека ты отдал всё и чуть меня не убил, так что вряд ли он станет тебе врать. И потом, там были как минимум Питер и Стрэндж, и я думаю, что если бы твой друг что-то напутал, его поправили бы. Надеюсь на это.
Стив промолчал. Очень странное ощущение, когда пытаешься встроить в память знание, которое никогда тебе не принадлежало. Дружба с Зимним Солдатом, господи боже, что их вообще могло объединять. Слова Тони об убийстве Стив не стал принимать всерьёз — наверняка окажется, что Тони имел в виду убийство в переносном смысле, какую-то перебранку или типа того. В любом случае, сейчас у них имелась актуальная задача и что-то, похожее на задание, а значит, о своих странных отношениях с Зимним он кого-нибудь расспросит как-нибудь потом. Наташу, например.

***

Откровенно говоря, Баки мог, пожалуй, считаться экспертом по утешению девчонок. Ну, тот Джеймс Бьюкенен Барнс, которым он был в сороковых, однозначно мог, потому что процент неудачно утешенных им девиц стремился тогда к нулю. Была, кажется, одна красотка в веснушках, с которой он провозился добрых полчаса, а она в конце концов залепила ему пляжным зонтом по лбу и умчалась, но надо отдать должное — была до того зла, что умчалась не в слезах!
“Запомни главное, Стиви — не мешай ей реветь, — наставлял он тогда Роджерса. — И улыбайся, черт тебя возьми, не нужна тебе для обаяния гора мышц”. Стиви с девчонками не ладил ни с какими — ни с хохотушками, ни с плаксами, но Баки не сдавался и надеялся, что однажды его уроки Роджерс вспомнит все разом и станет тем еще похитителем сердец. В итоге Роджерс его надул и начал умело похищать сердца злодеев. Не устояла даже Гидра.
А сам Баки спустя семьдесят лет не был уверен, что в гонке за девичьими улыбками сохранил первенство.
Особенно если дело касалось настоящих ведьм.

Сначала Баки долго преследовал размытое красное пятно — ведьма нырнула в туман так проворно, что, даже перейдя автоматически на легкий бег, Баки удавалось улавливать только взметнувшуюся справа или слева полу плаща. Он мог нагнать девчонку в три секунды, но после первой попытки, за которую в него метнулась натуральная шаровая молния, плюющаяся красными искрами, пришел к выводу, что лучше держаться на расстоянии. Пока что.
Потом туман вдруг расступился и вырастил вокруг сумрачную желтую аллею. Под ногами захрустели темнеющие листья. Ведьма оглянулась через плечо, угрожающе скривила губы — после такого девицы обычно расщедривались на пощечину, а то и две, — и крикнула:
— Оставь меня в покое!
Баки примирительно поднял руки и замедлил шаг. Ведьма круто отвернулась и зашагала дальше, раскидывая ботинками горстки листьев. Парк тянулся и тянулся, один и тот же кованый забор с завитушками, однотипные деревянные скамейки. Через каждые метров сто в траве по правую руку обнаруживался сдутый мяч с желтой полоской. Баки шел, засунув руки в карманы. Когда ведьма перестала мчаться, как сумасшедшая, он не торопясь нагнал ее и зашагал рядом.
— Зачем ты лезешь? — она смотрела строго вперед, презрительно скривив рот. Баки промолчал. — Меня не надо ни утешать, ни контролировать. Все просто отлично.
— Да, — равнодушно согласился Баки. — Когда у меня все отлично, я тоже бегаю, плачу и бью людей. Красной магии у меня нет, приходится орудовать вот этим.
Он поднял и опустил левую руку. Ведьма невольно проводила это движение взглядом и холодно заявила:
— Я не плачу.
Была бы она чуть более дружелюбно настроена и не промотайся Баки по свету как Зимний солдат семьдесят лет, на этом месте могла бы случиться та самая чушь на грани невинной заботы и романтики: он бы провел пальцем по дорожкам от слез на ее лице, наболтал бы ерунды о том, как хорошеньким девушкам удивительно идут слезы, но улыбки точно идут больше, и тогда ведьма растаяла бы и возрыдала еще громче, чтоб потом наконец успокоиться, — но вместо этого Баки пнул попавшийся под ногу камень, а ведьма отвернулась.
Парк сменился улицей с низкими домами, похожими на игрушечные, потом задворками какого-то рынка, потом — улицей, на которой Баки вырос. Туман постарался и выдал вместе с рядами восьмиэтажных обшарпанных домов порцию золотого солнца — такого, какое встречало ранней осенью часов в шесть, когда местные малолетние бандиты (и Баки вместе с ними), все пыльные и орущие идиотские песни, возвращались из школы или из каких-то более интересных мест.
Это место, кажется, помнило о жизни Баки больше, чем он сам, и за проведенное здесь время он вытащил из памяти кучу всего — больше, чем смогли выудить из него в Ваканде.
Улица, поворот, пыль в лицо, ржавые пожарные лестницы, у столба — велосипед со слетевшей цепью, ха, тот, кто его оставил, явно не отрастил пока ума и не усвоил: что оставишь без присмотра — то не твое.
По левую руку выросла продуктовая лавка с зеленым козырьком и здоровенным искусственным батоном, выставленным в витрине, когда ведьма не выдержала снова — уставилась на этот несчастный батон, оглянулась на Баки, сердито сощурилась и вдруг припустила бегом. Красный плащ снова взметнулся вверх, когда она скрылась за углом.
Баки подумал и пошел назад: если обогнуть лавку, он встретит ведьму в соседнем переулке, потому что дороги, которая привела бы ее куда-то еще, она не обнаружит, там повсюду тупики.
Неторопливо дойдя до нужного места, Баки откинулся спиной на фонарный столб, дожидаясь ведьму. Вылетев ему навстречу, она чертыхнулась и рявкнула:
— Ты отстанешь, наконец?!
Баки пожал плечом и честно ответил:
— Ты пытаешься скрыться от меня в Бруклине сороковых. Не злись, красотка, но я здесь знаю каждый мусорный бак. У тебя нет шансов.
Ведьма сверкнула глазами и, скрестив на груди руки — прямо как Стиви, когда его перемыкало в ипостась дикого упрямца и невероятного зануды, — сказала:
— Посмотрим, что будет, когда декорации поменяются, идиот.

Декорации поменялись быстро. Вместо пыльных бруклинских фонарей в воздухе замерцали ярко-белые лампы, и спустя секунду под ними выросли темные гладкие стены.
С ведьмой они затормозили одновременно. На стене в конце узкого длинного коридора красовался красный многолапый осьминог. Несколько секунд они молча на него таращились — опыт знакомства с Гидрой у каждого был достаточным, чтобы чертов символ узнать хоть с двадцати, хоть со ста метров, — а потом ведьма вдруг двинулась вперед, как завороженная. Толкнула неприметную дверь слева, перешагнула порог.
— Помню эту комнату, — пробормотала она, нахмурившись.
Помещение было почти пустым, только у дальней стены лежала гора мусора: кирпичи, гнутые металлические штыри, поленья, несколько гирь разного размера. Три стены были темными, покрытыми краской, местами сбитой до голого бетона, четвертая была белой. Та, через которую наблюдали.
Ведьма подняла руку и медленно пошевелила пальцами, приоткрыв рот и разглядывая тонкие красные нити, как диковинных птиц, вдруг севших ей на руку. Гири взмыли в воздух одна за другой и закружились под потолком. Ведьма улыбнулась — и нет, бруклинские девчонки так не улыбаются. Вообще никакие так не улыбаются, когда у них все в порядке с головой.
Два шага — и Баки аккуратно сжал ее локоть. Настоящей рукой.
— Ну-ка пойдем отсюда, подружка.
— Нет, — отсутствующим голосом пропела эта красотка.
— Да, — но куда ей там спорить с Джеймсом Бьюкененом семидесятилетней давности или с Зимним Солдатом, когда они решили выволочь ее прочь.
Не особо задумываясь, Баки попросту закинул ее на плечо и вынес, мощно пнув неприметную дверь в углу комнаты ногой.
Комната вела прямиком в ад.
В просторный ад с высоким потолком, обитый сверхпрочным металлом, с шестью белыми лампами, одна мигает. Одна всегда мигала — Гидре не хватало финансирования, ха-ха, электрик был им не по карману.
Ведьма пнула его в грудь коленом, и Баки скинул ее на пол.
Чертово кресло было все то же. То же сиденье с обивкой — как будто она когда-то могла сделать процесс приятнее, чтоб его, — те же ремни, жесткие и потрескавшиеся, те же серые электроды, разведенные в стороны.
— Твое? — нахмурилась ведьма.
— Да, — Баки не узнал свой голос. — Дерьмо.
Ведьма помолчала, потом решительно двинулась вперед. Обошла кресло по кругу, провела рукой по спинке, неторопливо пощупала электроды. Оглянулась на Баки, скользнула взглядом по нему. Подняла руку.

...Баки не мог вырваться из этих креплений никогда; от одного движения ведьмы кресло с адским скрежетом скукожилось в морского ежа с металлическими иглами. Подумав, ведьма отшвырнула уродливый шар в стену, оставив на сверхпрочном покрытии нехилую отметину.
— Всегда хотел его разорвать на кусочки, — после паузы хрипло сказал Баки. — Но так тоже неплохо.
— В твоей комнате нет двери, — огляделась ведьма. — Придется ждать, пока сама исчезнет.
— Может, лучше проломишь стену? — предложил Баки, слабо улыбнувшись, и ведьма неожиданно дернула уголком губ в ответ.
Ну надо же, какое взаимопонимание на фоне общих старых знакомых.
В следующую секунду ведьма пробила потолок. Стены рухнули сами. За ними оказался Нью-Йорк.

— Меня сюда впервые привел Стив Роджерс, — сказала Ванда. Они брели по одной из центральных улиц, сверху нависали полные дождя темные тучи и зеркальные окна высоток. — У него тогда был этот пунктик — показать нормальную жизнь. Господи, сколько мне досталось болтовни про эту нормальную жизнь, с ума сойти можно! Мы шли и пили кофе из стаканчиков, Стива то и дело узнавали какие-то дети и просились пожать руку или норовили на шею залезть. Наверное, тогда нужно было думать о чем-то важном — что все эти детишки липнут к Капитану и еще не понимают даже, что он сунется за ними в огонь, зато это понимают их родители, и вот он — тот фундамент, на котором вырастает признание настоящего героя… Бла-бла. А я думала только о том, какой кофе сладкий и как отлично наконец-то оказаться в городе просто так. Гидра не поощряла прогулки.
— Не ври, — фыркнул Баки. — Меня Гидра постоянно отправляла погулять.
— Спускала пса с цепи, ты хочешь сказать, — хладнокровно поправила Ванда. Боже, да эта ведьма из тех девчонок, про которых говорили раньше “острая штучка” или что-то такое.
— Вообще-то, красотка, я был как минимум диким волком. Знаешь, такие твари ростом с лошадь.
— Бери больше — с носорога.
— Или с носорога, — невозмутимо хмыкнул Баки. — Это когда я был в форме.
— И когда ты был в форме? — Ванда чуть улыбнулась, щурясь на тучи.
— Когда меня размораживали аккуратно, а не прошляпив все сроки и торопясь кинуть в дело не до конца оттаявшую котлету, — честно ответил Баки и, задумавшись, заключил: — Нечасто, вообще-то, такое случалось.
— А остальные кошмары?
— Какие “остальные кошмары”?
— Что еще они с тобой делали? Кололи всякую дрянь, запирали в крошечной комнатушке, — перечисляла она деланно равнодушно, — не давали погремушки, если ты плохо себя вел?
Баки покосился на ее, засунув руки в карманы; на то, чтобы все-таки изобразить усмешку, вырванную из дремучих сороковых, когда он был еще ого-го, ушло добрых секунд десять.
— Мы что, хотим помериться, кто у Гидры любимчик? Уверена? У меня большой стаж.
— Количество не качество, — парировала Ванда.
— Заноза, — сказал Баки. — Отвяжись. Я предпочитаю называть это все “то большое дерьмо от мудаков”. К черту подробности.
— Размороженная котлета — исключение?
— Размороженная котлета звучит смешно.
— Нет, — качнула головой Ванда.
— Нет?
— Точно нет.
— Вот черт.
Нью-Йорк все не таял, глянцевые высотки сменились домами пониже и попроще, появились скромные газетные киоски и палатки, где в настоящей жизни предлагали бы кофе с собой и горячие хот-доги. Местное пространство умело воспроизводить все, от городских пейзажей до мелочей вроде пятнышка от чая на ковре в твоей детской спальне, но никогда не создавало людей. Ни силуэтами, ни цветными пятнами, поэтому что Бруклин, что Нью-Йорк, что другие города, какие вырастали вокруг пленников, выглядели эвакуированными или опустошенными какой-нибудь мудреной хворью.
В молчании они протащились, наверное, полквартала, прежде чем Ванда выплюнула:
— Ты умный. Я долго называла твое дерьмо от мудаков торжеством науки. Непростым путем к высшему благу, знаешь, для человечества. Мы с братом сами туда пошли, нас никто за руку не тащил и не замораживал. Они обещали сделать нас супергероями. Правильными, а не как засранец в железной броне. Получились чудовища. Послушные, самоуверенные чудовища.
— Если учесть, что ты в итоге на стороне хороших парней — не очень-то послушная ты девчонка.
— А ты сам? — невесело усмехнулась Ванда. Баки хмыкнул в ответ.
— Перестал быть послушным после одного инцидента. Мне, понимаешь, велели убить бывшего лучшего друга, а он любитель проникновенных бесед со злодеями. Пока он грозил мне пальцем и нес чепуху, у меня самую малость прочистились мозги. Тут-то все и пошло по наклонной.
Ванда обернулась к нему, замедлив шаг. Ни намека на пугающее сумасшествие в ней давно уже не было, стерлось до последней черточки, но добавилось другое — что-то, что заставляло Баки вспомнить крепких молодых женщин, чьи мужья или сыновья сгинули на фронте.
— Если бы Стив Роджерс попросил тебя убить его, ты бы убил?
— Надавал бы по шее за такие просьбы, — после паузы серьезно ответил Баки. Ванда закрыла глаза, лицо ее словно свело судорогой. Баки не повел и бровью сначала — выждал несколько секунд, представляя лицо упрямца Роджерса, который насел бы на него с нытьем про убийство, у которого непременно была бы какая-то, мать ее, высшая цель, и негромко сказал: — А затем убил бы, если б так было надо. И это было бы паршиво.
Ванда заплакала, и он обнял ее человеческой рукой, крепко прижав к груди. Даже не как одну из ревущих по пустякам девчонок, а как какую-нибудь оборванку в разбомбленном городе. Тогда у него была форма, пыльная и пропахшая гарью и дорогой, и прикосновение мокрых щек — детских, женских, да любых — к грубой ткани действовало не хуже, чем горячий чай с коньяком из походного термоса; сейчас была перетянутая потрепанной черной кожей грудь со следами земли и глины — и никакой возможности приправить объятия бодрым заверением, что американская армия доберется до врага. Ванда тихо всхлипывала ему в плечо, даже не пытаясь вцепиться в ответ руками. Руки у нее висели, как плети.
И она сжимала кулаки.
Она наверняка была любимицей Гидры. Не могла не быть.
— Я просто больше никогда не хочу этого делать, — пробормотала она. — Никогда. Ни разу в жизни.
— Расскажи это кому другому, подруга, — похлопал ее по спине Баки. Ванда подняла голову. Губы у нее дрожали.
— Оно выходит само собой. Ты понимаешь? Просто… само собой. Как будто не можешь сдержаться, как будто это как дышать, я не хочу — и все равно делаю, и это… Не могу так. Только не после того, что я сделала. Господи, да он все время смотрел мне в глаза, понимаешь? Все время. До той самой секунды, когда камень… И что в конце концов? — Она рассмеялась, не переставая плакать. — Этот чертов урод просто щелкнул своими гребанными пальцами — и еще целое мгновение Вижен… Висел там, словно распятый… Господи, я просто хочу никогда больше этого не делать, потому что ничего не получается, понимаешь? Ничего. Все… Все сломалось. Я не могу.
Рука Баки все еще лежала у нее на плечах. Ванда торопилась, сбивалась на шепот, сглатывала, говорила снова — и смотрела на него с такой жадностью, словно он был джинном из бутылки и мог одним махом отменить все дерьмо мира.
Только вот он не мог.
Он отступил на полшага и большим пальцем правой руки аккуратно стер слезы у нее под глазами.
— Дерьмо, подруга. Но давай-ка еще раз, ладно? А потом и ты, и я — вместе пошлем этих уродов куда подальше. Я никогда больше не надену эту металлическую дуру, а ты станешь просто девчонкой без магии. Идет?
Ванда моргнула, из глаз снова потекло — Баки с серьезным лицом вытер и эти слезы.
И тогда Ванда вдруг прижалась к его лбу своим и прошептала:
— Отличный план.

