драббл про Сириуса и Джеймса. ООС-ное немного.
Он приходит ровно в десять. Минутная стрелка замирает на тесненном "XII", и пока она ползет к мелкому делению чуть правее, он успевает вежливо поздороваться, поцеловать матери руку, пожать ладонь ошарашенному отцу, осведомиться, не помешал ли он, как им спалось и как они находят нынешнюю погоду, прислонить к стене чемодан и оставить на вешалке пижонский кожаный плащ. "Десять ноль одна" – говорят часы, когда из кармана падает пачка маггловских сигарет.
– Прошу прощения, – сдавленно говорит он и поспешно засовывает пачку в карман брюк.
Ухмылка предательски расползается по лицу, но спустя мгновение Джеймс вздрагивает от серьезного тычка в бок.
– Джеймс, ты что, тоже куришь?!
– Нет! – он изо всех сил мотает головой и на всякий случай пятится.
Отец с каменным лицом уходит в гостиную. Проходя мимо Джеймса, он делает страшные глаза.
– Милый, – мама трогает Сириуса за плечо, – ты в порядке? Ты неважно выглядишь.
Бродяга слабо улыбается. Сейчас ответит "да, мэм", не иначе. Вечно пытается строить из себя нюхлер знает что. Но во всех этих любезностях нет смысла – и мать, и отец, конечно, все поняли. Отец наверняка уже прикидывает, где поселить приемного родственника.
– Это все курение, мама, – не дав Бродяге раскрыть рот, изрекает Джеймс. – Видишь, Бродяга, как это вредно – только десять утра, а ты уже выглядишь как инфернал... Бросай это дело. Курить на голодный желудок – преступление против здоровья. Пойдем, я покажу тебе брошюру о вреде курения. Там гнилые зубы и черные легкие. Впечатлишься.
– Я приготовлю завтрак, – говорит мать и, погладив бледного гостя по плечу, уходит на кухню.
Мама всегда знает, когда нужно уйти. Просто чудо, а не женщина.
Некоторое время они смотрят друг на друга – Джеймс в одних летних шортах, вставший с постели пять минут назад, и Бродяга в пыльных кроссовках под строгие брюки, явно не спавший всю ночь.
– Откуда они у тебя? – наконец спрашивает Бродяга. – Брошюры.
– Эванс прислала...
Но Бродяга плевать хотел на брошюры.
– Я порвал с ними, – просто говорит он, не отводя глаз. – Совсем. Не вернусь.
– Знаю, – только и говорит Джеймс. – Пошли, Блэк.
Он вздрагивает и словно хочет что-то сказать, но только пожимает плечами.
– Спасибо.
– Без проблем, дружище.
*
Уже спустя пару часов, глядя на свои руки, он отрешенно признается:
– Она выжгла мое имя. На фамильном древе. При мне. Просто взяла палочку и выжгла. Жалкое мгновение. Теперь, – странная улыбка появляется на его лице, похожем сейчас на изможденное лицо страдающего драконьей оспой, – там две красивых черных дырки.
Джеймс отрывается от письма, которое строчил, смирившись с недавней неразговорчивостью друга, и молча слушает. Бродяга сидит на его кровати, пялится на свои дурацкие руки и трясется, как в каком-то припадке.
– Она столько раз угрожала, что я не думал... Никогда не знаешь, когда случится неизбежное, ха. И знаешь что? Знаешь? Знаешь, о чем она причитала, эта умалишенная дрянь? О том, что ткань этого блядкого дерева баснословно дорогая.
Джеймс потрясенно откладывает перо.
– А остальная твоя семья? Отец, брат?
Бродяга вскидывается моментально – не встает с кровати, но на лице вспыхивает такое бешенство, что Джеймс едва не отшатывается.
– У меня нет никакого брата. И отца нет. И кончай звать меня Блэком, – выплевывает он. – Я не принадлежу к этому роду. Больше нет. Их для меня не существует!
– А-а, – неопределенно протягивает Джеймс в ответ, постукивая кончиком пера по листку и не замечая.
Он мог бы сказать: "Блефуешь, Бродяга" – и был бы прав, нюхлер укуси этого помешанного! Но ляпнешь – и отправишься на свидание с Эванс правым и с разукрашенным лицом.
– Как скажешь, – Джеймс мирно пожимает плечами.
Сириус откидывается на спину и закрывает глаза.
– Отлично, – говорит он. – И... Хм...
– Не за что. Ты же знаешь. Без проблем.
– Да. Без проблем.