"Воин ты света или не воин света?" (с)
"ОтрядР" свершился, завершился и начинает отпускать.
Товарищи и не товарищи, каша в голове, попытки запихнуть картину мира в понятные рамки, много идеологии, много сложных тем, много переплетенных историй.
Поиграть в подростка оказалось интересно и расслабляюще: ты можешь мотаться, можешь путаться и можешь говорить ерунду. Это только кажется, что мир у тебя на ладони. И когда он раскинется во всю ширь, ты честно охренеешь.
Благодарности
Мастера. Я зацепилась за идею игры, как только прочитала, по каким она канонам. Бедроград никаких эмоций не вызывал, а вот Макаренко - да, и это то, что мне очень захотелось попробовать. Я не знаю, насколько это можно считать отражением реальной практики коммун-колоний-отрядов и всех возможных аналогов, эти мысли я сформулирую позже, когда откопаю нормальные мозги, но поиграть в это точно было здорово.
Спасибо за организацию всего этого, за возможность сыграть персонажа именно таким - нам с Данечкой оказалось очень задорно. Вы герои!
Игроки. Воспитанники. Такой дивный разношерстный коллектив! Далеко не со всеми удалось пообщаться, но ощущение "рядом что-то происходит" преследовало с начала и до конца. Коллектив жил, менялся, устраивал треш, и находиться внутри было потрясающе. Девочки поражали воображение - все вместе и каждая по отдельности. Дефиле по столу, громкая Лерочка, Ольха на зарядке, которую хотелось укутать в три одеяла, совершенно прекрасная рассудительная Васька! Парни классные тоже все, говорливый тавр, который так интересно рассказывал в первый вечер о своей жизни, вальсирующий на пижамной тусовке граф, прекрасные две Черные Рубашки, мальчик-с-чемоданом, тусовка в кепариках! Отдельно скажу некоторым, с кем пересекались больше.
Изабелла. Спасибо за твой невыносимый характер! Сначала ты Даню удивляла, потом раздражала, а потом веселила, твои выступления против кастрюль были прекрасны. Когда ты подняла руку после речи Ройша, у меня сердце екнуло)) И спасибо за матчасть в электричке. Имена революционеров так и не пригодились, но я честно пыталась их всех выучить.)
Всемил, Сеня! Я обожаю таких персонажей, которые выделяются своим образом! Сеня был очень ярким, простым и понятным - тоже не понимал, зачем ему отряд, если можно на земле с семьей работать. С тобой очень круто и легко было говорить, спасибо!
Тимур. Спасибо отдельное за разговор в бассейне и за то, что с идеологии ты тоже свалил - неужели хоть один еще нормальный человек, подумал Даня.) Ты казался адекватным и честным, и это было круто. В тебе Даньке виделся возможный товарищ и единомышленник, если бы времени на пообщаться было больше.
Алек. Лично мы разговаривали один раз, да и то про ацетон и спички, но даже со стороны ты пнул меня в опреленную сторону личного сюжета, спасибо.) Для тебя реально хотелось что-то сделать и прекратить этот лютый дурдом. Твоя речь на собрании очень тронула, надеюсь, у Алека дальше все будет хорошо.
Фауста. "Напомни, кто ты и почему мы разговариваем?") Внезапная единомышленница, которая не хотела никого жечь на костре и сдавать СК, а хотела человеческой справедливости. Д - дружба! Тебе доверялось как-то само собой, ты говорила правильные вещи, особенно там, на первом собрании, и была совершенно прекрасна. Спасибо. Даня сделает все, чтобы в нашем упоротом путешествии с тобой все было в порядке.
Елисей. Адекват и вспыльчивость сочетались так круто и замысловато, что Даня то понимал тебя, то не понимал и огребал по лицу, но доверять не переставал. Жаль, что дороги разошлись, но, может, ненадолго, если нас-таки настигнут и вернут. Спасибо тебе за слежку за Черными Рубашками и сожженное письмо!
Граф. Я все еще не понимаю, почему ты пошел с нами, зачем вообще мы пошли вместе, но ты был яркий и задорный парень, а к вечеру субботы Даня уже не задавался всякими сложными вопросами: идет с нами так идет с нами, помоги рюкзак скинуть.) Ты был настоящим аристократом, это было видно, даже на улицу ушел без куртки, тонны сердец и умиления, спасибо!
Лихо. Разум холодных улиц! Мне кажется, без тебя у нас вообще не было бы шансов далеко уйти. Ты не заморачивался этическими штуками и знал, что если уходить, то куда-то, в определенное время и не с пустыми руками. Это было круто. И смотрел на все ты здраво и просто, и вообще был прекрасный, стало жаль к концу, что первую половину игры мы пересекались мало.
Дамир. Упертая зараза, какой ты был потрясающий! Очень яркое изменение отношения от почти-товарища-и-соседа-по-комнате до не-хочу-иметь-ничего-общего. Очень яркая, красивая уверенность в своей правоте, непрошибаемая ничем. Спасибо огромное за большой пласт игры!
Игроки. Педсостав. Прекрасные и разные! Мимимишный директор, суровый Кукуцапль, практикант-одуванчик, эстет-килограмм-лирики, идеолог-сложные-щщи, завхоз-который-за-нас, медсестра-которая-не-палилась-что-контрреволюционерка! Спасибо, что дали побеситься в первый вечер. Спасибо, что были за нас. И немного отдельно.
НикодимЮрыч. Тонны тонн терпения и сдержанности, как вам удавалось? Для меня канон Макаренко сосредоточился в вас. Прекрасный человек, который пытался как лучше и готов был нести ответственность за все и не пытался прибить слишком активных воспитанников. У вас была потрясающая способность пробуждать совесть одним взглядом и зажигать сердца, и я, честно, не знаю, как у вас получалось, Дане никогда раньше не хотелось пойти организовать прессинг агрессивных письмоваятелей ради какого-то малознакомого мужика. Спасибо. И извините, что мы так много и долго выносили вам мозг. Если нас все-таки вернут в отряд, совесть Дани будет рыдать.)
Лелюд Кукуцаплиевич. Офигенно яркий и потрясающий персонаж. Оставаться с вами в комнате вдвоем с Фаустой было как-то _реально_ стремно. Но вы были за нас, за воспитанников, и были адекватны в итоге - это изменило отношение к вам. Спасибо!
Очень много слов персонажного отчетаКогда Данька Штиль, мальчик из городка, оставшегося за пределами Куйского ызда, приезжает в отряд, он еще почти ничего про отряд не знает, кроме того, что ребята там соберутся самые разные, что происходить там будет "коллективное воспитание" и что оттуда, если что, можно уйти. Последняя мысль не вертится в голове постоянно, но незаметно успокаивает.
В первые часы он осматривается, знакомится с соседями - спокойный, серьезный Илларион и одетый во все черное Дамир. С Дамиром они в один тон - у Даньки сегодня тоже одежда темная. В комнатах уже кто-то дерется, кто-то носится по этажам, кудрявый Михрютко угощает привезенными сладостями и, с намеком называя свою фамилию "Забабашкин", предлагает обращаться, если понадобится что-то особенное на покурить.
Постепенно все стягиваются вниз. Девочка в платье в пол - почему-то с синими волосами. Мальчишки в кепках. Девочка с темными кудрями и красными лентами. Рубашки, пиджаки, лица. Гул голосов. Появляются преподаватели, и вместе с ними - директор, мужик в строгом костюме. На фоне остального педсостава он явно выигрывает: мрачноватый мужик в камуфляже, одуванчик-практикант, трогательный эстет, улыбчивая медсестра, непонятный идеолог доверие внушают смутное, разве что завхоз КалинВаныч кажется еще ничего так. Директор говорит, что вот они теперь тут все вместе будут жить и учиться, а еще они разобьются на отряды-внутри-отряда сейчас, и вот вытягивайте, пожалуйста, бумажки с номером вашего.
Данькин "первый сводный" по фамилии капитана начинают называть "отрядом Лоховски", и это смешно. Но парню, конечно, не повезло. Вот не мог с другой фамилией родиться, а? Еще в первом сводном оказывается синеволосая девочка-аристократка, которая, кажется, вообще не понимает, почему тут в зале еще не появилась толпа слуг и что значит "накрыть на стол". Работать она отказывается, Данька мысленно фыркает: ну, привыкнет, принцесса, сейчас ей все объяснят.