***

Сошлись на том, что лететь надо этим же вечером, поскольку неизвестно, что ещё выкинет сбрендивший камень разума. Вдруг они перестанут узнавать друг друга? Начнут считать худшими врагами? Решат, что Танос — их ближайший товарищ, а то и соратник и командир? Брюс пытался найти в искажениях воспоминаний какую-то закономерность, но не очень преуспел. На всякий случай Тони велел Пятнице распечатать их личные дела и разномастные базовые характеристики — от безобидных штрихов а-ля “любит зелёный” до “в бою предпочитает измотать противника”.
Импровизированные анкеты о собственных предпочтениях все заполняли в спешке, нервно фыркая, а Клинт ещё и хрустел чипсами. Кэп писал медленно, как будто всё это время с усилием просыпался.
— Это как отправлять письмо самому себе в будущее, — сказал Брюс, — вы так делали в детстве?
— И ни за что не угадаешь, что окажется самым важным, — кивнула Наташа, перечитывая написанное и покусывая кончик ручки — то ли в приступе рассеянности, то ли по привычке делая соблазнительным примерно каждый второй жест. — И вы же понимаете, что нам придётся потом прочесть записи друг друга, чтоб убедиться, что искажения не вкрались и сюда.

Можно было печатать, но все не сговариваясь решили, что бумага как-то надёжнее. У Пятницы, по идее, самостоятельного разума иметься не должно было, но кто знает, откуда ведёт отсчёт камень, вдруг искин для него — тоже объект…
Кэп сгорбился на диване, как двоечник на годовой контрольной. Тони дал бы ему списать, если бы мог.
— Первый раз перед миссией пытаюсь сформулировать, что для меня важно, — сказала Наташа и уставилась на Брюса, но тот не поднял взгляда, зато Клинт вскинулся сразу. — Планы на будущее. Мечты. Да мало ли что. Когда вдруг сознаёшь, что всё это вот-вот можешь потерять, хочется зафиксировать вообще всё на свете, просто на всякий случай.
Клинт хмуро покивал и засунул карандаш за ухо, а Брюс так и не поднял головы. Сам Тони, который много лет вручную изображал разве что свою подпись да чертежи, проклинал всё на свете и мечтал выпить, но кто пьёт перед миссией, во-первых, а во-вторых, пока Кэп сжимал свой полупустой лист с нечеловеческой силой, пить как-то не тянуло. Вот не тот момент. Тони-то думал, наличие плана Кэпа вдохновит, но тот вздыхал, качал головой и даже не велел не выражаться, когда Клинт перечеркнул какую-то формулировку и выдохнул: “Да бля”.
Ракета записал свою историю быстрее всех, и вот его проверить было некому. Разве что базовые вещи — реактивный енот, инженер, помешан на оружии, потерял товарищей по команде и одержим местью. И ведь вечно кажется, что уж в этих-то трёх ментальных соснах заплутать невозможно, а посмотреть сейчас на кого угодно из команды — и не то забудешь…
— Я вот думаю, — сказал Брюс, глядя на всех по очереди, будто ответ был в одном из нахмуренных лиц, — я должен излагать воспоминания Халка? В смысле, я несу за него некоторую ответственность, и, может, стоит изложить хотя бы конспективно, на случай, знаете, если он снова всплывёт на поверхность и захватит руль.
— Да, — сказал Кэп, не отрываясь от конспекта, — у нас должна быть вся информация, какой только возможно обладать.
— Да, Халк хороший парень, — сказал Тор, который свои воспоминания излагал почему-то в форме баллады.
— Клинт, — сказала Наташа, которая читала клинтовы записи, качая ногой, — у тебя всё чисто. Ни одной самой маленькой ошибки. Ты понимаешь, что это может значить?
— В смысле — я не ошибся в собственных воспоминаниях? Правильно указал марку любимых чипсов или что?
И вот тут Тони осознал, что полностью в курс дела они Клинта так и не ввели. Коротко изложили битву с Таносом, порадовались, что сам Клинт не потерял никого, разве что в метафорическом смысле, и то можно надеяться, что временно, сказали, что Тор считает себя жителем Земли, Наташа объявила родиной Японию, а Кэп отрёкся от дружка, но и только. Не донесли всей серьёзности ситуации, видимо, поскольку Клинт так и не унялся:
— Нет, я серьёзно, Нат, что в этом сложного? Я думал, это тренировка на внимание или что-нибудь вроде завещания, или такая затея на укрепление команды, в духе Кэпа…
— Это затея по консервации наших мозгов, — отрезал Тони, — по возможности в адекватном состоянии. И твоя полная адекватность, Бартон, меня пугает. По нынешним временам ты в меньшинстве.
Клинт потянулся достать карандаш из-за уха, но так и замер, и уставился на Тони, явно мучительно что-то осмысливая. Покачал головой, с громким хлюпаньем отхлебнул кофе и объявил как само собой разумеющееся:
— Так Локи же.
Пока Тони осознавал, что это значит, от своей баллады отвлёкся Тор:
— Мой брат не имеет отношения к теперешним печальным делам, — сказал он грустно, — он умер раньше многих. И поэтому…
— Нет, нет, — покачала Наташа головой, — никто не хочет оскорбить твоего брата. Клинт, ты же имеешь в виду, что…
— Ну да, — сказал Клинт спокойно, и Тони захотелось его стукнуть, — я же уже был заколдован, и с тех пор меня не так легко сбить с толку, знаете ли.
Все замерли с бумагами в руках. Первым очнулся Брюс и усмехнулся:
— Так ты, выходит, наше живое хранилище информации?
Небула молча, как хищная рыба, переводила взгляд с одного на другого, и вдруг пихнула в руки Клинту свой лист:
— Учи, — сказала примерно с той же интонацией, с какой обычно угрожала разными расправами, — наизусть.
— Я Небула, приёмная дочь Таноса, — зачёл Клинт первую фразу и присвистнул, — и я поклялась убить его во что бы то ни стало. Ну-ну. Смотрю, умел человек заводить друзей.
— Он не человек, — отчеканила Небула, глядя Клинту в глаза, — ты бы стал вживлять своему ребёнку искуственные запчасти, а потом разбирать его, едва тебе что-нибудь не понравится? Стал бы устраивать бои сестёр? Стал говорить, что…
— Ладно, — сказал Клинт, мигом посерьёзнев, — я понял, извини за шутку. Читаю дальше.
Они дописывали всё, что могли вспомнить. Клинт медленно читал и бормотал:
— Если всё это закончится успешно, вам придётся стереть мне память или сразу убить. Какой кошмар. Нет, нет, я не хотел этого знать, Наташа, боже.
— Да перестань, — отмахнулась она, — ты и так помнишь меня лучше, чем я сама. Всё, что обо мне можно знать, ты уже выяснил, забыл и снова выяснил.
Когда-то Тони гадал, как Наташа и жена Клинта умудряются не только мирно сосуществовать в его жизни, но и вполне искренне дружить. Если бы на коленях его мужа то и дело с удобством располагала мускулистые ноги бывшая русская шпионка, Тони бы как минимум насторожился. Но Лора принимала сложные эмоциональные связи Клинта на удивление спокойно — Пеппер, к примеру, была совсем другого теста. Вот и сейчас, когда Клинт с грудой записей расположился на диване, а Наташа уселась рядом и в задумчивости склонила голову ему на плечо, любой человек, не ознакомленный с семейным положением Клинта, сказал бы, что у этих двоих роман. И даже Тони до сих пор нет-нет да сомневался…
— Что это? — фыркнул Ракета, и Тони вынырнул из размышлений. Где-то за его спиной раздались странные хлюпающие звуки и сразу вслед за ними тихое рычание. Ракета повторил уже пронзительнее и вскочил:
— Я спрашиваю, что это за зелёный размазня?
— ХАЛК НЕ РАЗМАЗНЯ! — обиделся знакомый голос, в чьём исполнении Тони раньше слышал в основном “Халк крушить!”

Тони успел: обернуться, отметить краем глаза, что и Кэп вскочил, велеть: “Пятница, костюм!” — прежде чем осознал, что Халк не нападал. Зелёный великан отшвырнул в сторону стул Беннера, сидел на полу и тёр глаза кулаками. Если бы это был не Халк, а кто-нибудь другой, Тони сказал бы, что…
— Эй, ты что, плачешь? Тебя ж никто не успел обидеть, ты только появился, — изумился Ракета и подошёл к Халку ещё поближе, пока все остальные делали ему отчаянные знаки отойти. — С ума сойти, вот это мускулы. Квилл бы от зависти сдох. Так ты и есть тот чувак, что отказался биться с Таносом?
— ХАЛК БИЛСЯ! — прогремел Халк и двинул кулаком по ковру. Надо сказать, слабенько двинул по его меркам: ни дыр, ни вмятин. Грубой силе Халк, видимо, сейчас предпочитал речевую коммуникацию, потому что продолжил:
— И ХАЛК ОБИДЕЛСЯ! ЗВЕРЕК ПЛОХОЙ, НАТАША ПЛОХАЯ, ЧЕЛОВЕК С ЛУКОМ ПЛОХОЙ!
— Зверёк, — сплюнул Ракета, — зверёк сперва вышел на поле, когда надо было, а теперь не размазывает сопли, а…
Костюм Тони уже принялся собираться вокруг его тела, Наташа приняла этот свой вид для Халка, дева с влажными глазами, Клинт качал головой, Небула бесшумно перетекла в боевую стойку, Тор встал и явно собрался что-то сказать, когда Халк вдруг выдал:
— ХАЛК НЕ РАЗМАЗЫВАЕТ! — и зарыдал. С таким надрывом, по представлениям Тони, должны расстраиваться маленькие дети, лет так до трёх. Заворожённый — и оглушённый, если честно сказать, зрелищем, он поставил костюм на паузу.
— НАТАША ДРУЖИТ С ЧЕЛОВЕКОМ С ЛУКОМ! — ревел Халк в промежутках между воем, но попыток встать с пола по-прежнему не делал. — НАТАША ДРУЖИТ С БЕННЕРОМ! С ХАЛКОМ НИКТО! ХАЛК НУЖЕН КОГДА ДРАКА, КОГДА ПИР — НЕ НУЖЕН!
— Эй, если пиром ты называешь вот эти чипсы, я готов их отдать тебе хоть все, — предложил Клинт и протянул пачку в сторону Халка. — Хочешь чипсов, приятель? Или бургер? Давай договоримся — ты перестанешь плакать, и тогда Наташа купит тебе сколько хочешь бургеров.
Ну да, у Клинта-то, должно быть, богатый опыт борьбы с детскими истериками. Но ни один из его детей всё-таки не был потенциально способен разнести целый город и не запыхаться.
— НЕ ХОТЕТЬ БУРГЕРОВ! — возопил Халк. — ХОТЕТЬ ДРУЖИТЬ!
И снова завыл, утирая слёзы анкетой Беннера:
— ХАЛК ОДИН РАЗ НЕ ВЫХОДИТЬ — УЖЕ ПЛОХОЙ! БЕННЕР ВСЕГДА ТРУС И БЕННЕР ХОРОШИЙ!
Наташа сделала пару шагов вперёд — Клинт поднял руку удержать и тут же опустил.
— Послушай, мой хороший, — заговорила Наташа с невиданными, мирными, материнскими интонациями, Тони даже пожалел, что это она не ему, — мы не сердимся. Просто твоя помощь нам в тот момент была очень нужна, и мы не ожидали, что ты не захочешь.
— ХАЛК САМ НЕ ОЖИДАЛ! ХАЛК ЛЮБИТ ДРАТЬСЯ! ХАЛК ЖИЛ В ДРУГОМ МЕСТЕ И ДРАЛСЯ ТАМ ЗА ДЕНЬГИ! У ХАЛКА БЫЛА ВАННАЯ! ЛЮДИ ЛЮБИТЬ ХАЛКА!
— Послушай, приятель, — это вступил Тор, — когда всё это кончится, когда мы надерём Таносу зад, я закачу с тобой такой пир, которого Мидгард ещё не видел. Спорим, что ты меня не перепьёшь?
Но старания Тони пропали втуне: Халк увлёкся новоприобретённым навыком самоанализа.
— ХАЛК МОЖЕТ ДРАТЬСЯ, А МОЖЕТ НЕ ДРАТЬСЯ! ВЫ НИКОГДА НЕ ПРОСИТЬ ХАЛКА ПО-ХОРОШЕМУ!
— И не будем просить, — сказала Небула, и Тони замер в ожидании разрушений, — такой здоровый, а рыдает. Смотреть стыдно.
— ТЫ ПЛОХАЯ! ХАЛК БОЛЬШЕ НЕ ХОЧЕТ РАЗГОВАРИВАТЬ! ХАЛК ВАС НЕ ЛЮБИТ!
Халк тёр глаза руками и икал. Пол в Башне трясся и вибрировал.
— Дорогуша, — прошипел Тони Небуле, оттаскивая её за локоть подальше, — я понимаю, что методы воспитания твоего папочки были не самыми гуманными, но, по-моему, здесь подобное не сработает.
Халк выл. И вдруг к нему двинулся Кэп — тяжело, как ожившая скала, медленно, шаг за шагом, ничего не говоря. И уселся на скользкий от слёз пол — вот интересно, что там в их составе?..
Халк выл, а Кэп сидел рядом и даже не морщился, когда на него попадали всё те же слёзы. Халк выл, выл и выл, и через вечность, кажется, когда всё в мастерской, что могло упасть с верстака, уже попадало, Халк наконец снова заговорил.
— КЭП УХОДИТЬ, — объявил Халк, — ХАЛК СИДЕТЬ ТУТ. ХАЛК СОВСЕМ ОДИН.
— Кэп не уходить, — отозвался Роджерс в тон, — Кэп хочет поиграть с тобой в мяч, когда ты успокоишься. Умеешь играть в мяч?
— ХАЛК НЕ УМЕТЬ ИГРАТЬ. ХАЛК ТОЛЬКО ДРАТЬСЯ.
— Я научу, — предложил Роджерс, и Халк затих и посмотрел на него. Тони ушам своим, глазам своим не верил.
— Грустно, — сказал Роджерс в пространство, — очень грустно, когда никто не хочет дружить. Я бы тоже плакал.
— Кэп не уметь плакать, — огрызнулся Халк неуверенно. — Кэп всегда крушить!
— Нет, что ты, — отозвался Роджерс с этим новым усталым и рассеянным видом, который, конечно, был лучше старой угрюмой маски, но тоже бесил, — Кэп тупить. Кэп ошибаться. Кэп дурак. Тони Старк дурак. Человек с луком тоже иногда дурак. Все дураки. Все плачут. Всё нормально.
— Зверёк обзывать Халка размазнёй.
— Обзови его тоже, — пожал Кэп плечами, — это нормально.
Отлёт пришлось отложить на пару часов, поскольку Халк отказывался улетать, пока Кэп не поиграет с ним в футбол в спортзале.

@темы: марвел, фанфики, пишется тут всякое, война бесконечности

---

Через пять дней уже назад в Москву, а я только начинаю верить, что мы тут реально на море. И что можно встать и своими ногами пойти на море. Хочешь рядышком - за пять минут, хочешь покрасивее - за десять. А там можно лечь и лежать, или сплавать, и тебе будут кричать люди на лодках и бананах: "Эй, пошли с нами?" или "Отправка через пять минут, посетим дачу Сталина и бухту с дельфинами, устроим охоту!"
Есть рынок с кучей безделушек, специй и фруктов.
Есть заброшенный замок в четыре этажа, дыры в лестницах, в полах, но при желании можно вскарабкаться на верхний этаж и смотреть на закат. Нормальные люди там смотрят, правда, на полуденное солнце, это мы не рассчитали время и до другого конца города дошли, только когда солнце уже почти село. Там есть летучие мыши. И там шикарно было бы снимать какой-нибудь хоррор. Про дух принца Ольденбургского, который увидел, что сделали с его владениями.
Можно сесть на море вечером, с бутербродами и вином, и смотреть закат. И искупаться потом уже в ночном море. В одежде, потому что вы уверены были, что идете сейчас просто посидеть.
Можно покататься на лошадках по горным ручьям или по бамбуковой рощи, и из рощи этой иногда выламываются навстречу ездокам обнаглевшие коровы и начинают пастись прям перед мордой лошади. Лошадь с такого поворота впадает в задумчивость и тоже пытается пастись.
Есть в горах огромное сине-зеленое озеро. Рица. Там холодно и безумно красиво. Над озером - горы, в горах снег, над горами облака как дым.
Можно забраться в какой-нибудь водопад, "смотрите, куда ноги ставите, там есть живые камни", по камням, да, и увидеть, что, пока ты карабкался вот сюда, какой-то отчаянный ребенок залез в три раза выше, торжественно там шмякнулся, но не сдался.
Вчера были на дегустации меда, и местный Главный Пчеловод (сам так себя называл) был ужасно похож на папашу Теда из "Олухов", в молодости. И прям понятно, почему Тед сбежал. Пчеловод в четвертом поколении - это вам не шутки! С такой убийственной серьезностью бодро и четко, как в армии, рассказывать о способах применения меда и разных его компонентов - это вау.

Еще я познала дзен. Вынужденно, но. У меня тут вообще не работает связь, только вай-фай. То есть все смс-ки, звонки и т.д. не проходят, и за прошедшую неделю не случилось ни одного звонка с работы; ни одного звонка от родителей моих детей (никакого "а что делать, если не сдали учебник по биологии?!" и "а у нас там сменка пропала, можно найти?"); ни одной рекламной смс-ки; ни-че-го. Я начинаю думать, что отключать телефон - это неплохой план.

А это вид на Рицу.

---

Третий день в Абхазии тихо завершается. На третий день мы почему-то упоротые в жесть, я утром еле встала и хотела умереть, но мы мужественно дошли до моря и там повалялись, но потом все равно усосались домой под кондиционер.
Море теплое, солнце к полудню адское, зелени много, в зелени розовые и фиолетовые цветы, то там, то тут какие-то высоченные деревья с крепкими огромными бутонами. Гигантские платаны повсюду. Горы к вечеру затягивает дымкой.
Я, как умная, умудрилась на второй день все-таки сгореть и теперь периодически хожу дома без одежды обмазанная пантенолом и страдаю Ничему жизнь не учит.
Здесь есть потрясающая кафешка "Штаб", где дают бургеры, пиццу и роллы, там на потолке маскировочная сетка, а на стене автоматы и гирлянды из гильз. И там есть загадочная старушка, которая постоянно дымит сигаретами, сидит отдельно от всех и выглядит как глава местной мафии. х)
А у моря рекламщики на катерах ежедневно зазывают на экскурсию словами "встреча с дельфинами га-ран-ти-ро-ва-на!!"

---

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p215656006.htm">продолжает "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: в процессе
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава, 7 глава

ГЛАВА 8

— Росс — мудак? — закатил глаза Тони.
— Да, — хором ответили все.
— Ну слава богу, хоть в этом сходимся!
Самая здоровенная засада этого чертового мира состоит в том, что Пятница не может продиагностировать людей, как заглючивший костюм. Боже упаси, конечно, чтоб у Тони что-то когда-то глючило в последние лет десять, ну, не считая гипер-фейла с Альтроном, но могла б сейчас Пятница запустить программу и через минуту выдать бодренькое «босс, ошибка найдена!» — как было бы отлично.
Но мир неидеален, поэтому они полным составом выживших Мстителей и сочувствующих уже
черт знает сколько сидели в общем зале и играли в «вычисли психа».
Очень простая игра, кто-то что-то утверждает — «Африка в Сибири», например, или «Кэп — зануда», а остальные хором подхватывают, правда это или нет. И если тебе повезло оказаться тем единственным идиотом, у которого мнение отличается, тебя тут же начинают препарировать.

Игра тянулась уже полчаса, и начали они с Тора.
— Друзья, к чему тревога? — Крепыш поерзал на узком табурете, плюнул и выкинул его в угол, а сам подтащил к столу какую-то тумбу и уселся на нее. Как и Тони, он вообще не понимал, с чего все всполошились. — Вижу я, что мои слова взбудоражили вас, но в толк не могу взять, что тому виной?
— Видишь ли, — Роуди откашлялся, — мы тебя все это время немного считали богом, а ты тут заявляешь, что ты обыкновенный смертный и вообще родился на Земле…
— Друг, — всерьез изумился Тор, — на тебя, видно, помутнение нашло, ты с чего удумал меня к смертным причислять? Я Тор, сын Одина, Бог Грома и Молнии, и с радостью спущу на твою хижину сотню диких молний, чтобы успокоить твое сердце!
— Не-не-не! — открестился Роуди, когда Тор в подтверждение своих слов поднял могучий кулак. — Я, э-э, то есть, мое сердце спокойно как никогда!
Наступит однажды великий день, раздраженно подумал тогда Тони, когда у них всех тут войдет в привычку перед началом заумных совещаний выдавать хоть какую-то удобоваримую порцию информации, а не гнать литрами всякую чушь, пока у кого-то не сдадут нервы и…
— У меня есть предложение, — вмешался Роджерс, и у Тони заныла челюсть, как будто ему всадили кулак в лицо. — Давайте для начала определим, с какой проблемой мы имеем дело?
— Давайте, — передразнил его Тони. — Чур я первый: кого еще, ребятки, тут бесит, что Кэп прикидывается, что забыл своего чудного дружка?
— Эм, — Брюс неуверенно поднял руку, — только, Тони, я бы сказал «беспокоит», а не «бесит»...
Когда Наташа привела Тони с Кэпом в зал, они уселись максимально далеко друг от друга, в разных углах, но вот засада — так ни одному из них не удавалось исключить второго из поля зрения, и Тони отлично увидел, как Кэп на секунду спрятал лицо в ладонях. Господи, рыдать он там вздумал, что ли?
Кэп растер и без того красные глаза и опустил руки.
— Ну хорошо, — развел руками Тони, — послушаюсь профессора. Кого еще тут беспокоит, что…
— Тебе обязательно нужно снова заводить этот разговор? — прервал его Роджерс.
— Помилуй, а мы тут разве не для того собрались, чтоб заводить разговоры?
— Знаешь, ты не очень-то помогаешь.
— А ты, может, хочешь подать пример?
— Вы двое, — произнесла Наташа, — если не угомонитесь, я вырублю вас обоих.
— Нат… — Брюс протянул к ней руку — аккуратно и с немой просьбой в глазах, господи, да вы посмотрите, это как будто Халк и Романофф поменялись местами. Интересно, что она будет вопить, круша все вокруг и откручивая головы бывшим соратникам, вместо типичного «Халк крушить»?
— Старина Брюс, теперь твоя очередь сочинять колыбельную, — фыркнул Тони.
Наташа сверкнула на него глазами и убийственно улыбнулась:
— Не поможет, Старк.
Тони скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула. Роджерс, конечно, принялся тут же строить Наташе глазки, изображая понимание, раскаяние и зашкаливающую святость, и Тони сдался: встал, вразвалочку дошел до дивана и уселся рядом с Небулой. Эта механическая дамочка таращилась на свою руку с живописно торчащим винтом и явно находилась в каком-то своем мире — с железными лошадками, наверное, и реками парного масла. По крайней мере, за покушение на личное пространство она его не убила. Вот и славно. С дивана открывался прекрасный вид — много встревоженных лиц, злая Наташа, и только на самой периферии — Роджерс.
— Так что там с Тором? — напомнил Тони. — Крепыш, мы с тобой разобрались, ты ужасный бог молний и вовсе не уроженец нашей планеты, можно дышать спокойно?
— Молний и грома, — поправил Тор. Выглядел он расстроенным, ну прямо как карапуз, которому сахарной ваты не осталось. — С вами, смертными, все же что-то неладно, уж сколько раз рассказывал я, что Мидгард — моя колыбель, и, соки ее впитав, я обязан стоять на ее защите?
В зале синхронно вздохнули — Тор, сам того не ведая, растоптал чудом дожившую до этого мгновения надежду, что все как-нибудь само разрешится. Роуди почесал подбородок и протянул:
— А что там, гм, с Асгардом?
— Горе, — Тор помрачнел, — горе великое. Асгард пал. Проклятый титан пришел и развеял воинство, и землю, и выжившие, которых я пытался увести, пали от его руки, и мощи моей оказалось недостаточно... Недостаточно даже нашей с братом мощи, когда стояли мы спина к спине… Неужели вы и это забыли? — осуждающе пробасил он.
— Нет, приятель, это мы помним, — негромко отозвался Тони, и остальные зашевелились — кто кивнул, кто выдал неопределенное «угу».
— Интересно, а про колыбель — это какая-то, кхм, метафора? — задумался Роуди. — Я имею в виду, я не очень силен в скандинавских мифах и не знаю, как там по классике…
Тут тихо кашлянул Брюс. Он все еще приобнимал Наташу, и на лице у него то и дело мелькало что-то вроде «вот это да!», которое пошло бы скорее Питеру в его пятнадцать, чем этому застенчивому гению.
— Я думаю, нам стоит начать с других данных. Знаете, это как будто нам нужно определить состав нескольких образцов неизвестных веществ, и если у нас нет верных реактивов, чтоб определить один, можно взяться за остальные… — Он неуверенно улыбнулся. — Если я правильно понимаю, мы можем начать, например, с меня. Тони, ты ведь утверждаешь, что твоя Понедельник… Была названа иначе? Вот, а Нат почему-то считает, что ее родина — Япония… Я думаю, разумно проверить, что еще у нас пошло не так?