После ужина директор просит Даню проводить наверх вымазанного в саже парнишу. Парниша представляется Тимуром и рассказывает, что он долго путешествовал по степи, а сюда зашел, по сути-то, просто так. (Статус отряда загадочно колебался: они всех желающих берут, что ли? Это ж насколько все плохо?).
После ужина знакомятся и расписывают чашки красками, а Данька поднимается в комнату, где находит Дамира, Сашу и книжку "Искусство любви".
- Ты медик или математик? - строго спрашивает с порога Дамир, когда книжку еще не видно.
- Не знаю. Просто Даня не прокатит?
- Нет, это важно: медик или математик?
В книжке есть графики - это для математиков, вестимо, и есть схемы и картинки - это для медиков. Дамир показывает разные рисунки рекомендованных поз, называя их "человек блюет", "слон", "он откусывает ей голову" - и выглядит это все реально так. Периодически в комнату кто-то пытается войти, книжка поспешно прячется, но шухер оказывается снова и снова ложным.
Позже к изучению материалов присоединяется Ольха. Нереалистичность поз требует проверки - и Ольха радостно подключается, и они с Дамиром вдвоем, глядя на картинку, воссоздают "позу на стуле". К счастью, в одежде. Саша с Данькой долго гыгыкают, а потом Ольха куда-то уносится по делам, и практика заканчивается.
В какой-то момент, когда до отбоя еще есть время, а в комнате остаются Данька и Саша, приходит еврейский мальчик Алек. За ним явно гонится кто-то из преподавателей, и Алек прячется в шкаф, а Даня с Сашей прикидываются спящими (идиотизм ситуации ясен - еврейский мальчик в шкафу, Сашка тут вообще не живет, Даня сам с ботинками на кровати валяется). Приходит НикодимЮрыч, находит Алека и забирает, пожелав спокойной ночи.
- Семь минут до отбоя! - заявляет где-то во втором часу ночи мужик-в-камуфляже, имя которого Даня, не заморачиваясь, сокращает до Кукуцапля. Очередь к умывальнику, раскаты смеха где-то внизу и неторопливо бродящие по коридору воспитанники намекают, что через семь минут отбой все равно не наступит, и Кукуцапль, значит, орет просто так, для ускорения процесса.
В коридор Даня с Дамиром выбираются по очереди, сначала просто осматриваясь, а потом приходит Сашка, и все вместе они идут в гости к соседям через коридор. У соседей оказывается весело: и сами соседи, Елисей и Яр в том же полосатом свитере, и аристократка-не-любящая-кастрюли-и-ложки. И скоро туда же приходят граф - рыжий мальчик по имени Олесь, и девочка-касашка Розалена, и Тимур с Алеком...
Периодически туда заглядывают преподаватели, педантично пересчитывают торчащие из-под одеял головы (неуставные головы - свыше трех нельзя! - прячутся под одеяла), удовлетворяются и уходят. Заглядывает даже НикодимЮрыч, как раз когда Изабелла-аристократка пытается учить Яра вальсу, и как-то остается надолго - и вообще не ругается. (Это у них всегда в отряде так, что ли? А говорили, тут дисциплина).
Спать в итоге расходятся они все часам к четырем, а засыпают и того позже.
***
Утром затевают зарядку, но это мероприятие назвать зарядкой можно, только если издеваясь. Выглядит, правда, задорно: воспитанники на улице, Дамир показывает упражнение, девочки стоят в ночнушках, преподаватели курят рядом, воспитанники покуривают с ними, там же носятся собаки, кто-то уходит прогуляться вокруг дома... Ольха, девочка в ночнушке, показывает "вращение корпусом" и "вращение бедрами" очень интересно.
- ...изабелла не делает! Все стоим и ждем Изабеллу!
- ...давайте возьмемся за руки и будем делать упражнение так!
- ...пусть Изабелла встанет рядом и показывает, я не буду показывать без нее!
- ...ктоооо хорошая собачка!
- ...товарищ практикант, присоединяйтесь!
Огромный белый пес притаскивает толстенную доску и с намеком крутит мордой. Играть с псом как-то продуктивнее, чем крутить руками и притворяться, что этот выгул дурдома имеет отношение к зарядке.
Но оказывается, что выгул дурдома только начался. Вторым этапом - завтрак миновал почти благополучно - становится урок идеологии. Даня приходит к самому началу, выполнив задачу "доставь Изабеллу вниз".
Изабелла снова оказалась в его отряде и снова доставляла хлопоты, на этот раз - неторопливо размазывая черную штуковину по ресницам, сидя перед зеркалом на третьем этаже и явно не намереваясь на урок приходить вовремя. Рассудив, что объект проще унести, чем увести словами, со стула Изабеллу Даня просто поднимает и ставит рядом, штуковину для ресниц с энной попытки забирает. Изабеллу удается доставить вниз - правда, внизу она вспоминает, что забыла бумагу и ручку, и просит Даню принести. Мысль "а не походить ли ей уже своими ножками" ударяется о мысль "да она ж там около зеркала опять застрянет", и Даня обещает принести.
Когда он возвращается, стулья в зале уже стоят кругом. Вообще, от урока идеологии чего можно ждать? Лекций, занудства, красивых слов, истории революции, обсуждения исторических личностей, да хоть того же Ройша, в честь которого назван отряд... Но говорится почему-то об убийствах. (После того, как девочки, все еще в ночнушках, проходятся по столам). Говорится о морали. О личной ответственности. Дамир утверждает, что необходимо разграничивать понятие "убийство" и понятие "казнь". Вспоминают расстрелы, законы военного времени, говорят о задачах государства в условиях военного положения - невидимый мячик летает из одного места в другое, и это все затягивается слишком надолго. Даня смотрит на преподавателя и думает: вы серьезно? что вы хотите сказать? к чему это все? вы не слышите, что тут уже ясно выстроились две группы? зачем вам это? и толку-то от разговоров: что, расстрелы прекратятся от этого, или мертвые восстанут, или что? за какие ниточки и зачем вы вообще дергаете?
- Может, вы сразу озвучите, к какому выводу нас хотите привести и что услышать? - подняв руку, спрашивает Даня.
- Вам не интересно?
- Не интересно.
- Ну так вы можете идти, если неинтересно.
А, ну если так можно.
Вместе с Даней выходит Тимур - и то, что нашелся единомышленник, которому эти разговоры тоже не по душе, неожиданно очень радует.
На улице они находят промерзший бассейн, в котором, как пробка, плавает лед, и залезают прямо туда - не прекращая разговор про эксперимент и неизвестность. Странные темы - проверка? Отсутствие учебного плана - это как вообще? Снежки, тяжелые и мокрые, летят в крышу беседки. Размахиваться приятно - этими же снежками залепить бы в голову идеологу. Что тут вообще происходит?
...когда они возвращаются, урок уже закончен. На кухне, куда они идут заварить чай, толпятся воспитанники, и кто-то из них роняет фразу: "...наговорил на Колошму". Данька прислушивается: это, кажется, про идеолога. Кипяток льется в чашки - и раздается взрыв.
Во дворе - окровавленные люди.
- Алек кинул гранату в физрука, - говорит кто-то.
***
Но на самом деле это должно звучать не так. "Парень, у которого два года назад без суда расстреляли родителей и который только что слушал кривоморальную галиматью про расстрелы, кинул гранату в человека, который явно служил в Силовом комитете и носит на поясе табельное" - вот это справедливее.
Как-то случайно затевается разговор с Фаустой - девочкой из Польши-Италии. Они сидят на лестнице на третьем этаже - там на чердаке среди камней и матрасов заперлись Алек с Тимуром. Что-то происходит, о чем-то говорят, но все проходит мимо.
Межвременье. Запомнится Дане только разговор с Фаустой там, на лестнице, попытка оттащить дуру-аристократку подальше, чтоб не нарывалась на разъяренного Тимура, и прогулка с Фаустой по улице.
Фауста рассказывает, как оказалась здесь - из Польши ее отправили сюда к тете, чтобы не смело войной, "а тетя не любит детей". Рассказывает, что у Розалены, как и у Алека, расстреляли родителей. И пятнадцатилетних братьев. Всю семью. Рассказывает, что хочет назад в Польшу - там хоть и война, но никого не расстреливают так просто.