...Десять минут спустя Тони захотелось выпить. То есть захотелось-то еще в тот момент, когда Роджерс упал в свои моральные корчи там, в спортзале, но именно теперь это желание затмило, как говорится, все другие.
Помимо того, что старина Брюс путает имя искина, Романофф с какого-то перепугу обрела японские корни, а Роджерс отрицает свою связь с Зимним солдатом, они выяснили, что Небула, хоть и ненавидит Таноса, искренне ловит кайф от процесса апгрейда (и совершенно не понимает шуток про стокгольмский синдром), а старина Роуди напрочь забыл, как валялся с переломанным позвоночником, и продемонстрированная Пятницей медкарта вогнала его в глубокую задумчивость. Кроме того, Брюс с Роуди на пару подлили масла в огонь, когда попытались вспомнить, кто такой Ник Фьюри: таращились на снимок, заботливо подобранный Пятницей, где Фьюри тот еще красавчик и словно вот-вот отдаст приказ выгнать их всех к чертям из Мстителей, и сошлись в итоге на том, что «это, наверное, какой-то их спецагент».
Помянули недобрым словом и Альтрона — и вот уж тут, о чудо, никто не включил идиота и не спросил, а кто это такой молодец, который этого Альтрона создал, — все просто молча покосились на Тони и вздохнули.
Сразу же после этого, правда, Роуди поименовал Сокола Ястребом, и несколько минут они все спорили, как же правильно; выручила та же Пятница — эта умница подсовывала официальные документы каждый раз, когда спор затягивался. Правда, даже факты не всегда спасали.
Брюс умудрился предположить, что он вовсе не сбегал от Наташи на другой конец света, точнее, сбегал, конечно же, но «Нат, это ведь ты сказала, что мне нужно убираться подальше, разве не так?». Запахло скандалом.
— Ладно-ладно, — поспешил спасти ситуацию Роуди, — а скажите хором «да», кто считает, что Вторая мировая началась в тридцать девятом?
«Да» возвестили все, кроме Тора, Небулы и енота, но от них подвигов на поприще мировой истории и не ждали.
— Атака на Нью-Йорк была в две тысячи двенадцатом? — закинул вторую удочку Роуди, и ему ответили согласным гулом. — А возглавлял это действо… Э… Черт. Кажется, хм… Короче, нет, давайте вы. А то у меня сейчас в голове вдруг закрутилась какая-то ерунда. Будто бы армию читаури возглавлял наш доблестный друг с молотом, а это совсем чушь, верно? Странно, я еще минуту назад был уверен… В чем-то другом, но теперь… Уморительное ощущение, как будто, знаете, пытаешься вспомнить сон…
— И в этом сне рогатый братец Тора умирает от жажды порабощения всего живого, — подсказал Тони. — Если, конечно, теперь у меня не едет крыша.
Роуди наморщил лоб, словно надеясь, что мышечное усилие выправит заклинившие извилины. А Тони вдруг поймал взгляд Наташи.
Она сказала всего два слова:
— Заковианское соглашение.
Вот умеет же красотка выгадать момент. Тони усмехнулся, обнаружив, что лицо неприятно закаменело, и вот тогда-то воскликнул:
— Отлично! Ну-ка дружно ответим: Росс — мудак?..

Дружное «да» прозвучало как-то фальшиво. Не на сто процентов, потому что отдать сердце Россу — это был бы совсем конец света, но за этим «да» скрывалось таких размеров «но», что не услышал бы его только глухой. Очень упрямый глухой.
Так вот, если бы Пятница могла не только вправлять им всем по кусочкам картину мира с помощью задокументированных фактов, но и определить, что за деталь в каждом из них вышла из строя, все стало бы гораздо проще. Но Пятница сачковала, и разбираться приходилось своими силами. А свои силы у них были, стоило признать, своеобразные.
— Вспоминаем, кто на какой стороне был, — хладнокровно приказала Наташа. И — видимо, чтоб добить тут всех разом, и Тони первого, добавила: — По очереди. Старк, ты первый.
— На своей, — коротко ответил Тони. — Сама-то ответишь, о славный ронин?
— Не на твоей, — в тон ему сказала Наташа и развернулась к Роджерсу. — Стив.
Роджерс разглядывал свои руки. Неторопливо так, обстоятельно, не приведи господь какой заусенец пропустит. Тони откинулся на спинку дивана, выпростав одну руку так, что почти что приобнял механическую дамочку за плечи, и та наконец-то перестала притворяться аутисткой и коротко прошипела:
— Не уберешь руку — вырву и выкину.
— Потише, милочка, кто тогда будет тебя апгрейдить? — сделал страшные глаза Тони.
Небула не угомонилась, и еще с минуту они тихо переругивались, но краем глаза Тони поглядывал на Роджерса — завис он там, что ли?
Наконец, Роджерс поднял голову — выглядеть он стал еще паршивее, чем в спортзале, словно сейчас торжественно стошнит на паркет, — и сказал:
— Я не знаю. — Ровным таким, мать его, голосом, и еще выпрямился, чтоб поймать его, Тони, взгляд. — Остынь, Тони. Пожалуйста.Ты можешь, конечно, нацепить свой костюм и затеять драку, но подумай, стоит ли оно того. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то про заковианское соглашение, но не могу, головная боль — и все.
— Удивительное совпадение, — хмыкнул Тони без всякого веселья.
— Видимо, удивительное, — не стал спорить Роджерс. — В контексте, впрочем, всей ситуации вряд ли нечто подобное настолько удивительно. Не менее удивительно, чем твое убеждение, что твой отец считал меня редкостным засранцем.
— И недооценивал, — не удержался Тони, но продолжить ему не дал Роуди, который вдруг присвистнул:
— Серьезно? В смысле, да, не помнить Заковию — это забавно, мягко говоря, но Кэп прав, на фоне всего остального чего уж там… Но Тони, чтоб твой отец считал Кэпа засранцем? Да он же на него молился!
Тони выпрямился на диване — черт, как от этого дерьма ноет голова, прям как будто не соблюдал убийственную диету, а обнимался с мини-баром все это время, — и тыкнул в Роуди пальцем:
— Так, приятель, ты мне хочешь рассказать, как вел себя мой папаша?
Вот уж чего не хотелось бы вспоминать, но память — та еще стерва и лекции о Роджерсе-мать-его-символе-нации всегда держит под рукой. Бла-бла, великий солдат, бла-бла, жаль, что упрямство ослиное ложкой черпать можно, бла-бла, и все-таки какой герой, какой герой.
— Да твой папаша от него фанател! — не унимался Роуди. — У тебя же, можно сказать, детская травма!
Так, нет, приятель, вот это уже слишком. Мы тут, конечно, все немного того, но детские, мать их, травмы…
От язвительной отповеди Роуди спасла Пятница.
— Босс, на связи Мэй Паркер. Соединить?

***

Первый звоночек — это Питер потом понял — был в том, как они все на него смотрели. И на Мэй. Вот мистер Старк, например, как будто постарел года на три, и уставился такими глазами, какие у людей обычно бывают после двух-трех бессонных ночей. Как будто его, ну, врасплох застали. А Черная Вдова вообще застыла с видом «вот только скажешь что-нибудь не так — я тебя вырублю, и плевать, на каком ты свете и существуешь ли вообще». А Капитан...
— Эм, — сказал Питер не то, что собирался. Фьюри до этого уже успел прошипеть «разговор только по существу!», но Кэп выглядел как-то совсем плохо, так не должны выглядеть всякие супергерои. Как будто его мучило похмелье и одновременно всю ночь снились кошмары. Поэтому вместо всей нужной-важной информации Питер и спросил первым делом:
— Эм, что у вас там с Капитаном случилось, я имею в виду, ну, всё в порядке?
— Понятия не имею, — откликнулась Мэй. Она тоже была какая-то не такая, слишком сухая, что ли, собранная, напряжённая, — Питер её такой и видел-то всего несколько раз. Нервная, вот что, но не как обычно нервная, не по-домашнему, а как-то — как чужая. Как усталая женщина на горячей линии службы спасения.
— Питер, — прошипел Стрэндж за его плечом, — краткость и четкость!
— Эм, да, но вам не кажется, что они все какие-то, ну, не такие, а? — Питер оглянулся на Стрэнджа, потому что Мстители всё молчали и молчали, и Мэй молчала после своего «о, Питер, наконец-то, а у нас тут…» — и дальше отвлеклась на монитор, включая скайп, так что Питеру достались в основном её спина и Нэд, который обалдело объявил: «Тут кое-кто считает, что ты девушка». Не то чтобы от этого стало сильно легче.
Эйфория, которая заполняла Питера вместе с магией Ванды, начала неуклонно спадать: невозможно чувствовать себя абсолютно на своём месте и полностью владеющим ситуацией, когда на экране Кэпа как будто вот-вот стошнит. Кэп — он же символ, ему вроде не положено, у мистера Старка ещё может быть похмелье или чем там ещё пугала Мэй, но у него…
— Нэд, — сказал Питер почему-то шёпотом и злясь, — Нэд, что у вас там?
Как-то печально снова становиться таким подростком, который не вдупляет ни во что, когда минуты две назад казалось, что можешь абсолютно всё. Как-то не в кайф.
Нэд огляделся по сторонам, поднырнул под локоть Мэй и тоже зашептал:
— У нас тут, типа, все немного с ума сходят, представляешь, моя мамаша взяла и...
— Так, Нэд Лидс, хватит, — отрезала Мэй. — Питер, у нас и вправду что-то не в порядке, но гораздо важнее знать, как дела у вас, и если время связи ограничено…
— А леди дело говорит, — сказал вдруг Барнс и не то что оттёр Питера от экрана — просто как-то так ненавязчиво встал рядом, что теперь в поле зрения Мэй и Мстителей были они двоём, а не Питер один.
— Барнс, — сказал мистер Старк и кивнул, как какой-нибудь мафиози из фильмов. Разве что шляпу не приподнял, и то её у него просто не было, а то кто знает. Чёрная Вдова тоже как-то напряглась, как будто Барнс мог их достать сквозь два экрана.
А потом мистер Старк сказал что-то уж очень странное:
— Посмотри, Роджерс, вот твой отрицаемый друг.
Как-то неправильно сказал, как будто в театре. Будто на самом деле не хотел, но и не сказать тоже не мог. Когда у тебя в голове, буквально, магия Алой Ведьмы, ты как-то лучше чувствуешь мотивы людей, вот только Питер предпочёл бы жить без этих знаний.
— С тобой потом поговорим, — сказал Барнс мистеру Старку, и тут же добавил совсем другим тоном — Питер назвал бы это угрожающей заботой:
— Стиви, ты мне не нравишься.
И вот тогда-то Капитан Америка наконец поднял покрасневшие глаза и покачал головой:
— Это какая-то ошибка, мистер Зимний Солдат, мы с вами незнакомы и никогда не были. Я сожалею, если вас это расстроило.
— Что? — сказал Барнс и тут же уставился на мистера Старка так, что Питеру даже стало слегка обидно:
— Это же ты с ним что-то намудрил?
— Я, — сказал мистер Старк, чеканя каждое слово, — и не думал мудрить, как ты выражаешься. Возможно, кто-то из вас и в силах пролить свет на эту ситуацию, но пока вы тратите время на эти дружеские выяснения отношений…
— Я вас не знаю, — повторил Капитан, а глаза смотрели на Барнса то ли с ужасом, то ли с отвращением, то ли с мольбой. — Я и не могу вас знать, я же не участвовал в задержании, бога ради.
Барнс покачал головой, закатил глаза и впервые за всё проведённое в Белом Чтоб Его Нигде время показался Питеру всерьёз усталым.
— И чёрт с тобой, — сказал. — Я тебя уже забывал, теперь, значит, твоя очередь. Старк, тогда ты скажи — у вас там всё вот так вот через задницу?
Мистер Старк поморщился, но не успел изобрести достойный ответ, потому что вперёд вышла Вдова:
— Всё, — подтвердила. — Я бы сказала, vs`o id`ot v pizdu.
Краем глаза Питер успел заметить, что Мэй негодующе нахмурилась, но возмутиться тоже не успела. Что Вдова сейчас выдала что-то совсем уж неприличное — было понятно, но что именно?..
Мысли потихоньку начинали путаться, как было в прошлые разы.
— Короче, — сказал Барнс, — Старк. Ты вроде умный, когда не дерёшься, по крайней мере, парень тебя ценит. Поэтому тебе передаю, если уж Стив временно вышел из игры: Танос — на Вормире. А вам нужно его отвлечь, пока мы все будем выпрыгивать наружу, как Красная Шапочка из брюха волка. Ты усёк? А Стиву можешь передать, что он засранец, хотя док тут всё говорит, что это камень разума сбоит. Но камень камнем, а на вы называть — так даже я не делал.
— Высказался? — спросил мистер Старк по-прежнему ядовито, и Питер подумал две вещи: что обычно он выдыхается быстрее и что Барнс вроде бы убил его родителей, и тогда, ой, как эти двое сейчас вообще умудряются общаться.
— И камень разума, — добил Стрэндж из-за спины Питера, — со временем будет действовать только сильнее. Танос воспользовался… нелицензионной версией, уже… хакнутой кем-то. Я верно излагаю, мистер Паркер?
— Угу, — сказал Питер.
А потом Кэп на экране монитора тёти Мэй стёк на пол со стула, и Барнс рванулся вперёд, как будто хотел прыгнуть сквозь экран и подхватить, и Питер ещё успел услышать, как Нэд выдыхает: «Ух ты!» и как жалуется мистеру Старку тётя Мэй — «это кошмар какой-то, всё время не знаешь…» — и экран схлопнулся, на сей раз с громким треском.
— Ну молодец, — сказала Алая Ведьма этим их женским покровительственным тоном, и непонятно, к кому обращалась.

***

— Стажеров Щ.И.Т.а первым делом учат рапортовать, — поделился Фьюри. — Новички обычно двух слов связать не могут в стрессовой ситуации, их приходится натаскивать на адекватную коммуникацию. Знаете, как обычно звучат переговоры стажеров по рации на первых учениях? Один начинает: «Первый-первый, о господи, матерь Божья, твою налево, нас окружили здоровенные, мать их, черт, штуковины, как гребаные динозавры!..» — и тут ему второй, дескать, «Охренеть можно, атас, тревога, первый вызывает третьего, второй сказал, у нас тут динозавры, готовьте ракеты!» И ни одному умнику в голову не придет задаться вопросом, какие еще, к черту, динозавры.
— А на самом деле что там было, если не динозавры? — слабо поинтересовался Питер.
— Пугалка для младенцев, — пояснил Фьюри, — послать разведчика — и он моментально разглядит, что там не гребаные-мать-их-динозавры и даже не корабли инопланетные, и не танки, а обвешанный цепями подъемный кран на колесах, в который запихнули дымовую машину. Наши инженеры забавляются на обеденном перерыве. В темноте выглядит ничего так.
— А я думал, у вас в Щ.И.Т.е все серьезно, как в любой дохрена важной суперорганизации, — вздохнул Питер.
— В любой дохрена важной суперорганизации есть песочница, — пожал плечом Фьюри. — Спецагентами, парень, не рождаются. Они вырастают из паникеров с динозаврами.
Фьюри старался как мог — то есть, как мог оттягивал момент, когда Стрэндж перестанет усердно тереть переносицу и примется орать. Обычно отвлекающей болтовней заведовал Барнс, но сейчас он отсутствовал — уковылял в туман за взбесившейся Вандой.

Ванда в отличие от Стрэнджа даже не попыталась сдержаться. Когда связь пропала и Питер рухнул наземь, вдруг перестав ощущать что-либо ниже груди, словно в него набили ваты или опилок и пнули под колени, она коршуном воззрилась на него сверху-вниз и заорала:
— Ты все испортил!
А потом, к ужасу Питера, наклонилась и стиснула его затылок пальцами, словно раскаленной металлической клешней. На этот раз желания восторженно завопить «вау, я Чарльз Ксавьер!» не возникло — только «господи, пожалуйста, прекрати!», и кажется, это он и крикнул, потому что к ним подскочил Барнс и, не парясь, обхватил Ванду руками, оторвал от земли и переставил, как тумбочку. Агрессивную волшебную тумбочку-телепатку. А Ванда, шарахнув Барнса магией, умчалась в туман. Почему Барнс, едва отодрав себя от земли, потопал за ней, Питер так и не понял. Может, это какой-то его джентельменский кодекс. Или он забоялся, что Ванда психанет и разнесет камень раньше, чем нужно.
Стрэндж все это время стоял, воздев ладонь к лицу и стиснув пальцами переносицу, Квилл почесывал затылок с видом «не понял, что происходит», а Фьюри — ну, Фьюри с видом невозмутимого эксперта оценивал обстановку и, когда ведьма с Барнсом ушли, начал болтать.

— Сколько занимает путь от Земли до Вормира? — громко спросил Стрэндж. Из глубокой задумчивости и попытки переварить, ну, не фейл, но что-то не очень классное, он вышел так резко, что Питер вздрогнул.
Он представлял учения Щ.И.Т.а — огромные лабиринты, затянутые дымом, и механических каракатиц, выползающих из-за углов. Или, может, у них там движущийся остров, как в последних «Голодных играх»...
— Зависит от того, на чем лететь, — ответил Фьюри. — Если подгорают задницы — вероятно, хватит семнадцати-восемнадцати, но для этого надо ограбить военные склады.
— Это ведь не представит трудности? — приподнял брови Стрэндж и, дождавшись согласного хмыканья, кивнул. — В таком случае остается лишь определить, сколько времени выжившим потребуется, чтобы разработать план и стартовать.
— Вы не представляете, о чем говорите, Стрэндж, — возразил Фьюри. Лицо у него сделалось такое убийственное, что Питер моментально понял: это он шутит. — Это же Мстители, в конце концов. Эти ребята стартуют без плана.
— Эй, — вяло вмешался Питер, — я тоже Мститель, и у меня всегда есть…
— Мистер Паркер, вам уже полегчало? — прервал его Стрэндж.
Питер под его строгим взглядом невнятно повел плечами. Ну, то есть, это здорово, что Стрэндж не стал орать, потому что мистер Старк, например, стал бы, и даже Мэй, и господи, Нэд его вообще придушил бы со словами «чувак, ну ты и лажанул!» — но смотрел Стрэндж как-то непонятно, как если бы вообще не ждал успеха от Питера, поэтому и не стал злиться. А вот это было уже нечестно.
И попробовал бы он сам говорить заготовленное вот так запросто, если б из его мозгов ведьма выжимала сок. И процентов, ну, пятьдесят из запланированного на той стороне услышали точно, а то и все семьдесят…
— Постарайся не переутомляться, — прохладно, как врач на приеме, сказал Стрэндж, и Питер уставился на него непонимающе. — Этот сеанс был сложнее, чем предыдущий, дай отдых сознанию.
— Да я не устал… — попытался возразить Питер и, сообразив, что утверждать это, полулежа на земле, как-то нелепо, рывком встал на ноги.
Фьюри поймал его за плечо — ауч, у него что, тоже железная рука?! — и с каменным лицом напомнил:
— Песочница, Паркер. Как думаешь, почему она так нужна?
— Я не переоцениваю свои силы, — пробормотал Питер, уловив намек, но смутно догадываясь, что отпусти его сейчас Фьюри, он зашатается, как после кошмарной вечеринки. — Не нужна мне никакая песочница.
— Рекомендую прислушаться, Питер, — коротко сказал ему Стрэндж и устремил взгляд на Фьюри. — Нужен ваш совет, мистер Фьюри. Благодаря мистеру Паркеру нам удалось сообщить выжившим, что Танос на Вормире, а также что мы имеем намерение вернуться к жизни, но ничего сверх этого сеанс не дал.
— Кроме знания о том, что Капитана Америка шарахнуло амнезией, — кивнул Фьюри. — И не его одного, если я правильно понял внушительную русскую речь агента Романофф.
— Камень разума, — согласился Стрэндж. — Его влияние растет и, по-видимому, искажает восприятие реальности. Воспоминания, взгляды, вкусы — все, что связано с работой человеческого сознания, может быть искажено.
Питер не понимал, отчего у него кружится голова сильнее — от слабости или от мысли о том, что Мэй может решить, например, что Питер ей вообще никто, или забудет, что он Человек-паук (ха, так ли уж это плохо?), или Нэд поедет крышей и заявит, что его любимый персонаж — это Чубака или принцесса Лея, или сам Питер вдруг решит, что он суперзлодей, и отправится сеять зло… Нет, ну тогда мистер Старк его, конечно, остановит — если только сам не отправится крушить высотки и обижать старушек.
— Более того, — прервал его размышления Стрэндж, — вероятно, вблизи от камня его влияние резко возрастает, и те, кто отправятся к Таносу, могут столкнуться с чем-то непредсказуемым.
— То есть, — вмешался Квилл, наконец-то стерев с лица непонимание, — мы мало того что запороли этот ваш спиритический сеанс и не договорились с земными пупсиками, когда у нас свидание на Вормире, так они еще могут по дороге в тамошний ресторанчик к чертям спятить и кинуться Таносу на грудь с рыданиями «спаситель ты наш»? И вылезаем мы, значит, из камня, а там сектантские пляски вокруг сраного гуру?
Повисло молчание, в котором отчетливо звенел ответ — «да, именно так». Квилл не унимался:
— И подождите-ка, проясним до конца: если мы вылезем слишком рано, нам кабздец, а если слишком поздно, то кабздец или им, или нам всем? Да? Так? — Тишина все еще так же намекала, что Квилл зрит в корень, и он не выдержал и рявкнул: — Так может, вы расскажете, какого хера вас понесло вмешиваться в сраные переговоры, если вы тут перед стартом договорились, как умные, что говорит только пацан? Мы вон с одноглазым не выебывались!
Фьюри пропустил «одноглазого» мимо ушей, а Питер с недоумением обнаружил, что Квилл переводит взгляд с него, Питера, на Стрэнджа и, кажется, претензии им выставляет одинаковые. С ума сойти.
— После того, как в сеанс вмешался мистер Барнс, участие остальных перестало иметь значение, — ответил Стрэндж невозмутимо. — В любом случае, нам предстоить иметь дело не с желаемым итогом, а с реальным. Я много лет был хирургом, мистер Квилл: представьте, как заканчивались бы операции, если бы врач, обнаружив, что допустил ошибку и у пациента посреди операции остановилось сердце, начинал вопить «какого ж черта ты не бьешься!» или «боже мой, какая я криворукая сволочь!». Давайте не уподобляться плохим примерам и смотреть на вещи трезво.
Квилл недовольно поморщился, скрестил на груди руки и состроил такое лицо, что каждая черточка извещала о том, что в гробу он видел трезвый взгляд. Повисла пауза, и Фьюри, кашлянув, вынес вердикт:
— Ставлю на сутки, док. У Мстителей там Старк, парень с реактором в заднице, он точно на месте не усидит. Роджерс туда же, а уж Романофф, когда влипает в полное дерьмо, рвется в самое пекло, так что моя ставка такова — сутки, не позже.
Стрэндж кивнул и о чем-то задумался, а затем обратился к Квиллу — мягко и настойчиво:
— Мистер Квилл, это не самая корректная просьба, но как вы считаете, вам удастся отыскать Гамору снова? У нее, судя по всему, есть связь с Таносом, и если окажется, что ей подвластно знать, чем он занят в настоящий момент, это повысило бы наши шансы на успех.
Выглядел Квилл так, словно сейчас покажет крутому магу фак. Интересно, Стрэнджу кто-нибудь когда-нибудь показывал фак?..
— Попробую, — буркнул Квилл нехотя и, дернув плечом, развернулся и ушел.
Они тут все научились красиво уходить в туман. Или убегать, или прыгать в него на паутине. Даже жаль, что на Земле получится только хлопать дверьми.
Фьюри посмотрел вслед Квиллу и хмыкнул, но заговорил серьезно:
— Людей нужно предупредить. Тех, кто сохранил память. Если на Землю вернется половина населения, это создаст хаос не меньший, чем наверняка спровоцировало их исчезновение. Пойду выдам инструкции тем, кого найду, а они пусть разносят дальше. Организованный бардак все-таки лучше, чем просто бардак.
Плащ Фьюри скрылся в белом мареве, и Стрэндж с Питером остались вдвоем. Стрэнджа повисшая тишина, казалось, не напрягала — он снова погрузился в размышления. Словно ему доставлял удовольствие сам процесс многоразового прокручивания в голове всевозможных сценариев будущего. Питер переступил с ноги на ногу. Вообще-то ему ужасно хотелось сесть, а лучше лечь, вот прямо лицом в долбанное Нигде, но почему-то казалось, что разговор еще не закончен. Он вздохнул и тихо выдавил:
— Простите. Как-то… Лажово получилось, знаю. Я пытался, честно, но они там все были такие неправильные, а потом все начали говорить, и мистер Старк с мистером Барнсом…
Стрэндж посмотрел на него так, словно Питер нес полную околесицу, да еще и на каком-нибудь испанском или японском.
— Я попробую еще раз, — пообещал Питер, хотя при мысли о Ванде с ее красной магией ему делалось сильно не по себе. — Когда, гм, Алая Ведьма вернется…
— Нет, — покачал головой Стрэндж. — Ты не восстановишься за сутки.
— Да нет, я быстро восстанавливаюсь, вы не понимаете…
— Твоя тетя не скажет спасибо, если мы вернем тебя с поврежденным рассудком, — мягко прервал его Стрэндж.
И когда Питер открыл рот, чтоб изобрести еще какой-то аргумент, или даже несколько, и вообще он уже Мститель и может сам решить, чем ему рисковать, — Стрэндж сказал:
— К тому же, мы не можем позволить себе тратить силы Ванды, учитывая, что ей предстоит разрушать камень.
Питер медленно кивнул. Да, про это он не подумал… И все-таки последняя фраза Стрэнджа звучала как-то, ну, самую малость фальшиво... Разве Ванда колдует не как дышит? Но может, это со стороны так кажется, про Человека-паука в комментах к видео на ютубе часто спорят, кончается ли у него когда-нибудь паутина или он может пуляться ею вечно.
Стрэндж удовлетворенно кивнул ему в ответ, словно они были двумя копами из какого-нибудь сериала и понимали друг друга с полуслова, и вернулся к своим размышлениям.