На улице теплее, чем было утром, снег почти растаял. В ветвях еще голых кустарников прячутся прошлогодние рыжие плоды, увядшие и поплывшие за зиму. Что будет дальше с Алеком?
Это Даня спрашивает позже у НикодимЮрыча и слышит в ответ: это решит суд.
- Что грозит Алеку, если будет суд?
Перспективы можно прочитать даже по лицу директора, хотя оно, на первый взгляд, такое же сдержанное, как прежде.
***
Есть простая вещь: если человека можно вылечить, его нужно вылечить. Так говорит отец Дани, который и дома-то ночевал обычно раза три в неделю, если повезет - четыре, потому что люди не выбирали, когда заболеть. Нельзя отказать в помощи, нельзя помогать спустя рукава. Можно помочь - нужно помочь. Все просто. И речь не только о медицине.
Колошма - это не помощь.
И пули не помощь. Они что, не понимают?
По напряженным нервам ударяет разговор с Дамиром и Сашей. Пока Даня складывает свои два и два, понимая, что желание что-то сделать для незнакомого мальчика с гранатой почему-то растет и растет, Дамир складывает свои: о том, что Алек Грин опасен, а инцидент с гранатой должен быть донесен до нужных структур. Потому что закон должен соблюдаться.
Абсурд: они пытаются говорить об одном, но выходит мешанина, только накал растет.
В пылу разговора Дамир орет, что и у него неделю назад убили отца, и что теперь?! - и Даня понимает, что это все надо сворачивать. Бесполезно и не нужно.
***
- Не отдавайте Алека под суд!
Даня с Фаустой приходят к директору вдвоем. Долго вылавливают его в коридорах, пытаются не упустить из вида, директор поднимает палец: ждите, ждите, - и наконец-то они приходят в библиотеку. И в ответ на просьбу НикодимЮрыч улыбается.
Он улыбается постоянно, и теперь непонятно, что это значит: да, конечно, не отдам; о чем вообще вы просите, ну подумайте сами; глупые дети, ну разве это от меня зависит - или еще тысяча вариантов.
- Я улыбаюсь, потому что вы озвучили мою мысль.
И директор говорит, что сегодня Тимур с Алеком покинут отряд и переживать не о чем. Но подвох в этом точно есть, и спустя пару наводящих вопросов выясняется, что ответственность за все произошедшее директор жаждет взять на себя. И за дурака с гранатой, и за чужие ранения, и, и, и - да почему сразу не за все мировое зло?
Еще директор говорит, что письмо в СК уже отправлено. Кем-то. И делать что-то поздно: они узнают. Но линия "Алек и суд" сплетается с линией "НикодимЮрыч и суд" так, что выправить все можно, только избавившись от суда в первом случае. А значит, убрав из уравнения это несчастное письмо. И того, кто его написал.
Вопрос, кто, даже как-то не стоит. Даня с Фаустой, как-то незаметно спевшись в уверенности, что НикодимЮрыч перегнул и непонятно зачем нарывается, идут к Дамиру.
- Ты знаешь, что было написано письмо в СК?
- Ну? - Дамир изгибает бровь.
Дальше можно не спрашивать. Фауста шипит на него, Дамир упирается и рычит про закон, на улице солнце, мимо ходят раненые - узел затягивается туже, но есть явная нитка, за которую можно дернуть: письмо.
Поддавшись нелепому порыву, Данька переодевает рубашку - словосочетание "Черные Рубашки" звучит все чаще, и принадлежать к их числу даже по цветовому признаку не хочется.
***
...А еще все яснее звучат разговоры о том, что из отряда так просто не уйдешь. Сбежишь - вернут, сюда или в другой отряд, сбежишь еще раз - попадешь в отряд пожестче. Вам говорили, что можно уйти? Забудьте. Нельзя вернуться в семью, нельзя вернуться в свою школу - и непонятно, почему это становится ясно так поздно.
***
"Коллективное воспитание" оказывается внезапно не сухим понятием, а неприятной практикой, когда весь отряд собирают в зале, рассказывают о гранате и предлагают высказаться, как воспитанники видят дальнейшую судьбу Алека.
Педсостав старательно несет дичайшую пургу, используя для этого, видимо, просто все свои ресурсы, и уже просто смешно: они что, издеваются? Привели сюда двадцать воспитанников, спрашивают их мнение, но при этом решение хотят принять сами; спрашивают, оставить Алека в отряде или отдать под суд, и говорят, что оставить - это вовсе не нарушение закона; и говорят, что мы тут вовсе не решаем, отнять у человека жизнь или нет, а просто делимся мнением.
Но связь проста, думает Даня, пребывая в тихом шоке от происходящего. Суд - это тюрьма или расстрел. Тюрьма - та же смерть или очень короткая и печальная жизнь. Так что, мы правда не пытаемся решать, заслуживает человек жизни или нет?
По итогам Алека решают оставить в отряде - только какой в этом смысл, если письмо отправлено?
***
...когда Даня с Фаустой, предавшись паранойе, идут поискать оружие в комнате, где живет Дамир, наступает пора неловких ситуаций. В самый разгар в комнату заходит Дамир - и застает странные хаотичные обжимания у шкафа. В котором, конечно, только что активно шарили. Дамир хмыкает, что зашел невовремя, и, забрав что-то из комнаты, уходит. Пронесло.
***
Фауста - хороший товарищ. И Елисей - хороший товарищ. С ними отлично раскладывается по полочкам то, что происходит.
Письмо можно сжечь, но останется Дамир и его руки.
Взрыв гранаты можно выдать за несчастный случай, но остаются свидетели и раненые: согласятся ли они сделать вид, что граната просто неловко вывалилась из рук и подожглась в полете?
Оставаться с Кукуцаплем в одной комнате откровенно жутко, особенно когда он рявкает: "У вас есть две минуты!" - но он первый, на ком план с несчастным случаем может погореть. Но Кукуцапль внезапно заявляет, что никаких претензий к Алеку не имеет и показания против давать не станет. (Все еще: что происходит в этом отряде?!)
Зато сам отряд происходит в Куйском ызде, а почта здесь ходит раз в два дня, поэтому на внезапном заседании неофициального ОбществаЗащитыАлекаГрина принимается решение письмо и в самом деле сжечь. Алек делится спичками и ацетоном, кто-то еще делится планами Черных рубашек на создание внутри отряда контрольно-карающего органа по аналогии с СК, Тимур делится словами Кукуцапля, которые идут резко вразрез с его недавними уверениями, что он на стороне Алека, и все это достаточно хреново.
Зато письмо горит качественно. И все те письма, которые лежат в почтовом ящике, тоже. Долго горят, хорошо. И выйти за ворота легко - правда, по возвращении эстет что-то бормочет про "нагулялись" и про дежурства, но это неважно.
***
Во дворе поднимается ветер. Даньку на улице встречают собаки и радостно скачут вместе с ним по тропинке к качелям, на которых сидят, как всегда, ненормально сдержанные и уставшие директор и эстет. Перед ними стоит Елисей - его послали поискать НикодимЮрыча, но Елисей не вернулся.
Разговор по сотому кругу. Что ждет дальше, что можно сделать с жаждущими писем руками Дамира, да давайте же уже что-то делать! Елисей полыхает злостью и нетерпением, говорит-говорит-говорит - и внезапно Данька вообще перестает понимать, чего хочет товарищ, потому что разговор мотается из стороны в сторону, а суть никак не находится. Даня задает важный для него вопрос:
- Скажите нормально, мы зря вот об этом всем думаем? Или это правда актуально?
- Это правда актуально, - мрачно говорит эстет.
Дане этого достаточно. Значит, проблема есть, и только взрослые здесь не хотят ее решать.
- Если они не хотят, то давайте мы решим, - говорит он Елисею, но тот взрывается, орет что-то, отталкивает Даню и кидается на директора. Удержать не удается - по морде достается и директору, и Даньке, и это все похоже на какой-то бессмысленный ураган, и только потом эстет хватает Елисея.
- Полегчало? - это директорское спокойствие прошибить вообще можно?
Наверное, спокойствие и пугает. Жажда сломить горы разгорается, но куда ее приложить - непонятно; и если бы хоть кто-то рявкнул на них, дескать, не вашего вообще ума дело, что тут происходит, ваше дело - учиться и не возникать тут по каждому поводу! - тогда стало бы проще. Это понятно и привычно, и это часто значит, что у взрослых все схвачено. А тут не схвачено ничего. И все рассыпается.