@темы: marvel, пишется тут всякое, война бесконечности

---

Обзорам

[L]~Пересвет[/L] <a href="http://novoegnezdyshko.diary.ru/p215624711.htm">продолжает "Пункт третий, подпункт четвертый"</a> макси, пост-ВБ, с мистикой, Стрэнджем, Паучком и всеми-всеми 

Авторы:  ~Пересвет,  Ластя Зелен Виноград
Название: Пункт третий, подпункт четвёртый
Персонажи: Тони Старк, Питер Паркер, Питер Квилл, Мэй Рэйли Паркер, Баки Барнс, Стив Роджерс, доктор Стрэндж
Рейтинг: PG-13
Жанры: драма, фантастика, мистика-хуистика, hurt/comfort, AU, дружба
Размер: миди
Статус: в процессе
Описание: даже титанам, увлеченным праведным геноцидом, при столкновении с древними волшебными штучками не мешает полистать инструкцию по эксплуатации.
Иначе есть шанс получить не совсем то, что планировал.
СПОЙЛЕРЫ к "Войне бесконечности", история-продолжение, еще одна попытка все пофиксить

Начало - тут, пролог и 1-2 главы, 3-4 главы, 5 глава, 6 глава.

ГЛАВА 7

— Это был крайне лишний с твоей стороны поступок, — с этого Стрэндж начал, развернувшись всем телом к Алой Ведьме и рассерженно скрестив руки на груди, и в воздухе будто искры защелкали. — И сейчас я подробно расскажу, почему, с одной-единственной целью — чтобы ничего подобного здесь не повторялось.
Если б таким тоном он заговорил с Питером, Питер бы, наверное, вообще забыл, как двигаться, а Ванда ответила Стрэнджу бесцветной улыбкой, и даже когда он включил свое нотационное радио, а это было, вообще-то, впечатляюще, она и бровью не повела.
Как будто тысячу раз уже слышала все, что говорит Стрэндж. Как будто он зудел, как комар, и она отгоняла его небрежным взмахом руки. Как будто он мог хоть лечь и умереть тут, ей было бы все равно.
— Начнем с самого простого, Ванда, — сказал он. — Наша связь с миром выживших — крайне необходимое условие для того, чтобы мы могли отсюда выбраться, и это условие нам обеспечивает вот этот ребенок. — Ворчание Питера, что они надоели уже считать его ребенком, Стрэндж ожидаемо проигнорировал. — Поэтому ребенок неприкосновенен, что бы ни случилось. Неприкосновенен для ментального воздействия, я имею в виду, потому как никакое иное воздействие здесь, в сущности, не имеет веса.
— То есть просто треснуть можно? — фыркнул тихонько Питер и вновь остался без внимания.
— Ванда, оглядись, — Стрэндж заговорил ниже и тише, но слова его казались такими же острыми и жесткими. — Это пространство вымывает воспоминания, стирает нас всех постепенно, шаг за шагом, и если ты постараешься вспомнить любимую рождественскую песенку — ты уже не сможешь, как и я или мистер Барнс, но ни один из нас пока не впадал в полное беспамятство, в отличие от Питера. Нам повезло, что твое вмешательство, кажется, ему не навредило, но ты могла все испортить. И я скажу прямо: я не позволю тебе еще раз что-либо с ним сделать.
Ванда вдруг тихо рассмеялась, не сводя глаз со Стрэнджа, и от этого смеха у Питера все внутри словно инеем покрылось. Умеет же она смеяться, как натуральная психопатка! Плащ Стрэнджа — и тот поежился и аккуратно, с опаской поднял полы и обвил ими Стрэнджа поперек груди, словно хотел закутать и утащить. Стрэндж не обратил внимания.
— Попытаешься — я найду способ с тобой управиться, — спокойно пообещал он. — Ты прекрасная ведьма, но ты подавлена и действуешь интуитивно, а на моей стороне теория и система, ты в проигрыше. Замечу, впрочем, что такого исхода мне хочется меньше всего.
Между Вандой и Стрэнджем сейчас словно был натянут невидимый провод, и он нестерпимо гудел и плевался мелкими искрами. Стоило повиснуть паузе — и от этого неслышного, но отчетливого гудения у Питера волосы на руках встопорщились. Паучье чутье советовало удрать подальше — и Питер его послушался.
Неловко шмыгнув носом, он незаметно попятился и уперся спиной в Барнса. Тот подмигнул, и отступление к ближайшим кустам, материализовавшимся из воздуха, каким-то низеньким, голым и с гроздьями крошечных ягод, они продолжили уже вдвоем.

Со всех сторон подкрадывался хорошо узнаваемый «нормандский лес» — пышные высокие если, желтеющие клены, мягкая холодная трава. Белое Нигде, видимо, устало от искрящей драмы и решило покопаться в чьей-то памяти и хотя б заставку сменить. Почему повезло опять Барнсу, было непонятно, но Питера такое положение дел устраивало — ему лично хватило того, что ему только что безумная ведьма вскрыла череп и это, вообще-то, как сейчас сказал Стрэндж, могло им все испортить.
Через минуту к ним присоединился Фьюри.
— Сейчас чародей закончит воспитательную речь и продолжим, — пояснил он.
— Предлагаю перекинуться в карты, — сказал Барнс и помахал колодой, которой, Питер поклясться мог, еще секунду назад у него в руке не было.
— Эй, парень. Нельзя играть в карты посреди рабочего совещания, — покосился на него единственным глазом Фьюри.
— А у нас рабочее совещание?
— Стрэндж отвлек меня именно с этой целью. Я допрашивал одного мерзавца, за которым мы пять лет гонялись, и он почти заговорил…
Плащ Стрэнджа словно почувствовал недовольный взгляд и встрепенулся — ну точно фыркнул.
Барнс покосился на карты так, словно сам удивлялся их наличию, на пробу перетасовал пару раз колоду и удовлетворенно ухмыльнулся.
— Ладно, значит, у нас совещание. Мы должны сделать серьезные лица и играть незаметно.

...Они успели сыграть дважды — Питер с Фьюри в пух и прах по очереди продули Барнсу — и раздать карты на третью партию, когда на траву рядом с Питером опустилась Ванда. Он невольно напрягся и откашлялся, горло внезапно пересохло, и Ванда устало вздохнула и тихо сказала:
— Я тебя напугала. Извини. Я давно не делала этого… Не с врагами. Потому что это неправильно. Не бойся, пожалуйста. Я тебя больше не трону.
— Э… Лады, — пробормотал Питер.
Все время, пока они перекидывались картами под шорохи разросшихся кленов и елок, Стрэндж с Вандой разговаривали. Сначала еще можно было различить, что именно втолковывает ей Стрэндж, но потом он вдруг понизил голос и, неожиданно аккуратно положив руку ей на плечо, увел ее подальше. Питер увидел это в просвете между двумя хвойными лапами. Карты летели на землю, Фьюри, увлекшись, раздосадованно ругался, Барнс ухмылялся, а Ванда и Стрэндж прогуливались там, где лес снова превращался в туман, как влюбленная парочка. Кажется, Ванда плакала. И кажется, разок все-таки вмазала по Стрэнджу своей красной магией. Но когда они вернулись, злым или обиженным Стрэндж не выглядел.
— Итак, — торжественно произнес он, — мы наконец-то можем приступить… Черт. Плащ, я совсем забыл. Да, да, ты знаешь, про что. Боже мой, это просто глупо. Приведи его, пожалуйста. Давай, не упрямься, ты найдешь дорогу назад быстрее, чем я.
Плащ взметнулся и опустился, что, наверное, символизировала у него глубокий вздох, нехотя сполз со спины Стрэнджа и, юркнув под елку, скрылся в тумане.
— Прошу прощения, — Стрэндж потер переносицу, — иногда из головы вылетает самое важное, как это ни печально. Надеюсь, он быстро вернется, я давно заметил, что он тут ориентируется лучше людей.
— А кого мы ждем? — поерзал Питер.
— Мистера Квилла. Я предполагаю, из его слов мы можем сделать вывод о том, где сейчас находится Танос.
Барнс с Фьюри переглянулись и разом подобрались. Раскиданные по траве карты в ту же секунду растворились в воздухе.
А Стрэндж вдруг сделал то, чего Питер вот вообще не ожидал. Не то чтобы он не считал Стрэнджа за человека, просто, ну, как-то странно…
Стрэндж зевнул, прикрыв рот ладонью. И показался в этот момент не всезнающим магом и главой их небольшой секции Мстителей, а простым усталым человеком. И от этого стало не по себе.

***

Абсурд — абсурдом, но не до такой же степени. Кэп уже удалился со сцены и уступил место неизвестному большому чину, толпа вздохнула слаженно, как один человек, и затихла, какой-то хор вдобавок ко всему исполнил церковный гимн — а Тони всё переваривал сказанное.
— Старк, — сказала Наташа, — если не хочешь есть попкорн — отдай нам.
Тони и вправду обнаружил у себя в руках почти нетронутое ведёрко попкорна и так же молча протянул его Наташе.
— Господи, Старк, — сказала та, — я начинаю опасаться, что с тобой кто-то что-то сделал. Ты слишком долго молчишь.
— Барнса внезапно понизили в должности? — вопросил Тони, ни к кому не обращаясь. — Что это за «не терял лучшего друга», а, что это за новые тенденции в жизни Кэпа?..
Вообще-то Тони не должно всё это волновать. Роджерс имеет право возводить в ранг лучших друзей и изгонять из них же кого угодно, и уж не после Сибири Тони об этом беспокоиться. Роджерс может лелеять память о Барнсе, поминать его перед сном и перед едой, возвести ему домашний алтарь, и ему, Тони, не будет до этого абсолютно никакого дела. Точно так же Роджерс может сжечь фотографии и говорить, что лучшего друга у него никогда не было, а если был, то звали его не Баки Барнс, и это тоже будет его, Роджерса, решение, которое никого больше не касается. Но тогда почему же так противно?
Тони даже оглянулся на остальных — слышали ли они то же, что и он, и да, судя по лицам — слышали. И одно дело — Кэп, упёртый в горе, готовый на всё ради простых граждан и так далее и так далее, впишите нужное, все эти прочие душевные клише, которые в сто пятидесятый раз срабатывают. И совсем другое — когда Кэп, кажется, с лёгкостью отрекается от памяти того самого лучшего друга, за которого чуть не убил самого Тони, и всё чтобы что? Чтобы вдруг обелить себя в глазах правительства? Это Кэп-то, который сам себе и личное правительство, и совесть, и штаб, и команда. Почему именно сейчас он вдруг решил вот так вот принародно опозориться?
— Старк, — сказала Наташа, — отомри, а то Брюс начинает нервничать.
— Эм, — сказал Брюс, — не то что бы я нервничаю, но…
Ракета фыркнул:
— Если Барнс — это тот дядя с железной рукой, то я б с ним затусил, ох как бы затусил. Чувак понимает в жизни. А этот, — Ракета кивнул на экран, где Кэп теперь с очень прямой спиной восседал за столиками вместе с другими выступившими и выступающими. Столики выглядели, надо сказать, довольно хлипкими, и Кэпу явно не хватало места между столешницей и стулом. Вот и пусть страдает.
— А этот, — прояснил Ракета мысль, — не понимает. Эй, Старк, ты что завис?
— Я недоумеваю, — объяснил Тони и на всякий случай как можно быстрее вышел из зала, чтобы на весь остаток вечера скрыться в мастерской и не дай бог не пересечься с Роджерсом. Без костюма у Тони в драке никаких шансов, да и зачем им драка, не нужна ведь, один раз уже пробовали, лучше не стало. Почему он вообще рассуждает в таком неконструктивном русле? Вот Паучку небось велел бы так не делать — не драться с бывшими лучшими друзьями только потому, что они предали память своих новых лучших друзей…
Тьфу. Ум за разум зайдёт.
В мастерской Тони обнаружил Небулу, которая заявила, что хочет апгрейда. Пока Тони раздумывал, не является ли это завуалированным флиртом или ещё чем-то похлеще, она пояснила:
— Люблю, когда меня разбирают.
— Час от часу не легче, — открестился Тони ошарашенно, — извини, дорогуша, я сейчас не в форме для такого рода экспериментов.
— Я буду ждать, — сказала Небула. — Очень ждать.
С Роджерсом они встретились только на следующее утро, и большинство деталей этой встречи Тони, честно сказать, предпочёл бы навеки позабыть.

***

Когда-то Башня была для Стива больше, чем домом — самым важным, самым любимым местом, где его знали любым и принимали таким как он есть, тоже любым. Теперь здесь жили бог, боевой енот, приёмная дочь безумного титана, ну и по мелочи — русская шпионка, один гениальный изобретатель и ещё один учёный, который на досуге превращался в монстра. Среди них Стив, государственный преступник, отвергнутый символ и просто подросток с астмой, которому вдруг обломилось лучшее на свете тело, — среди них Стив должен бы чувствовать себя своим, как раньше. Обыкновенным, да, вместе со всей историей. Так нет, — Стив тяжело вздохнул, — не получалось. Глодало чувство, что он где-то ошибается и что-то делает не так — но где, но что?
У Старка была мастерская. У Стива — зал, но спать там было неудобно. Не перетаскивать же туда диван, в самом-то деле?
Чем больше Стив подозревал себя в ошибке, тем меньше говорил. Наверное, со стороны это смотрелось как презрение, но, видит бог, иначе у него не получалось. Ещё слово — и он снова поссорится со Старком. Ещё слово — и он и вовсе перестанет понимать, что происходит.
Нет, после его приснопамятного выступления на благо нации с ним никто даже разговаривать не перестал, но как они смотрели…

— Что не так? — спросил Стив, едва появившись в зале, где Старка почему-то не было. Были — Наташа, Брюс, енот и Небула. Наташа массировала Брюсу виски. Енот развинчивал Небуле руку и что-то напевал вполголоса, смеялся в усы. Небула жмурилась.
— Какое не так ты имеешь в виду? — спросила Нат.
— Со мной, — сказал Стив, — со мной вот что не так?
Наташа покачала головой. Они с Брюсом сейчас смотрелись идеальной парочкой — Наташа на диване, Брюс — на полу, положил голову ей на колени, а она вот — массирует. Спокойная.
— У нас в Японии, — сказала безмятежно, — не было принято обгонять чужое понимание.
В Японии?
Брюс широко раскрыл глаза, перехватил Наташину руку и сел прямо, и Стив как-то почувствовал себя лишним. Ракета разложил на диване запчасти, видимо, руки Небулы и тихонько насвистывал. Стив пошёл в душ и спать. Возможно, завтра всё наладится само собой.

Но оно не наладилось. Стив столкнулся со Старком даже не на кухне, а у дверей спортзала, кто бы мог подумать.
— Роджерс, — сказал Старк.
— Тони, — сказал Стив.
Глупо же называть человека по фамилии, если прошёл с ним огонь и воду, а после схлестнулся из-за ерунды. Стив даже не помнил, из-за чего они тогда поссорились, наверняка что-то теоретическое, а потом слово за слово, ошибка за ошибкой…
— Не ожидал застать тебя в такую рань, — сказал Стив, когда Тони вошёл в зал вслед за ним. — Тем более здесь. Ты вроде не особенно…
— А ты любитель клеить ярлыки, — хмыкнул Старк, и Стив сам удивился, какая злость вдруг шелохнулась где-то в глубине души. Откуда она? Что они делили?
— Не бойся, я как паинька посижу у стенки, не помешаю, — заверил Старк и действительно уселся у стенки. На пол. Стив попытался было начать избивать грушу, как обычно, но блаженное забытье не приходило. Взгляд Старка — как щекотка. Как нытьё комара над ухом летней ночью, когда и так сон не идёт. Как соседская ругань за стеной.
— Тони, — спросил Стив каким-то самому уже надоевшим, горестным, безнадёжным голосом, почему он вообще со Старком завёл манеру говорить именно так? — Тони. Ты что-то хотел?
— Я — нет, — отрезал Тони, в мгновение ока оказавшись на ногах и будто бы готовясь обороняться. Он сжал кулаки и прижался к стене, а Стив всего-то подошёл поближе, да и остановился за несколько шагов. Глупости какие. Как будто Стив его когда-нибудь бил, или что.
— Я — ничего не хочу. А вот чего ты хочешь — вот это загадка.
По крайней мере Тони отлепился от стены и теперь обходил Стива по кругу — не на расстоянии руки, но прыжка бы, положим, вполне хватило. И до чего пакостная привычка оценивать всё и вся с точки зрения вероятной стычки, уж с Тони-то они ведь не дрались?..
— Я не пойму, — сказал Старк, и в этой фразе Стив опознал ту же злость, что почему-то то и дело вспыхивала в нём самом, — я вот чего не пойму, Роджерс. Сперва ты ставишь всё на карту, чтоб только сохранить грёбаного мать его невинно исстрадавшегося Бьюкенена Барнса, а потом, когда Барнс по скорбной случайности превращается в пепел, ты делаешь что? Делаешь вид, будто его, Барнса, и не было никогда. И этот вид ты делаешь не в кругу обеспокоенных и опечаленных друзей, а, мать его, на публике, и всё это страшно смахивает на стремление не то выслужиться, не то забыться и сдать командование над собой кому-то другому, и даже всё равно кому, лишь бы не думать.
Бывает иногда такое — человек говорит себе на английском, нормальный человеческий язык, но вот его слова вдруг начисто утрачивают смысл. Тони говорил, а Стив стоял и ни черта не понимал. Ни осколка, ни зацепочки, кроме того, что Старк всё-таки очень, очень зол, и это что-то личное, и что ужасно болит голова, хотя с чего бы. Потом сложилось щелчком — всё та же дурная шутка, что и вчера на площади, только неясно, с чего Старку вдруг участвовать.
— Я был о тебе лучшего мнения, — сказал Стив.
Старк подавился собственными словами, но посмотрел так, будто сейчас они у него хлынут носом. Как кровь. Но Стив продолжил, потому что вдруг стало очень важным объяснить:
— Не понимаю, что всё это за шуточки о Зимнем, и почему вдруг стало модно объявлять нас с ним лучшими друзьями, но ты же помнишь, что в тот раз я даже не участвовал в задержании.
Старк замер на месте. Протянул руку, будто бы хотел дотронуться, но опустил, не донеся.
— Роджерс, — сказал, — ты либо где-то стукнулся башкой, либо отменный урод. И я даже не знаю, какая версия нравится мне меньше. Отец всегда недобрым словом поминал твоё упрямство, да и тебя самого, если уж быть честным, но, знаешь, лично я как-то всегда предпочитал думать о людях лучше, чем они есть. По крайней мере о таких людях, как ты. Так что давай, вспоминай-ка, где и обо что ты бился своей несчастной головой, что ты ел, пил, с кем спал, что там ещё могло пойти не так, и покончим с этим. Не пугай меня.
Теперь уже Стив отступил на шаг, два. Глаза действительно видели хуже, всё вокруг плыло, как после хорошего сотрясения мозга, но где бы он мог удариться, скажите на милость, он вернулся вчера с этой несчастной площади и ушёл спать. Старк смотрел — озабоченно, чуть сощурившись, будто не решил, презирать или беспокоиться. Стив обмотанными бинтом пальцами — ведь собирался же тренироваться, а не это всё, — взъерошил волосы сам себе.
— Послушай, но ты же… — всё ускользало, мысли в голове как будто размывались в предрассветном мареве, и Стив выжимал из себя слова на чистом упрямстве, — …ты же как-то обмолвился, что Говард говорил обо мне только хорошее. И даже чересчур много хорошего, надоел тебе этим хуже горькой редьки. Нет? Я ошибся? Так может, и ты ошибаешься насчёт Солдата?
Старк только фыркнул:
— А нет, нет, ложная тревога, всё в порядке. Твоя манера поучать всех, кто попался под руку, осталась при тебе, так что, наверное, ничем-то ты не бился, старый добрый Стив Роджерс. Который был когда-то дружен с Баки Барнсом, чуть меня за него не убил, а теперь решил притворяться, что не у дел. Бездарно притворяешься, надо сказать. Твоему топорному удивлению расти и расти до…
Что значит «чуть не убил». Да за такие шутки…
— Что значит «чуть не убил»? Тони? Объяснись.
— Когда ты начинаешь говорить таким вот тоном, — буркнул Старк, — мне кажется, что в этот-то раз ты не промахнёшься.
— Объясни, — попросил Стив, — что ты имел в виду. Это не шутки.
— Да какие уж тут шутки.
— Объясни, — сказал Стив, и почему-то вдруг стало понятно, насколько они с Тони друг другу чужие. Или насколько Тони чужой Стиву, если он может вот так шутить.
— Объясни, или я…
У Старка, видно, тоже плавились мозги, потому что он подался вперёд, как перед дракой, и почти пропел, дразня:
— Ой, а что ты? Покинешь Башню? Довершишь начатое в бункере? Ну давай, Роджерс, конкретизируй как-нибудь уже свои угрозы, право слово, а то я как-то не проникся, самому неудобно!
Господи боже, как же он устал. Стив уселся на пол — фу, ну и пыль, что там думают роботы-уборщики.
— Тони, — попросил. — Объясни, пожалуйста. Я ничего не понимаю. Я и Зимний. Ты и эти болваны из правительства. И ты и Говард.
— Чёрт возьми, а я что пытаюсь делать! Ещё с Альтрона я пытаюсь и пытаюсь хоть что-то тебе объяснить, а ты только и можешь, что «Нет, Тони, на то я не пойду, на это тоже», и погляди, где мы все оказались!
— Нет, — сказал Стив, прикрыв глаза, потому что марево их слепило, а мельтешащий, жестикулирующий Тони просто сбивал с толку, — ты не пытаешься объяснить. Ты жужжишь, как комар. И как оставленная на полке посуда во время землетрясения. Мне тяжело.
— А мне не тяжело?!
И тут, когда Стив уже начал всерьёз подумывать посильнее удариться головой о стену, только бы отключиться, в зал вошла Наташа.
— Что, Росс наконец-то отдал приказ сбросить на нас боеголовку? — язвительно спросил Тони.
— Нет, — коротко сказала она.
— Ну слава богу, а то у тебя такое лицо, что я уж собрался сказать Пятнице, чтоб готовила нам эвакуацию на Гавайи…
— Тор заявил, что он уроженец Земли, — прервала его Наташа. — Общий сбор. Сейчас.

***

— Слушайте, а вот, ну, чисто в теории, — протянул Питер, — если вы вашему плащу скажете сделать что-то такое, не знаю, ух...
— «Ух»? — приподнял брови Стрэндж. — Мистер Паркер, хотите что-то спросить — формулируйте как полагается.
— Ну-у, я ни на что не намекаю, но знаете… — Питер замялся, и за него продолжил Фьюри:
— Парень прав, Стрэндж, если бы твой плащ был полноценным живым существом, я бы завербовал его в Щ.И.Т.
— Плащ очень полноценное живое существо, — отрезал Стрэндж. — Неспособность к вербальному контакту — это, как ни банально, не приговор, мистер Фьюри, но оставьте, пожалуйста, политические интриги с вербовками на потом. Плащ, отпусти мистера Квилла. — И прошипел недовольно: — Обязательно было вести себя так невежливо? Ты же знаешь, что людям такое неприятно.
Неприятно — это уж точно. Плащ не придумал ничего умнее, как, отыскав Квилла, завернуть его в тугой кокон и в таком виде доставить на место встречи. Кокон получился качественным, только нос торчал снаружи. Питеру, когда этот кулек появился из тумана, тут же вспомнились старые фильмы про мумии и египетские проклятия.
Плащ завозился, как будто недовольный тем, что его отчитали, и, вытряхнув Квилла под ноги Стрэнджу, взлетел на плечи Питеру и улегся, сердито подрагивая. Или обиженно? Питер на всякий случай погладил себя по плечу.
— Ненавижу вашу магию, — буркнул Квилл, поднявшись на ноги и отряхнув совершенно чистые колени. Чем он тут думал испачкаться, в небытии?
— Прошу прощения, — примирительно наклонил голову Стрэндж. — Предполагаю, Плащ предпочел использовать самый эффективный способ вас к нам привести, не приняв во внимание, что люди все-таки любят перемещаться с комфортом.
Плащ заерзал особенно активно, и Питер почти услышал ворчание: «Да чего ему там некомфортно-то?!»
Квилл заозирался и хмыкнул:
— И что это у вас тут за скаутский кружок? Узлы вязать учитесь?
— Здесь есть печенье, — невозмутимо сказал Барнс. — Хорошее место.
И положил в рот крекер.

На стене у него за спиной большими буквами было написано: «Лес — твой друг!» Ниже на пробковых стендах подробно демонстрировалось, как построить шалаш из веток и тента, как развести костер и как отличить ядовитых насекомых от безвредных. Правее стоял на полу картонный улыбающийся карапуз в полном скаутском обмундировании. Он показывал большой палец, на груди красовалась табличка: «Заправил штаны в носки? Молодец!»
Барнс хрустел печеньем, Квилл ухмылялся, глядя по сторонам, Питер нервничал. Вот зачем чертов камень вытащил из его воспоминаний именно это — мелкую комнатушку, где в начальной школе их действительно учили вязать узлы и заставляли щупать чучела птиц и определять вид по энциклопедии? Чучела — даже те были здесь, стояли на полке гурьбой и таращились искусственными глазами. Ф-фу.
Нервничал, правда, один Питер. Остальные, когда лес Барнса сменился комнатой с мертвыми птицами, просто расселись за деревянными партами, как будто это у них такой каждодневный аттракцион — скакать между разными локациями.
Хотя ладно уж, так и есть.

— Мистер Квилл, сядьте, — Стрэндж кивнул на пустующий стул и дождался, пока Квилл, не придумав, очевидно, очередную тупую шуточку, усядется. — Итак, мистер Квилл недавно поделился со мной…
— Это ты называешь «поделился»? — как-то невесело усмехнулся Квилл. — Приятель, это был фирменный допрос.
Стрэндж вздохнул, а Питеру захотелось пнуть Квилла под столом. Вообще-то, когда они тут во втором классе трогали мертвых уток, Питер так и делал с теми, кто его раздражал.
— О , нет, уверен, это был не допрос, — вместо Стрэнджа возразил Фьюри. — Поверь, я разбираюсь. Душу вытрясти колдун может, это да, а вот провести настоящий допрос — это вряд ли.
— Ну да, зато вы-то спец… — вяло ухмыльнулся Квилл и вдруг с силой провел ладонью по лицу, взлохматив челку и шмыгнув носом, и словно невидимую маску снял, которая у него отвечала за роль выпендрежника.
Квилл вдруг стал помятым усталым мужиком, и этот мужик заговорил тихо и хрипло:
— Да ладно, на самом деле, чего мне скрывать… Если вам это полезно, я имею в виду, то чего бы… В общем, я не знаю, что там происходит, если честно, и чем она занята… — Он нахмурился, настраиваясь. — Короче, я в нее врезался.