А потом приходит Фауста - с окровавленными руками. И говорит, что в доме опять кого-то ранили, пока они тут прохлаждаются.
А потом кто-то говорит, что в отряд едет хэр Ройш.
***
Спектакль "Коллективное воспитание", акт второй. Зал, полный состав воспитанников, преподаватели. На этот раз на сцене разворачивается действо под названием "все, что вы не хотели знать о педсоставе". Идеолог, загадочный оппозиционер (признание, что он жаждет оппозиции, Даня услышал еще днем, когда они, окружив идеолога на кухне, задавали вопросы; преподаватели все как один славно играют словами), рычит и мечет молнии, обещая закручивание гаек, репрессии и сдавать каждого, кто хоть чуть нарушит законы и потревожит дисциплину, властям.
- Смотри, он снял шарф, - говорит Фауста, - и стал злым.
Это замечание веселит, но легче не становится. На сцене разворачивается острая драма, Кукуцапль ругается с идеологом (кто тут вообще дети?..) и уходит, когда идеолог, как обезьянка, его передразнивает. Половина воспитанников растекается, половина остается придумывать правила про дежурства. Вопрос, что опять происходит в этом отряде, уже даже задавать бессмысленно.
***
"Мальчик играл в Силовой Комитет...".
В доме появляются листовки. Одни - про химкружок и гранаты, их приносит скомканными в кулаке злая Фауста. Другие - про СК и стукачество, красочные, не то что карандашные заметки, появляются позже. Фауста загадочно улыбается. Под ногтями у нее осталась краска.
Мальчик Данечка - другой Данечка - пишет коллективное письмо обо всем, что тут происходит, и носится по этажам, собирая подписи. Кто-то говорит, что Дамир узнал о сожженном письме и посмеялся: надо будет - напишет еще. Ройш приедет и увидит перевязанного Кукуцапля и раненых Олеся с Васей. Камень уже покатился с горы.
***
Лихо сбегал из отрядов много раз, и здесь он оставаться тоже не собирается. Фауста хочет домой в Польшу. Данька не хочет оставаться в отряде - в отрядах в принципе! - и не понимает, почему нельзя вернуться и зачем это все. Вместе они сидят на третьем этаже в комнате Лихо, передают из рук в руки бутылку с ликером, сладкая гадость обжигает нёбо. На улице под окнами курят преподаватели.
- Если уходить, - говорит Лихо деловито, - нужно что-то уносить с собой.
Совесть колется: красть что-то из отряда не хочется совершенно, но добраться до Польши с пустыми руками - план совсем идиотский, с пустыми руками даже до Данькиного дома не добраться. Еды-то точно придется взять. А если подготовиться хоть немного и потом доехать до отца - там можно запастись какими-то медикаментами, еще едой, взять теплые вещи. Даня представляет лицо отца: "Привет, папа, это польская аристократка и картежник-беспризорник, мои друзья, можно мы ограбим немного наш дом?".
- Лучше бы подождать тепла, - вздыхает Лихо, - но сейчас они могут закрутить гайки, дальше не вырвемся.
Хэр Ройш приезжает, когда Данька с Лихо греют на кухне суп: уходить голодными глупо. Даньку на пороге кухни хватает за локоть эскашник с каменным лицом и вталкивает в кухню. Обыскивает, коротко скомандовав: "Руки в стороны!" - и потом приходит Ройш. С тростью, невозмутимый, предлагает сесть. Задает вопросы.
Такие вопросы, словно письмо не сгорело несколько часов назад.
Грубить Ройшу - худшее, что можно придумать, и Даня старается играть в партизана осторожно, чтоб без хамства, только спрашивает:
- Вы же и так уже все знаете, зачем вам?
- Хочу вас послушать, - говорит Ройш.
Но отпускает быстро и командует позвать следующего.
В коридоре Даня видит Розалену. На полу. Со следом от пули на лбу. За закрытой дверью зала звучат вальсы, там кто-то смеется, а в коридоре - труп воспитанницы. И невозмутимые эскашники по двум сторонам от двери.
Кто-то говорит, что Розалена кинулась на Ройша сама и была за это застрелена. Данька находит глазами Фаусту и Лихо и кивает на лестницу: наверх.
- Нужно валить прямо сейчас.
Не потому что здесь опасно или лично им что-то грозит. Просто потому что здесь творится откровенна дрянь и здесь невыносимо.
***
В итоге "прямо сейчас" не получается. Труп уносят, всех сгоняют в зал - послушать речь Ройша. Но сначала Ройшу приходится послушать великолепный отрядский хор, который могли бы взять на вооружение эскашники как особенное пыточное средство.
Занятие по хоровому пению Даня пропустил. Как и строевую подготовку, и половину урока идеологии. И теперь, пока хор выстаривается, они с Фаустой незаметно перетекают в угол к преподавателям. Ройш старательно терпит первую песню, снисходительно улыбается на второй и заключает про третью: "Реабилитировались". И только потом наконец-то читает речь, бесконечно длинную, разбавленную водой на две трети. И его не беспокоит ни тот факт, что тут только что убили воспитанницу, а они тут поют; ни что перед ним сидит, рыдая, Васька; ни что он, вообще-то, только что допрашивал их всех.
Когда Ройш уходит, в зале дружно выдыхают. У кого-то вдохновленно светятся глаза, но у Даньки с Лихо и Фаустой желание остаться так и не появляется. К ним, к тому же, присоединяется рыжее графье - Олесь.
Лихо напоминает, что руки у них все еще пусты, и предлагает взять вещи Розалены: ей они уже не пригодятся. Но поднявшись в комнату на третьем этаже, они обнаруживают над кроватью Розалены рыдающих девочек и понимают, что придется обойтись.
Из окна второго этажа Данька с Олесем скидывают Данькин рюкзак (снести вещи вниз невозможно, пока там усердно толпятся преподаватели) и чуть не скидывают самого Олеся, но он благополучно слезает вниз. Рюкзак ловит покуривающий внизу Лихо.
Перед уходом Даня оставляет записку НикодимЮрычу - пока он пишет, в комнату заглядывает сам НикодимЮрыч, и совесть начинает точить когти и орать. Почему-то перед директором неловко и стыдно: он старался сделать отряд нормальным, это не он все испортил, а они сами, воспитанники. Гранатами, ножами, письмами - коллективно подставить отряд вышло легче, чем построить, и побег дополняет подставу качественно, просто качественнее некуда. В комнату заглядывает и Фауста - очевидно, поторопить, но натыкается на директора и ехидничает: что, Даня, письмо любовное пишешь? Да, Фауста, тебе, не вовремя ты вошла.
Выйти за ворота оказывается еще проще, чем днем: теперь там даже никто не курит в сторонке. Через два метра вперед по дороге Олесь зябко передергивает плечами и говорит, что забыл пальто. Согреть графье коллективнми объятиями можно сейчас, но не всю же дорогу до Польши идти в обнимку. Олесь уходит за пальто - и возвращается в пальто и с Сережей.
На пятерых у них есть две банки тушенки и несколько яблок, которые стащил с кухни Лихо, и много-много идиотизма. И они уверены, что им хватит.
И немного странных пирожков из твиттера по мотивам х)
вы оглядитесь нам сказали
теперь вы все одна семья
и тихо донеслось с галерки
"ойбля"
коллективизм есть цель отряда
первостепенный постулат
и свалим тоже ДРУЖНО ВМЕСТЕ
в закат!
у нас воспитанники чудо
ножи гранаты дикий ор
и лучше всех орудий пыток
наш хор
одна немытая кастрюля
как символ классовой борьбы
нет не изменишь изабелла
судьбы
назвали их отряд в честь ройша -
мол, как корабль назовешь...
но это правило по ходу
пиздеж
Товарищи и не товарищи, каша в голове, попытки запихнуть картину мира в понятные рамки, много идеологии, много сложных тем, много переплетенных историй.
Поиграть в подростка оказалось интересно и расслабляюще: ты можешь мотаться, можешь путаться и можешь говорить ерунду. Это только кажется, что мир у тебя на ладони. И когда он раскинется во всю ширь, ты честно охренеешь.
Благодарности
Мастера. Я зацепилась за идею игры, как только прочитала, по каким она канонам. Бедроград никаких эмоций не вызывал, а вот Макаренко - да, и это то, что мне очень захотелось попробовать. Я не знаю, насколько это можно считать отражением реальной практики коммун-колоний-отрядов и всех возможных аналогов, эти мысли я сформулирую позже, когда откопаю нормальные мозги, но поиграть в это точно было здорово.
Спасибо за организацию всего этого, за возможность сыграть персонажа именно таким - нам с Данечкой оказалось очень задорно. Вы герои!
Игроки. Воспитанники. Такой дивный разношерстный коллектив!
Далеко не со всеми удалось пообщаться, но ощущение "рядом что-то происходит" преследовало с начала и до конца. Коллектив жил, менялся, устраивал треш, и находиться внутри было потрясающе. Девочки поражали воображение - все вместе и каждая по отдельности. Дефиле по столу, громкая Лерочка, Ольха на зарядке, которую хотелось укутать в три одеяла, совершенно прекрасная рассудительная Васька! Парни классные тоже все, говорливый тавр, который так интересно рассказывал в первый вечер о своей жизни, вальсирующий на пижамной тусовке граф, прекрасные две Черные Рубашки, мальчик-с-чемоданом, тусовка в кепариках! Отдельно скажу некоторым, с кем пересекались больше. Изабелла.
Спасибо за твой невыносимый характер! Сначала ты Даню удивляла, потом раздражала, а потом веселила, твои выступления против кастрюль были прекрасны. Когда ты подняла руку после речи Ройша, у меня сердце екнуло)) И спасибо за матчасть в электричке. Имена революционеров так и не пригодились, но я честно пыталась их всех выучить.) Всемил, Сеня! Я обожаю таких персонажей, которые выделяются своим образом! Сеня был очень ярким, простым и понятным - тоже не понимал, зачем ему отряд, если можно на земле с семьей работать. С тобой очень круто и легко было говорить, спасибо!
Тимур. Спасибо отдельное за разговор в бассейне и за то, что с идеологии ты тоже свалил - неужели хоть один еще нормальный человек, подумал Даня.) Ты казался адекватным и честным, и это было круто. В тебе Даньке виделся возможный товарищ и единомышленник, если бы времени на пообщаться было больше.
Алек. Лично мы разговаривали один раз, да и то про ацетон и спички, но даже со стороны ты пнул меня в опреленную сторону личного сюжета, спасибо.) Для тебя реально хотелось что-то сделать и прекратить этот лютый дурдом. Твоя речь на собрании очень тронула, надеюсь, у Алека дальше все будет хорошо.
Фауста. "Напомни, кто ты и почему мы разговариваем?") Внезапная единомышленница, которая не хотела никого жечь на костре и сдавать СК, а хотела человеческой справедливости. Д - дружба!
Тебе доверялось как-то само собой, ты говорила правильные вещи, особенно там, на первом собрании, и была совершенно прекрасна. Спасибо. Даня сделает все, чтобы в нашем упоротом путешествии с тобой все было в порядке. Елисей. Адекват и вспыльчивость сочетались так круто и замысловато, что Даня то понимал тебя, то не понимал и огребал по лицу, но доверять не переставал. Жаль, что дороги разошлись, но, может, ненадолго, если нас-таки настигнут и вернут. Спасибо тебе за слежку за Черными Рубашками и сожженное письмо!
Граф. Я все еще не понимаю, почему ты пошел с нами, зачем вообще мы пошли вместе, но ты был яркий и задорный парень, а к вечеру субботы Даня уже не задавался всякими сложными вопросами: идет с нами так идет с нами, помоги рюкзак скинуть.) Ты был настоящим аристократом, это было видно, даже на улицу ушел без куртки, тонны сердец и умиления, спасибо!
Лихо. Разум холодных улиц! Мне кажется, без тебя у нас вообще не было бы шансов далеко уйти. Ты не заморачивался этическими штуками и знал, что если уходить, то куда-то, в определенное время и не с пустыми руками. Это было круто. И смотрел на все ты здраво и просто, и вообще был прекрасный, стало жаль к концу, что первую половину игры мы пересекались мало.
Дамир. Упертая зараза, какой ты был потрясающий! Очень яркое изменение отношения от почти-товарища-и-соседа-по-комнате до не-хочу-иметь-ничего-общего. Очень яркая, красивая уверенность в своей правоте, непрошибаемая ничем. Спасибо огромное за большой пласт игры!
Игроки. Педсостав. Прекрасные и разные! Мимимишный директор, суровый Кукуцапль, практикант-одуванчик, эстет-килограмм-лирики, идеолог-сложные-щщи, завхоз-который-за-нас, медсестра-которая-не-палилась-что-контрреволюционерка! Спасибо, что дали побеситься в первый вечер. Спасибо, что были за нас. И немного отдельно.
НикодимЮрыч. Тонны тонн терпения и сдержанности, как вам удавалось? Для меня канон Макаренко сосредоточился в вас. Прекрасный человек, который пытался как лучше и готов был нести ответственность за все и не пытался прибить слишком активных воспитанников. У вас была потрясающая способность пробуждать совесть одним взглядом и зажигать сердца, и я, честно, не знаю, как у вас получалось, Дане никогда раньше не хотелось пойти организовать прессинг агрессивных письмоваятелей ради какого-то малознакомого мужика. Спасибо. И извините, что мы так много и долго выносили вам мозг.
Если нас все-таки вернут в отряд, совесть Дани будет рыдать.) Лелюд Кукуцаплиевич. Офигенно яркий и потрясающий персонаж. Оставаться с вами в комнате вдвоем с Фаустой было как-то _реально_ стремно. Но вы были за нас, за воспитанников, и были адекватны в итоге - это изменило отношение к вам. Спасибо!
Очень много слов персонажного отчетаКогда Данька Штиль, мальчик из городка, оставшегося за пределами Куйского ызда, приезжает в отряд, он еще почти ничего про отряд не знает, кроме того, что ребята там соберутся самые разные, что происходить там будет "коллективное воспитание" и что оттуда, если что, можно уйти. Последняя мысль не вертится в голове постоянно, но незаметно успокаивает.
В первые часы он осматривается, знакомится с соседями - спокойный, серьезный Илларион и одетый во все черное Дамир. С Дамиром они в один тон - у Даньки сегодня тоже одежда темная. В комнатах уже кто-то дерется, кто-то носится по этажам, кудрявый Михрютко угощает привезенными сладостями и, с намеком называя свою фамилию "Забабашкин", предлагает обращаться, если понадобится что-то особенное на покурить.
Постепенно все стягиваются вниз. Девочка в платье в пол - почему-то с синими волосами. Мальчишки в кепках. Девочка с темными кудрями и красными лентами. Рубашки, пиджаки, лица. Гул голосов. Появляются преподаватели, и вместе с ними - директор, мужик в строгом костюме. На фоне остального педсостава он явно выигрывает: мрачноватый мужик в камуфляже, одуванчик-практикант, трогательный эстет, улыбчивая медсестра, непонятный идеолог доверие внушают смутное, разве что завхоз КалинВаныч кажется еще ничего так. Директор говорит, что вот они теперь тут все вместе будут жить и учиться, а еще они разобьются на отряды-внутри-отряда сейчас, и вот вытягивайте, пожалуйста, бумажки с номером вашего.
Данькин "первый сводный" по фамилии капитана начинают называть "отрядом Лоховски", и это смешно. Но парню, конечно, не повезло. Вот не мог с другой фамилией родиться, а? Еще в первом сводном оказывается синеволосая девочка-аристократка, которая, кажется, вообще не понимает, почему тут в зале еще не появилась толпа слуг и что значит "накрыть на стол". Работать она отказывается, Данька мысленно фыркает: ну, привыкнет, принцесса, сейчас ей все объяснят.
После ужина директор просит Даню проводить наверх вымазанного в саже парнишу. Парниша представляется Тимуром и рассказывает, что он долго путешествовал по степи, а сюда зашел, по сути-то, просто так. (Статус отряда загадочно колебался: они всех желающих берут, что ли? Это ж насколько все плохо?).
После ужина знакомятся и расписывают чашки красками, а Данька поднимается в комнату, где находит Дамира, Сашу и книжку "Искусство любви".
- Ты медик или математик? - строго спрашивает с порога Дамир, когда книжку еще не видно.
- Не знаю. Просто Даня не прокатит?
- Нет, это важно: медик или математик?
В книжке есть графики - это для математиков, вестимо, и есть схемы и картинки - это для медиков. Дамир показывает разные рисунки рекомендованных поз, называя их "человек блюет", "слон", "он откусывает ей голову" - и выглядит это все реально так. Периодически в комнату кто-то пытается войти, книжка поспешно прячется, но шухер оказывается снова и снова ложным.
Позже к изучению материалов присоединяется Ольха. Нереалистичность поз требует проверки - и Ольха радостно подключается, и они с Дамиром вдвоем, глядя на картинку, воссоздают "позу на стуле". К счастью, в одежде. Саша с Данькой долго гыгыкают, а потом Ольха куда-то уносится по делам, и практика заканчивается.
В какой-то момент, когда до отбоя еще есть время, а в комнате остаются Данька и Саша, приходит еврейский мальчик Алек. За ним явно гонится кто-то из преподавателей, и Алек прячется в шкаф, а Даня с Сашей прикидываются спящими (идиотизм ситуации ясен - еврейский мальчик в шкафу, Сашка тут вообще не живет, Даня сам с ботинками на кровати валяется). Приходит НикодимЮрыч, находит Алека и забирает, пожелав спокойной ночи.
- Семь минут до отбоя! - заявляет где-то во втором часу ночи мужик-в-камуфляже, имя которого Даня, не заморачиваясь, сокращает до Кукуцапля. Очередь к умывальнику, раскаты смеха где-то внизу и неторопливо бродящие по коридору воспитанники намекают, что через семь минут отбой все равно не наступит, и Кукуцапль, значит, орет просто так, для ускорения процесса.
В коридор Даня с Дамиром выбираются по очереди, сначала просто осматриваясь, а потом приходит Сашка, и все вместе они идут в гости к соседям через коридор. У соседей оказывается весело: и сами соседи, Елисей и Яр в том же полосатом свитере, и аристократка-не-любящая-кастрюли-и-ложки. И скоро туда же приходят граф - рыжий мальчик по имени Олесь, и девочка-касашка Розалена, и Тимур с Алеком...
Периодически туда заглядывают преподаватели, педантично пересчитывают торчащие из-под одеял головы (неуставные головы - свыше трех нельзя! - прячутся под одеяла), удовлетворяются и уходят. Заглядывает даже НикодимЮрыч, как раз когда Изабелла-аристократка пытается учить Яра вальсу, и как-то остается надолго - и вообще не ругается. (Это у них всегда в отряде так, что ли? А говорили, тут дисциплина).
Спать в итоге расходятся они все часам к четырем, а засыпают и того позже.
***
Утром затевают зарядку, но это мероприятие назвать зарядкой можно, только если издеваясь. Выглядит, правда, задорно: воспитанники на улице, Дамир показывает упражнение, девочки стоят в ночнушках, преподаватели курят рядом, воспитанники покуривают с ними, там же носятся собаки, кто-то уходит прогуляться вокруг дома... Ольха, девочка в ночнушке, показывает "вращение корпусом" и "вращение бедрами" очень интересно.
- ...изабелла не делает! Все стоим и ждем Изабеллу!
- ...давайте возьмемся за руки и будем делать упражнение так!
- ...пусть Изабелла встанет рядом и показывает, я не буду показывать без нее!
- ...ктоооо хорошая собачка!
- ...товарищ практикант, присоединяйтесь!
Огромный белый пес притаскивает толстенную доску и с намеком крутит мордой. Играть с псом как-то продуктивнее, чем крутить руками и притворяться, что этот выгул дурдома имеет отношение к зарядке.
Но оказывается, что выгул дурдома только начался. Вторым этапом - завтрак миновал почти благополучно - становится урок идеологии. Даня приходит к самому началу, выполнив задачу "доставь Изабеллу вниз".
Изабелла снова оказалась в его отряде и снова доставляла хлопоты, на этот раз - неторопливо размазывая черную штуковину по ресницам, сидя перед зеркалом на третьем этаже и явно не намереваясь на урок приходить вовремя. Рассудив, что объект проще унести, чем увести словами, со стула Изабеллу Даня просто поднимает и ставит рядом, штуковину для ресниц с энной попытки забирает. Изабеллу удается доставить вниз - правда, внизу она вспоминает, что забыла бумагу и ручку, и просит Даню принести. Мысль "а не походить ли ей уже своими ножками" ударяется о мысль "да она ж там около зеркала опять застрянет", и Даня обещает принести.
Когда он возвращается, стулья в зале уже стоят кругом. Вообще, от урока идеологии чего можно ждать? Лекций, занудства, красивых слов, истории революции, обсуждения исторических личностей, да хоть того же Ройша, в честь которого назван отряд... Но говорится почему-то об убийствах. (После того, как девочки, все еще в ночнушках, проходятся по столам). Говорится о морали. О личной ответственности. Дамир утверждает, что необходимо разграничивать понятие "убийство" и понятие "казнь". Вспоминают расстрелы, законы военного времени, говорят о задачах государства в условиях военного положения - невидимый мячик летает из одного места в другое, и это все затягивается слишком надолго. Даня смотрит на преподавателя и думает: вы серьезно? что вы хотите сказать? к чему это все? вы не слышите, что тут уже ясно выстроились две группы? зачем вам это? и толку-то от разговоров: что, расстрелы прекратятся от этого, или мертвые восстанут, или что? за какие ниточки и зачем вы вообще дергаете?
- Может, вы сразу озвучите, к какому выводу нас хотите привести и что услышать? - подняв руку, спрашивает Даня.
- Вам не интересно?
- Не интересно.
- Ну так вы можете идти, если неинтересно.
А, ну если так можно.
Вместе с Даней выходит Тимур - и то, что нашелся единомышленник, которому эти разговоры тоже не по душе, неожиданно очень радует.
На улице они находят промерзший бассейн, в котором, как пробка, плавает лед, и залезают прямо туда - не прекращая разговор про эксперимент и неизвестность. Странные темы - проверка? Отсутствие учебного плана - это как вообще? Снежки, тяжелые и мокрые, летят в крышу беседки. Размахиваться приятно - этими же снежками залепить бы в голову идеологу. Что тут вообще происходит?
...когда они возвращаются, урок уже закончен. На кухне, куда они идут заварить чай, толпятся воспитанники, и кто-то из них роняет фразу: "...наговорил на Колошму". Данька прислушивается: это, кажется, про идеолога. Кипяток льется в чашки - и раздается взрыв.
Во дворе - окровавленные люди.
- Алек кинул гранату в физрука, - говорит кто-то.
***
Но на самом деле это должно звучать не так. "Парень, у которого два года назад без суда расстреляли родителей и который только что слушал кривоморальную галиматью про расстрелы, кинул гранату в человека, который явно служил в Силовом комитете и носит на поясе табельное" - вот это справедливее.
Как-то случайно затевается разговор с Фаустой - девочкой из Польши-Италии. Они сидят на лестнице на третьем этаже - там на чердаке среди камней и матрасов заперлись Алек с Тимуром. Что-то происходит, о чем-то говорят, но все проходит мимо.
Межвременье. Запомнится Дане только разговор с Фаустой там, на лестнице, попытка оттащить дуру-аристократку подальше, чтоб не нарывалась на разъяренного Тимура, и прогулка с Фаустой по улице.
Фауста рассказывает, как оказалась здесь - из Польши ее отправили сюда к тете, чтобы не смело войной, "а тетя не любит детей". Рассказывает, что у Розалены, как и у Алека, расстреляли родителей. И пятнадцатилетних братьев. Всю семью. Рассказывает, что хочет назад в Польшу - там хоть и война, но никого не расстреливают так просто.
На улице теплее, чем было утром, снег почти растаял. В ветвях еще голых кустарников прячутся прошлогодние рыжие плоды, увядшие и поплывшие за зиму. Что будет дальше с Алеком?
Это Даня спрашивает позже у НикодимЮрыча и слышит в ответ: это решит суд.
- Что грозит Алеку, если будет суд?
Перспективы можно прочитать даже по лицу директора, хотя оно, на первый взгляд, такое же сдержанное, как прежде.
***
Есть простая вещь: если человека можно вылечить, его нужно вылечить. Так говорит отец Дани, который и дома-то ночевал обычно раза три в неделю, если повезет - четыре, потому что люди не выбирали, когда заболеть. Нельзя отказать в помощи, нельзя помогать спустя рукава. Можно помочь - нужно помочь. Все просто. И речь не только о медицине.
Колошма - это не помощь.
И пули не помощь. Они что, не понимают?
По напряженным нервам ударяет разговор с Дамиром и Сашей. Пока Даня складывает свои два и два, понимая, что желание что-то сделать для незнакомого мальчика с гранатой почему-то растет и растет, Дамир складывает свои: о том, что Алек Грин опасен, а инцидент с гранатой должен быть донесен до нужных структур. Потому что закон должен соблюдаться.
Абсурд: они пытаются говорить об одном, но выходит мешанина, только накал растет.
В пылу разговора Дамир орет, что и у него неделю назад убили отца, и что теперь?! - и Даня понимает, что это все надо сворачивать. Бесполезно и не нужно.
***
- Не отдавайте Алека под суд!
Даня с Фаустой приходят к директору вдвоем. Долго вылавливают его в коридорах, пытаются не упустить из вида, директор поднимает палец: ждите, ждите, - и наконец-то они приходят в библиотеку. И в ответ на просьбу НикодимЮрыч улыбается.
Он улыбается постоянно, и теперь непонятно, что это значит: да, конечно, не отдам; о чем вообще вы просите, ну подумайте сами; глупые дети, ну разве это от меня зависит - или еще тысяча вариантов.
- Я улыбаюсь, потому что вы озвучили мою мысль.
И директор говорит, что сегодня Тимур с Алеком покинут отряд и переживать не о чем. Но подвох в этом точно есть, и спустя пару наводящих вопросов выясняется, что ответственность за все произошедшее директор жаждет взять на себя. И за дурака с гранатой, и за чужие ранения, и, и, и - да почему сразу не за все мировое зло?
Еще директор говорит, что письмо в СК уже отправлено. Кем-то. И делать что-то поздно: они узнают. Но линия "Алек и суд" сплетается с линией "НикодимЮрыч и суд" так, что выправить все можно, только избавившись от суда в первом случае. А значит, убрав из уравнения это несчастное письмо. И того, кто его написал.
Вопрос, кто, даже как-то не стоит. Даня с Фаустой, как-то незаметно спевшись в уверенности, что НикодимЮрыч перегнул и непонятно зачем нарывается, идут к Дамиру.
- Ты знаешь, что было написано письмо в СК?
- Ну? - Дамир изгибает бровь.
Дальше можно не спрашивать. Фауста шипит на него, Дамир упирается и рычит про закон, на улице солнце, мимо ходят раненые - узел затягивается туже, но есть явная нитка, за которую можно дернуть: письмо.
Поддавшись нелепому порыву, Данька переодевает рубашку - словосочетание "Черные Рубашки" звучит все чаще, и принадлежать к их числу даже по цветовому признаку не хочется.
***
...А еще все яснее звучат разговоры о том, что из отряда так просто не уйдешь. Сбежишь - вернут, сюда или в другой отряд, сбежишь еще раз - попадешь в отряд пожестче. Вам говорили, что можно уйти? Забудьте. Нельзя вернуться в семью, нельзя вернуться в свою школу - и непонятно, почему это становится ясно так поздно.
***
"Коллективное воспитание" оказывается внезапно не сухим понятием, а неприятной практикой, когда весь отряд собирают в зале, рассказывают о гранате и предлагают высказаться, как воспитанники видят дальнейшую судьбу Алека.
Педсостав старательно несет дичайшую пургу, используя для этого, видимо, просто все свои ресурсы, и уже просто смешно: они что, издеваются? Привели сюда двадцать воспитанников, спрашивают их мнение, но при этом решение хотят принять сами; спрашивают, оставить Алека в отряде или отдать под суд, и говорят, что оставить - это вовсе не нарушение закона; и говорят, что мы тут вовсе не решаем, отнять у человека жизнь или нет, а просто делимся мнением.
Но связь проста, думает Даня, пребывая в тихом шоке от происходящего. Суд - это тюрьма или расстрел. Тюрьма - та же смерть или очень короткая и печальная жизнь. Так что, мы правда не пытаемся решать, заслуживает человек жизни или нет?
По итогам Алека решают оставить в отряде - только какой в этом смысл, если письмо отправлено?
***
...когда Даня с Фаустой, предавшись паранойе, идут поискать оружие в комнате, где живет Дамир, наступает пора неловких ситуаций. В самый разгар в комнату заходит Дамир - и застает странные хаотичные обжимания у шкафа. В котором, конечно, только что активно шарили. Дамир хмыкает, что зашел невовремя, и, забрав что-то из комнаты, уходит. Пронесло.
***
Фауста - хороший товарищ. И Елисей - хороший товарищ. С ними отлично раскладывается по полочкам то, что происходит.
Письмо можно сжечь, но останется Дамир и его руки.
Взрыв гранаты можно выдать за несчастный случай, но остаются свидетели и раненые: согласятся ли они сделать вид, что граната просто неловко вывалилась из рук и подожглась в полете?
Оставаться с Кукуцаплем в одной комнате откровенно жутко, особенно когда он рявкает: "У вас есть две минуты!" - но он первый, на ком план с несчастным случаем может погореть. Но Кукуцапль внезапно заявляет, что никаких претензий к Алеку не имеет и показания против давать не станет. (Все еще: что происходит в этом отряде?!)
Зато сам отряд происходит в Куйском ызде, а почта здесь ходит раз в два дня, поэтому на внезапном заседании неофициального ОбществаЗащитыАлекаГрина принимается решение письмо и в самом деле сжечь. Алек делится спичками и ацетоном, кто-то еще делится планами Черных рубашек на создание внутри отряда контрольно-карающего органа по аналогии с СК, Тимур делится словами Кукуцапля, которые идут резко вразрез с его недавними уверениями, что он на стороне Алека, и все это достаточно хреново.
Зато письмо горит качественно. И все те письма, которые лежат в почтовом ящике, тоже. Долго горят, хорошо. И выйти за ворота легко - правда, по возвращении эстет что-то бормочет про "нагулялись" и про дежурства, но это неважно.
***
Во дворе поднимается ветер. Даньку на улице встречают собаки и радостно скачут вместе с ним по тропинке к качелям, на которых сидят, как всегда, ненормально сдержанные и уставшие директор и эстет. Перед ними стоит Елисей - его послали поискать НикодимЮрыча, но Елисей не вернулся.
Разговор по сотому кругу. Что ждет дальше, что можно сделать с жаждущими писем руками Дамира, да давайте же уже что-то делать! Елисей полыхает злостью и нетерпением, говорит-говорит-говорит - и внезапно Данька вообще перестает понимать, чего хочет товарищ, потому что разговор мотается из стороны в сторону, а суть никак не находится. Даня задает важный для него вопрос:
- Скажите нормально, мы зря вот об этом всем думаем? Или это правда актуально?
- Это правда актуально, - мрачно говорит эстет.
Дане этого достаточно. Значит, проблема есть, и только взрослые здесь не хотят ее решать.
- Если они не хотят, то давайте мы решим, - говорит он Елисею, но тот взрывается, орет что-то, отталкивает Даню и кидается на директора. Удержать не удается - по морде достается и директору, и Даньке, и это все похоже на какой-то бессмысленный ураган, и только потом эстет хватает Елисея.
- Полегчало? - это директорское спокойствие прошибить вообще можно?
Наверное, спокойствие и пугает. Жажда сломить горы разгорается, но куда ее приложить - непонятно; и если бы хоть кто-то рявкнул на них, дескать, не вашего вообще ума дело, что тут происходит, ваше дело - учиться и не возникать тут по каждому поводу! - тогда стало бы проще. Это понятно и привычно, и это часто значит, что у взрослых все схвачено. А тут не схвачено ничего. И все рассыпается.
А потом приходит Фауста - с окровавленными руками. И говорит, что в доме опять кого-то ранили, пока они тут прохлаждаются.
А потом кто-то говорит, что в отряд едет хэр Ройш.
***
Спектакль "Коллективное воспитание", акт второй. Зал, полный состав воспитанников, преподаватели. На этот раз на сцене разворачивается действо под названием "все, что вы не хотели знать о педсоставе". Идеолог, загадочный оппозиционер (признание, что он жаждет оппозиции, Даня услышал еще днем, когда они, окружив идеолога на кухне, задавали вопросы; преподаватели все как один славно играют словами), рычит и мечет молнии, обещая закручивание гаек, репрессии и сдавать каждого, кто хоть чуть нарушит законы и потревожит дисциплину, властям.
- Смотри, он снял шарф, - говорит Фауста, - и стал злым.
Это замечание веселит, но легче не становится. На сцене разворачивается острая драма, Кукуцапль ругается с идеологом (кто тут вообще дети?..) и уходит, когда идеолог, как обезьянка, его передразнивает. Половина воспитанников растекается, половина остается придумывать правила про дежурства. Вопрос, что опять происходит в этом отряде, уже даже задавать бессмысленно.
***
"Мальчик играл в Силовой Комитет...".
В доме появляются листовки. Одни - про химкружок и гранаты, их приносит скомканными в кулаке злая Фауста. Другие - про СК и стукачество, красочные, не то что карандашные заметки, появляются позже. Фауста загадочно улыбается. Под ногтями у нее осталась краска.
Мальчик Данечка - другой Данечка - пишет коллективное письмо обо всем, что тут происходит, и носится по этажам, собирая подписи. Кто-то говорит, что Дамир узнал о сожженном письме и посмеялся: надо будет - напишет еще. Ройш приедет и увидит перевязанного Кукуцапля и раненых Олеся с Васей. Камень уже покатился с горы.
***
Лихо сбегал из отрядов много раз, и здесь он оставаться тоже не собирается. Фауста хочет домой в Польшу. Данька не хочет оставаться в отряде - в отрядах в принципе! - и не понимает, почему нельзя вернуться и зачем это все. Вместе они сидят на третьем этаже в комнате Лихо, передают из рук в руки бутылку с ликером, сладкая гадость обжигает нёбо. На улице под окнами курят преподаватели.
- Если уходить, - говорит Лихо деловито, - нужно что-то уносить с собой.
Совесть колется: красть что-то из отряда не хочется совершенно, но добраться до Польши с пустыми руками - план совсем идиотский, с пустыми руками даже до Данькиного дома не добраться. Еды-то точно придется взять. А если подготовиться хоть немного и потом доехать до отца - там можно запастись какими-то медикаментами, еще едой, взять теплые вещи. Даня представляет лицо отца: "Привет, папа, это польская аристократка и картежник-беспризорник, мои друзья, можно мы ограбим немного наш дом?".
- Лучше бы подождать тепла, - вздыхает Лихо, - но сейчас они могут закрутить гайки, дальше не вырвемся.
Хэр Ройш приезжает, когда Данька с Лихо греют на кухне суп: уходить голодными глупо. Даньку на пороге кухни хватает за локоть эскашник с каменным лицом и вталкивает в кухню. Обыскивает, коротко скомандовав: "Руки в стороны!" - и потом приходит Ройш. С тростью, невозмутимый, предлагает сесть. Задает вопросы.
Такие вопросы, словно письмо не сгорело несколько часов назад.
Грубить Ройшу - худшее, что можно придумать, и Даня старается играть в партизана осторожно, чтоб без хамства, только спрашивает:
- Вы же и так уже все знаете, зачем вам?
- Хочу вас послушать, - говорит Ройш.
Но отпускает быстро и командует позвать следующего.
В коридоре Даня видит Розалену. На полу. Со следом от пули на лбу. За закрытой дверью зала звучат вальсы, там кто-то смеется, а в коридоре - труп воспитанницы. И невозмутимые эскашники по двум сторонам от двери.
Кто-то говорит, что Розалена кинулась на Ройша сама и была за это застрелена. Данька находит глазами Фаусту и Лихо и кивает на лестницу: наверх.
- Нужно валить прямо сейчас.
Не потому что здесь опасно или лично им что-то грозит. Просто потому что здесь творится откровенна дрянь и здесь невыносимо.
***
В итоге "прямо сейчас" не получается. Труп уносят, всех сгоняют в зал - послушать речь Ройша. Но сначала Ройшу приходится послушать великолепный отрядский хор, который могли бы взять на вооружение эскашники как особенное пыточное средство.
Занятие по хоровому пению Даня пропустил. Как и строевую подготовку, и половину урока идеологии. И теперь, пока хор выстаривается, они с Фаустой незаметно перетекают в угол к преподавателям. Ройш старательно терпит первую песню, снисходительно улыбается на второй и заключает про третью: "Реабилитировались". И только потом наконец-то читает речь, бесконечно длинную, разбавленную водой на две трети. И его не беспокоит ни тот факт, что тут только что убили воспитанницу, а они тут поют; ни что перед ним сидит, рыдая, Васька; ни что он, вообще-то, только что допрашивал их всех.
Когда Ройш уходит, в зале дружно выдыхают. У кого-то вдохновленно светятся глаза, но у Даньки с Лихо и Фаустой желание остаться так и не появляется. К ним, к тому же, присоединяется рыжее графье - Олесь.
Лихо напоминает, что руки у них все еще пусты, и предлагает взять вещи Розалены: ей они уже не пригодятся. Но поднявшись в комнату на третьем этаже, они обнаруживают над кроватью Розалены рыдающих девочек и понимают, что придется обойтись.
Из окна второго этажа Данька с Олесем скидывают Данькин рюкзак (снести вещи вниз невозможно, пока там усердно толпятся преподаватели) и чуть не скидывают самого Олеся, но он благополучно слезает вниз. Рюкзак ловит покуривающий внизу Лихо.
Перед уходом Даня оставляет записку НикодимЮрычу - пока он пишет, в комнату заглядывает сам НикодимЮрыч, и совесть начинает точить когти и орать. Почему-то перед директором неловко и стыдно: он старался сделать отряд нормальным, это не он все испортил, а они сами, воспитанники. Гранатами, ножами, письмами - коллективно подставить отряд вышло легче, чем построить, и побег дополняет подставу качественно, просто качественнее некуда. В комнату заглядывает и Фауста - очевидно, поторопить, но натыкается на директора и ехидничает: что, Даня, письмо любовное пишешь? Да, Фауста, тебе, не вовремя ты вошла.
Выйти за ворота оказывается еще проще, чем днем: теперь там даже никто не курит в сторонке. Через два метра вперед по дороге Олесь зябко передергивает плечами и говорит, что забыл пальто. Согреть графье коллективнми объятиями можно сейчас, но не всю же дорогу до Польши идти в обнимку. Олесь уходит за пальто - и возвращается в пальто и с Сережей.
На пятерых у них есть две банки тушенки и несколько яблок, которые стащил с кухни Лихо, и много-много идиотизма. И они уверены, что им хватит.
И немного странных пирожков из твиттера по мотивам х)
вы оглядитесь нам сказали
теперь вы все одна семья
и тихо донеслось с галерки
"ойбля"
коллективизм есть цель отряда
первостепенный постулат
и свалим тоже ДРУЖНО ВМЕСТЕ
в закат!
у нас воспитанники чудо
ножи гранаты дикий ор
и лучше всех орудий пыток
наш хор
одна немытая кастрюля
как символ классовой борьбы
нет не изменишь изабелла
судьбы
назвали их отряд в честь ройша -
мол, как корабль назовешь...
но это правило по ходу
пиздеж
@темы: РИ: отчеты
Алена, положите руку на стол. Ирина, возьмите Алену за руку. Алена, что вы чувствуете? 
) Это как Эвр - ябникогда. Но если представить - перед игрой я бы сидела и резалась в карты дня три. Чтобы поймать азарт. Чтобы настроиться, что процесс тяжелой напряженной игры, когда ставки высоки, а у тебя есть карты и шанс что-то сделать, - это круто. Джуффин для меня - чистое любопытство и соблюдение пары-тройки законов мироздания, ключевых, как про ученичество и т.д. Ввязывался бы в то, что интересно, или в то, что в эти законы попадает. Иначе - играйте сами, господа. 
*потому что остальных насекомых я боюсь, ахаха* Повторила бы учебник зоологии за седьмой класс и упарывалась бы в это от души. Нервно проверяла бы время от времени, не звонила ли, неприведигосподь, мама. Вообще, это была бы та роль, где все просто: гони пургу про ложноножки, веселись, отрывайся. х) А реакция на внешние события зависит от внешних событий. 
Пока у меня есть только два игротехнических прекрасных персонажа. Аналог Ньюта Саламандера и аналог Волдеморта. Чтояделаю.