Пока он говорил — о том, как Гамора, разговаривая с ним, все время будто отвлекалась на что-то еще, точно на голоса в голове, и как потом появилась красная пустыня с блестящими лужами, и посреди пустыни — девчонка с зеленой кожей, — пока он говорил, его внимательно слушали. Ванда сидела, прикрыв глаза, Фьюри, скрестив на груди руки, с непроницаемым лицом ловил каждое слово и чему-то незаметно кивал, Стрэндж, сцепив пальцы в замок, отстраненно смотрел перед собой, Барнс подбрасывал в руке крекер.
Питер тихонько царапал ногтем стол. Он пока еще мало чего понимал — боже, да как будто когда-то было иначе, — но чувствовал, что вот-вот произойдет что-то важное.
— ...А потом она сказала: «Что, даже не попрощаешься?», — Квилл сглотнул, — или что-то такое, и смотрела она на меня, но и на кого-то другого тоже.
Повисла пауза, и Стрэндж негромко спросил:
— Где погибла Гамора?
Квиллу сложно всадили нож в живот, так он скривился.
— Она не…
— Она погибла, мистер Квилл, — жестко оборвал его Стрэндж, но продолжил гораздо мягче: — Мне жаль, и еще больше жаль, что мне нечем вас утешить, кроме смутной надежды, что все как-нибудь разрешится само собой и Гамора окажется жива, но такая надежда — крайне дурное лекарство.
— Бесполезное, — вдруг произнесла Ванда, и у Питера мурашки пробежали по позвоночнику. Он почти забыл, что она вообще здесь, а она смотрела теперь на Квилла припухшими от слез глазами. — Та, о ком вы говорите, принадлежит этому месту. Она и камень едины. Срослись. Это значит, что она мертва для реальности.
Квилл вдруг вскочил и саданул кулаком по столу, так, что подпрыгнули даже соседние. Показалось, что Квилл сейчас попросту бросится на Ванду или Стрэнджа, как доведенная до предела избитая собака, и Питер почувствовал, как с его плеч ушла тяжесть. Плащ ревниво прикрыл Стрэнджа и висел теперь, как красная тряпка перед быком.
— Уймись, — сказал Стрэндж то ли плащу, то ли Квиллу.
Лицо у Квилла перекосилось, словно его за щеки зацепили невидимыми иглами и теперь тянули в разные стороны; он мотнул головой, судорожно втянул воздух, выдохнул… И сел.
— Она тоже сказала, чтоб я губу не раскатывал, — едва слышно проговорил он. — Сказала… Что это расплата за то, чтоб все мы…
— Она сейчас — разум камня души, — кивнул Стрэндж. Плащ, успокоившись, улегся ему на спину. — И это огромный подвиг, мистер Квилл. Если мы сможем исправить совершенное Таносом, то половина Вселенной останется жива благодаря Гаморе.
Повисшая пауза напоминала минуту молчания. Питер мельком взглянул на Квилла и обалдел: тот плакал, безвольно опустив руки и крепко сцепив зубы.
Скрежетнули по полу ножки стула. Ванда, поднявшись, подошла к Квиллу, коснулась ладонью его затылка и на секунду застыла. Затем наклонилась и поцеловала его в лоб.
Что вообще происходит?
— Ты понял, — бесцветно произнесла она, и теперь Питер заметил на ее пальцах, все еще лежащих на голове Квилла, красные искорки. — Ты знаешь, что она пытается сделать.
Квилл дернул головой, но как-то беспомощно.
Когда он заговорил, он напоминал зомби.
— Она умерла на Вормире. — Это ответ на вопрос Стрэнджа, понял Питер. — «Адские воды». Так иногда называют Вормир. В основном в криминальной среде, лет двадцать назад ходили байки, дескать, хочешь надежно что-то спрятать — спрячь в адских водах, там сами черти не найдут. Потому что там один песок да лужи, и все, на сотни миль одно и то же, песчаные барханы, к тому же, имеют свойство перемещаться. Один мужик, помню, в шутку сказал копам, когда его изловили… А, ладно, неважно. — Квилл моргнул, вытер лицо рукавом. — Она его заманивает на Вормир, так я думаю. Таноса. И там… Черт знает.
— Ты знаешь, — не дала ему отмахаться Ванда. Квилл дернул головой, как будто только сейчас заметил, что его кто-то лапает за затылок.
— Хрен с вами, ладно, — поморщился он. — Гамора — она, знаете, не из тех, кто будет сопли разводить. Она как кого за яйца возьмет — так пиши пропало… Но с Таносом у нее все вот это отрубается к чертовой матери. Она когда думала, что его грохнула, рыдала так, словно ногу себе отрезала. Я имею в виду, она заманивает его на Вормир не чтоб там прикончить. А чтоб… Ну, промыть мозги, что ли. Пробудить — ха-ха — совесть.
— Чего сделать?! — не выдержал Питер. Квилл криво ему улыбнулся.
— Я не знаю, парень. У них там свои… Черт пойми какие отношения.
Питер ошарашенно покачал головой. С ума сойти, эта зеленая дамочка еще и чокнутая?
— Мистер Квилл, — подал голос Стрэндж; он один из них всех, кажется, не впечатлился разыгравшейся драмой сильнее, чем нужно. — Какова вероятность, что Танос действительно окажется на Вормире?
Квилл пожал плечами.
— Я откуда знаю? Этот уебок корчит из себя философа. Не удивлюсь, если он решит устроить в красных песках похороны с оркестром.
— Звучит как неплохая возможность застать его врасплох, — задумчиво произнес Фьюри. — Разумеется, если нам удастся вычислить точное время, когда гигант доберется до Вормира, и натравить на него все вселенские армии. — Тут выражения лица у него стало ироничным. — И, разумеется, если он будет увлечен настолько, что не щелкнет пальцами еще раз. Ах да, и если нам удастся донести этот крайне продуманный, безукоризненно отточенный план до выживших.
Тут все уставились на Питера, и он застонал.
— Да я пытаюсь, пытаюсь! Почему бы вам пока вообще не заняться планом? Директор прав, пока что звучит это все, ну, не очень надежно… Постойте! А что, если просто взорвать Вормир?! В смысле, ну, как в «Звездных войнах»...
Фьюри в ответ поднял руку и мрачным шепотом сказал:
— Щелк.
— И миллиард ракет, направленных на Вормир, превращается в мыльные пузыри, — засмеялся Квилл.
— Так на что угодно можно сказать, — обиделся Питер. Щелк у них, видите ли, а как раньше на Таноса идти с голыми рукам, так никакой щелк не волновал.
Стрэндж положил ладони на стол, этим простым жестом как-то умудрившись перетянуть на себя все внимание.
— Вернемся к началу, — сказал он. — Мистер Фьюри прав, выяснить местоположение Таноса в конкретный момент времени — это огромный шаг. Дальше у нас два… три туза, которые мы можем разыграть.
— Фактор неожиданности, — предположил Фьюри. — Если б я был гигантом-геноцидником, скорбящим где-то в пустыне, и тут в моей перчатке взорвался бы ни с того ни с сего один из камней… Так можно и пропустить летящую в голову пулю.
— Первый туз, — кивнул Стрэндж. — И самый надежный. Танос не сможет помешать нам выбраться, мы, как это ни банально, защищены тюрьмой, которую собираемся разрушить.
— И мы знаем, куда Танос направляется, и потенциально способны, — Фьюри покосился на Питера, и тот чуть не кинул в него крекер, да сколько ж можно?! — обеспечить ему там качественную встречу. Это у тебя второй туз, колдун?
— Верно, мистер Фьюри, — сказал Стрэндж и замолчал.
Так же, как всегда замолкает перед тем, как выдать кусок информации, который все с ног на голову перевернет. Почувствовал это не один Питер. Барнс скорчил рожу «ну вот, опять», Квилл нахмурился, Фьюри сощурил глаз.
— И есть третий туз, — наконец, поделился Стрэндж. — Затрудняюсь определить, в чьем он рукаве.
— В армии за такие паузы заставили бы драить сортиры, — как бы между делом намекнул Барнс, и Стрэндж усмехнулся и повернулся к Ванде.
— Камень разума, — медленно сказал он. Так, словно эти два слова должны были все сразу объяснить, но никто не подпрыгнул с криками «черт, точно!», и Стрэнджу, как всегда, пришлось объяснять. — Ванда разрушила камень разума, Танос попытался вернуть его, но древние артефакты — это не любимая чашка с Губкой Бобом, которую можно склеить и как ни в чем не бывало пить из нее какао. Это огромный источник энергии, и повредив оболочку, смешно рассчитывать, что обойдется без последствий.
Питер представил, как из огромной чашки с мультяшным Губкой Бобом ему на руки течет тонкими струйками какао, течет, течет, а потом чашка и вовсе лопается, и на пол в большую коричневую лужу летят осколки.
— Как-то тревожно выходит, если переложить этот ваш пример на могущественную штуку типа камня, — честно сказал он.
— Именно, Питер. Танос использует нестабильный, испорченный артефакт, и мы не можем угадать, какое влияние сейчас этот артефакт оказывает на Вселенную. Сила, которая призвана выстраивать логику событий, обеспечивать движение мысли, сейчас бесконтрольна. И как бы то ни было, сильнее всего она влияет на того, кто находится к камню ближе всех.
— Тогда это ерунда, — натянуло ухмыльнулся Квилл, — Танос и так двинутый, ничего ему не сделается.
— Ага, — подхватил Барнс, — всего-то станет еще более двинутым, и решит, что сто процентов — это как-то лучше, чем пятьдесят.
Питера снова слегка замутило. Нет, все-таки самое сложное в супергеройских буднях — это привыкнуть, что глупые шуточки тут не прекращаются никогда, а если наступает совсем задница, еще и усиливаются.
Стрэндж поймал его взгляд и неожиданно подмигнул.
И как ни в чем не бывало продолжил:
— Мистер Барнс прав, нельзя сказать наверняка, что произойдет с Таносом под действием камня. И что произойдет с остальным миром — тоже. И это мы должны выяснить как можно скорее.
Фьюри поднялся с места, потянулся до хруста в костях и прошелся по помещению, заложив руки за спину. Остановился возле полки с птицами и, разглядывая линялого гуся, подытожил:
— Итак, выдать задание выжившим Мстителям и получить от них информацию касательно того, не свихнулся ли весь мир разом. Прекрасно. Паркер, надеюсь, ты отдохнул.
Господи, да он что, Питера вообще не слушал? Вот когда Питер орал ему, что он ни черта не знает и устал пробовать впустую? Как он вообще стал директором Щ.И.Т.а, если слышит только то, что хочет?!
Питер уже открыл рот, собравшись выдать это все вслух, но вдруг услышал:
— Я помогу, — и с ужасом обнаружил, что к нему приближается Ванда.
— Эй, так мы не договаривались! — Стул испарился прямо под ним, и Питер еле устоял на ногах. — Давайте вот без этого, ладно?
— А Старк говорил, пацан смелый, — сказал Фьюри, но Питер только фыркнул: нет, как будто он еще не выучил все эти манипуляции, которые взрослые включают, чуть только им что надо. Ну уж нет!
Он твердо решил, что не приблизится к Ванде на расстояние меньше трех метров, и уже приготовился отстреливаться паутиной, ну, на всякий случай…
Но оказалось, что красная магия Ванды бывает очень быстрой. Ощущение было такое, словно Питеру в мозг вставили электрокабель, а сверху надели тугую шапку.
— Ого, — только и выдал он.
— Это безопасно? — без особого волнения поинтересовался Фьюри.
— Абсолютно, — равнодушно ответила Ванда. — Я усилю его ментальные способности. Он не умрет.
— После лекции про непредсказуемые последствия звучит особенно обнадеживающе, — заметил Барнс, но его Питер уже не услышал.
У него зашумело в ушах, и он, догадавшись, что от него требуется, сосредоточился на мыслях о тете Мэй. Сама возможность мыслить, складывать в голове ощутимые, гладкие, пульсирующие звуки в слова, «т-е-т-я-м-э-й», вдруг показалась чистым кайфом. Наверное, уголком сознания восторженно подумал Питер, так себя чувствовал Чарльз Ксавьер в Церебро. Чумовое наслаждение!

И он не особенно удивился, когда знакомый экранчик, задрожав, возник перед ним.

---

Итак, только что на домашний позвонил какой-то "сервисный центр" и отказался со мной говорить, потому что им нужны ВЗРОСЛЫЕ.
- Есть в доме взрослые, девочка?
- Есть, я.
- Нам нужны взрослые.
- Вы кто вообще?
- У вас есть дома взрослые?
- Кто вы и что вам нужно?
- *гудки*

Вообще в последнее время смешно. За последние пару месяцев у меня успели так же спросить в каком-то музее, где наши взрослые и почему мы без сопровождающего (я и толпа шестиклашек), потом в магазине, где рядом со мной стояла девочка лет семи и что-то тащила с полки, мне сказали лучше смотреть за моим ребенком, а в завершение одна из школьных мамочек почему-то решила, что одна из моих шестиклашек - моя дочь, потому что мы ну очень похожи. х)

---

Прочитала за последние недели три книжки, все про школу. Иногда находит, и я смотрю-читаю все, что могу найти, и казалось бы, тошнить должно уже от этого, но нет, куда там

Пеннак Даниэль "Школьные страдания"
Книжка о двоечниках. Задорная, правдивая, без особых ответов "что делать", школьный быт спрыснут внутричерепной учительской философией так щедро, что к концу страницы иногда забываешь, о чем шла речь. Чем-то напоминает книжки Джоан Харрис с ее педагогами старой школы.

Поляков Юрий "Работа над ошибками"
Короткая вещь, читается за пару часов, о школьных буднях глазами временного педагога. Вот речь там о делах сорокалетней давности, а как будто про наши дни, ничего не меняется. Главгерой с самоиронией такой, хоть временами и занудный, но очень прикольно узнавать в его стиле и его мыслях какие-то свои черты и впадать в фейспалм

Хайтани Кэндзиро "Взгляд кролика"
Лучшее из трех. Безумно добрая вещь, как "Звездочки на земле", тоже про человечность, про сопротивление, про светлое. Про японскую школу, про мальчика, который разводит мух, про самых разных учителей, про самые разные проблемы. Книжка, в которой есть учительская драка. В которой ребенок бьет и кусает учительницу. В которой есть девочка с особенностями, за которой присматривают ее же одноклассники и многому учатся. Потрясающая история о человечности. А еще там есть отвязный учитель, которому дети садятся на шею в прямом смысле этого слова, и он их катает, а еще учит рисовать крабов и быть хорошими людьми
«А при чем же тут все-таки кролик?» — может спросить какой-нибудь внимательный мальчишка. Все просто. Есть такая пословица: «Не нужно быть Буддой, чтобы взглянуть в глаза кролику и увидеть мир его глазами».
Увидеть мир так, как ты его еще никогда не видел… Кто может устоять? (с)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра