Оказалось, истощение было не моральное, а физическое - утром встала с температурой. Ударная доза противовирусного, маска и отдых до ужина.
А команда не отвечает на рацию. Материнское сердце неспокойно Зато я могу наконец-то поспать. Боже, поспать. Это как в сказке.

---

просто бла-бла и крик в пространство

Ощущение, что запасы своих коммуникативных навыков и эмоционалки я исчерпала еще вчера.
Нет ни сил, ни эмоций, ничего. День-косяк. Ощущение, что я говорю на китайском. И все тут вообще говорят на китайском.
Это не просто вызов - это вызовище для меня. И я жалею, что сегодня сорвалась и нарычала на своих волонтеров, но шуточки про рабочую концепцию и "особенный лагерь" - это для меня как-то слишком после того, как в команде целый день происходит жесть. В конце концов, никого здесь не держат.
Сложно. Слишком много разговоров, слишком мало сна. И все не плохо, нет, все нормально. Но, но, но.

---

Это будет просто сборный и периодически дополняемый пост про то, как тут все проходит.

***

27 января, сегодня.
Завтра приезжают волонтеры. Пережила пару волн паники, поплакала вечером на фильме (параллельно восторгаясь и недоумевая от того, что у нас такой ненапряжный график в этот день). Живем.
А график правда ненапряжный. Вчера самый треш был утром на оргвопросах про тренинг, поток данных, плюс куча лекционного и тренингового, но и потом - ну, поиграли в увеличенную версию настолки "Шакал", загребли золота, поболтали, потренинговались еще, устроили шепталку с пластилином вечером. Сегодня - тренинг на оказание поддержки, море кейсов, катание на ватрушках, украшение домиков. Расслабон на расслабоне. Но, как нам говорят, это последние вдохи полной грудью перед потоком трешака.
А еще мы спим. И это так круто. Ты просто ложишься и можешь спать по девять часов, если решишь. Правда, мне вторую ночь снится какой-то ад (сегодня вот - серия снов-в-снах, где были всякие агрессивные наркоманы, как всегда, и проснуться в правильном режиме - в правильную, реальную реальность - вышло не с первого раза).
Море опасений и море надежд, в общем. Поехали.

29 января.
Первый день полностью отработан, много игр, квестовая точка. От зоны комфорта до границы растяжения. Когда я в десятый раз рассказывала про звездолет, попавших близко к черной дыре и потерявший всю рабочую электронику, было еще странно, но уже привычно и весело. Поехали дальше, значит.

30 января.
Мне почему-то очень сложно писать о том, что происходит в настоящий момент. И о том, что происходило день, два назад. Второй день мы играем в волонтерский тетрис, тасуя команды, и это так странно. Это та изнанка работы команды поддержки, которая отнимает много сил, потому что ты вот имеешь в распоряжении своих людей и пытаешься увидеть, как им там - нормально, терпимо или отлично; как все пойдет дальше; нет ли там конфликта потенциальных лидеров; нормально ли им еще и с тобой.
Кто-то очень хотел к знакомому шери-лидеру и расстроен.
Кто-то только-только к концу второго дня начинает раскрываться.
Вызов на вызове, на самом деле, потому что все эти дни самое важное, что нужно делать - это нужно говорить, общаться. Коммуницировать, блин. Это то, что дается мне и легко, и сложно одновременно: у меня нет ступора, нет паники, но есть сомнения и недовольство. И сложно держать в голове план всего грядущего и планировать свои передвижения, выдаваемую информацию и все прочее.
А еще оно напоминает период мастерской беготни перед началом. Только растянулось это почему-то на два дня без перерыва.
Я плохо понимаю, какая у меня команда.
И мне круто слышать восторги других лидеров про своих.
Кажется, самым главным вызовом станет скоро недосып.

---

- Доброе утро. Сегодня ночью у нас сгорел шатер.
- ...
- А теперь начинаем наш тренинг!

Или да. Шатра теперь нет. Красивый черный скелет на фоне белого снега. Хорошо начали. Говорят, резкий перепад температуры, что-то замкнуло.
В домике есть вай-фай, потоки информации нескончаемы, голова раскалывается с обеда, 31-ого предстоит марш-бросок до Москвы, ночь дома и утренняя встреча какого-то ребенка в Домодедово - короче, весело. Уже представила, как заблужусь там и буду потом извиняться перед несчастным мальчиком каким-нибудь. Вот весело-то будет. Ему особенно.

---

Чемодан раскрыт, вещи в куче, надо это все аккуратно разложить и не забыть папку с документами.
Радует, что поедем все-таки компанией московских, а то я уже представила грустные сюжеты того, как я окажусь с чемоданом где-то в Покрове или уже в Сосновом бору, где связь ловит только на вершине сосны иногда, не представляя, куда двигаться.

В общем, числа до 12-ого буду на связи редко.

---

Фик. В процессе (миди). "Холмс и Холмс".
Шерлоку пятнадцать. Он заканчивает старшую школу, почти там не появляясь, и увлечен первыми делами. Эвр почти семнадцать. Она учится разумно использовать ресурсы и прекрасно сдает первый экзамен: она на свободе.

АУ и юные Холмсы.
Возможен (и вероятен) ООС местами.
Здесь Эвр старше Шерлока на полтора года.
И спойлеры к четвертому сезону.
Боже, дай мне сил для этого всего.

Текст. Начало. 1-2 главы.

***

Утро должно начинаться в шесть тридцать с “Венгерской рапсодии” на звонке будильника, с горячего душа и крепкого зеленого чая — но все идет не так с самого начала.

Когда вместо “Рапсодии” раздается требовательный звон, похожий на сигнал трамвая.

Когда на черно-белом экране высвечивается имя звонящего: “Д.Руди”.

Когда Майкрофт видит три цифры в углу: 5:35.

— Майк, — коротко приветствует дядя, и его голос, отрывистый и хриплый, подтверждает: произошло что-то не просто плохое, а критично плохое. Майкрофт выдыхает на счет три.

— Да, дядя. Что случилось?

Дядя ограничивается всего одним словом:

— Шерринфорд, — и Майкрофт, уже составив список вероятных происшествий, мысленно стирает его весь. Кроме последнего пункта. Эвр.

— Я заеду в восемь, — так же кратко информирует дядя. — И нужно поговорить с вашими родителями.

— У Шерлока тест в восемь тридцать, — ровно говорит Майкрофт. — Он вернется к обеду.

— Отлично.

Раздаются гудки. Майкрофт моргает, глядя на погасший экран, делает вдох и медленный выдох и направляется в ванную. Отодвигает мысленные картины того, что могло случиться в Шерринфорде. Терпение. Ему нужно терпение. Через два часа и десять минут он узнает все. Это явно не телефонный разговор, раз дядя Руди предпочел ограничиться только упоминанием клиники.

Но тревога сжимает легкие, и ни душ, ни горячий чай, ни техники мышечного расслабления не помогают. Эвр. Вот проклятье. Что ты сделала?

***

Автомобиль тормозит в дрожащем пятне света от мигающего фонаря, плавно и мягко, и справа мелькает темная вывеска — “Книги и журналы”.

— Здесь… не очень-то безопасно, да? — водитель с сомнением косится в окно, ежится, словно его продувает сквозняками, и ловит ее взгляд в зеркале. — Я знаю хостел на соседней улице, ночью там тоже открыто и можно…

— Ты такой умница, — шепчет она и тянется в проем между передними сидениями.

Влажный рот и судорожное дыхание — словно он умрет прямо сейчас от нехватки кислорода. Мокрая ладонь на секунду касается ее щеки, но она отстраняется и тут же касается его сама. Проводит прохладными пальцами по щеке, по шее, ласково ерошит волосы ниже затылка и ощущает, как его прошибает мелкая дрожь.

— Ты так много сделал, — хвалит она. — Но мне нужно еще кое-что.

Невнятное мычание явно означает “все, что угодно”, и она легко целует его в лоб, прижимается щекой — он весь в мелкой испарине, — медленно выдыхает, чтобы он ощутил это движение и подался вперед — он и его руки, конечно, — и шепчет снова:

— Ты дашь мне свою карточку, свои наличные и... пригласишь меня в гости, — она перехватывает дрожащую руку в дюйме от своей груди и ласково сжимает. — Ты же позволишь мне прийти?

— Д-да, конечно…

Она терпеливо ждет, а он опустошает карманы: бумажник, там же пластиковая карта, два ключа на брелоке с пластмассовой игрушкой, фантики от мятных леденцов. Ни один из них он не додумался сжевать по дороге.

— А теперь я подарю тебе кое-что. Но ты должен закрыть глаза, — ее голос становится ниже и мелодичнее.

Он слушается. Хороший мальчик. Послушный мальчик. Скучный до невозможного, как полудохлая мышь, но сегодня это ее подарок. В конце концов, он ей помог, этот дурачок.

— Ты должен слушать очень внимательно и дышать очень глубоко, — произносит она. — Ветер споет тебе песню.

...И ветер спел.

***

— У вас есть сорок пять минут, мистер Холмс.

— Хватит пятнадцати, — отрывисто говорит Шерлок, с размаха усаживаясь на стул. Ярко-синий, как черничная жвачка, а ручка на столе апельсиново-рыжая и толстая. Идиотизм. — Могу я приступать? Спасибо, — не дожидаясь ответа, он поднимает ручку и подвигает поближе листок.

Через пару минут он отрывается от заданий, кидает недовольный взгляд на часы — конечно, такие же плюющиеся в глаза кислотным цветом, как и все остальное в этом помещении: тиканье отчетливое и неровное, словно чертовы стрелки орут по слогам “а-рит-ми-я!”.

Ладно, это можно фильтровать. Поморщившись, он возвращается к листку, уже наполовину исписанному.

Каждый поход сюда — пытка мало того что незаслуженная, но еще и не имеющая ни грамма смысла. Ради простого итога, галочки в документах, тратить почти час на дорогу плюс в среднем полчаса на эти идиотские тесты и инструктаж перед ними (ради бога, они правда считают, что он не в состоянии пользоваться ручкой и ставить крестики в нужных местах?) — да это просто немыслимо.

В углу класса две женщины шепотом переговариваются — Шерлок распространяет звуковую фильтрацию и на них. С этой придурью стоит покончить как можно скорее, потому что в девять тридцать он должен быть на Вудлоу-роуд. И желательно оказаться там заранее, чтобы занять удобную наблюдательную позицию…

В коридоре слышится топот ног и хохот. Господи, сколько можно. Скрежет металлических ножек и стук каблуков — аритмичный, неловкая походка... Это она переборщила с успокоительными или просто криво ходит? Скрип двери, приглушенные голоса. Хохот смолкает.

Невероятно много звуков. Как они живут? Шерлок ставит очередной крестик — последний в тестовой части, наконец-то! — и принимается за оставшиеся два задания. Такие же элементарные, но вписать ответ нужно полностью.

Каблуки стучат снова. Приближаются.

— Мистер Холмс, если вдруг у вас возникнут проблемы…

— С математикой за десятый класс? Не смешите меня, — фыркает Шерлок, откидывая ручку. — Все. Я свободен?

Он наконец-то поднимает глаза на женщину с ужасной походкой — она оказывается полной брюнеткой лет тридцати, в клетчатой юбке и вязаной розовой шали.

— Так быстро? — И конечно, она округляет глаза. — Что ж… Вам стоит проверить еще раз ваши ответы, если вдруг вы что-то пропустили…

— Я ничего не пропустил.

— У вас не будет шанса что-то исправить.

Боже, почему она говорит с ним, как с умственно отсталым?

— Не переживайте, Дебора, — подает голос вторая женщина из конца класса. Седая и худосочная, в строгом костюме, но с красным ухмыляющимся ртом. Она подмигивает Шерлоку. — Мистер Холмс всегда прекрасно пишет тесты. Уверена, вы можете даже не тратить время на проверку, а просто поставить “отлично” и пойти выпить чаю. В прошлый вторник он писал у меня тест по химии. И знаете что? Я случайно дала ему вариант для одиннадцатиклассников. А когда через десять минут спохватилась, этот мальчишка уже сдавал мне все готовое. Я не удержалась, признаюсь, и подсунула ему контрольную для выпускного класса. Угадайте, через сколько минут он закончил?

Женщина в шали пожимает плечами и забирает листки со стола, за которым Шерлок уже нетерпеливо постукивает пальцами по столешнице. Эту, вторую, он только что вспомнил — да, говорливая профессорша, давно разведенная мать троих детей, любительница песочного печенья и кофе без молока. Когда он все это озвучил, она пришла в восторг и не отпускала его еще полчаса. Сейчас эта женщина представляла некую опасность. Не то чтобы она ему не нравилась — по крайней мере, она не была похожа на остальных членов педсостава, по интеллекту и гибкости мышления напоминающих пряничных человечков… Но сейчас ее болтовня некстати.

— ...а потом он выкинул удивительную штуку: вот скажите, Дебора, что я ела сегодня на обед?

Шерлок встает и придвигает стул к столу, коротко прощается, поймав мельком растерянный взгляд женщины в шали, и быстрым шагом идет к двери.

— В четверг у вас тест по английскому! — торопливо напоминают ему вслед, и он невнятно машет рукой.

Бога ради, никто еще не умирал от пропущенного теста по английскому. А вот подростки из библиотеки на Вудлоу-роуд под угрозой.

Он натягивает куртку, сбегая по лестнице перед главным входом, накидывает капюшон — на улице моросит и неприятно сквозит, и это не имело бы никакого значения, он никогда не боялся заболеть, но после дождя у него на голове — и чьи это гены, черт возьми? — начинает все торчать, и это раздражает. За воротами школы он тормозит, пропуская малышню на велосипедах. Быстрый взгляд на часы — восемь пятьдесят, отлично, он как раз успеет на автобус, который отходит в без пяти.

...когда он садится на потертое сиденье у окна, в кармане вздрагивает телефон.

“Как твой экзамен, милый?”. Мама, ну конечно.

“Отлично, — набирает он в ответ. И, потарабанив пальцем по экрану, дописывает: — Поздно вернусь. Все хорошо. Хорошего вечера”.

Отправить. С вероятностью девяносто пять процентов в ответ придет пожелание повеселиться с друзьями. Стратегия "новый друг", реализованная с помощью структурированной легенды и приглашения в гости вполне не легендарного, а реального десятиклассника Дэйва Йорка, которому Шерлок как-то оказал услугу, оказалась весьма эффективна и избавила маму от лишнего волнения, а Шерлока — от необходимости иметь с этим дело. Сосредоточиться на важном, когда тебя атакуют смс-ками с двух родительских телефонов, совершенно невозможно, зато теперь он всегда может сказать, что проводит время с другом. Одно препятствие, правда, оставалось: то, которое старше на семь лет и которое не поверило в Дэйва ни на секунду. Шерлок мысленно закатывает глаза, вспоминая выражение лица брата, заехавшего навестить родителей именно в тот момент, когда Дэйв в гостиной настраивал видеоигру.

Телефон вздрагивает, и Шерлок машинально щелкает по кнопкам, снимая блокировку. Ладно, если братца не накроет очередным приступом маниакального контроля именно сегодня, все пройдет нормально...

Мама. "Милый, ты не говорил, что куда-то идешь. Ты нужен нам дома".

Шерлок хмурится и строчит ответ: "Но у меня планы".

"Сын, мы ждем тебя дома". Теперь в игру включается папа. Шерлок потирает кончик носа, слегка раздражаясь.

"Вы не предупреждали".

"Шерлок, домой! Это не обсуждается!".

И в чем дело? Несколько секунд он разглядывает экран, недовольно покусывая губы. Самые очевидные варианты, почему он может понадобиться дома действительно срочно, он отметает сразу же. Далее — варианты "срочно в понимании мамы", и их значительно больше, от тревожного выпуска в новостях до спонтанного желания провести время всей семьей. Но это все может подождать. Ради компромисса Шерлок набирает еще одно смс матери — "Я буду в порядке" — и убирает телефон в карман.

***

Мягкие тряпичные балетки ступают по влажному асфальту, запахи наполняют легкие — неразличимые, неназываемые, коктейль из историй прошедшего дня. Мягкий пакет она несет подмышкой. Внутри — скомканные штаны и рубашка ненавистного белого цвета. В кармане джинсовой куртки звенят ключи. Через два поворота она уходит левее по улице — именно там находится жилище ее глупого спасителя, которого убаюкала сказка лживого ветра.

Ключ скрипит в замке, дверь поддается, и на нее обрушивается волна запахов. Пот, грязное белье, сырные чипсы, собака.

— Хороший мальчик, — она наклоняется мимоходом погладить ленивого мопса, который и не думает поднимать лай и только невнятно хрюкает, обнюхав ее ноги.

Она зажигает в прихожей свет и поворачивается к зеркалу, впервые за долгое время разглядывая себя. Отражение кажется чужим — и очень интересным. Отражение наклоняет голову, дергает уголком рта. Трогает густые темные волосы, поправляет ворот джинсовки, проводит рукой по животу, прикрытому синтетической синей майкой.

Раздается громкое чавканье — это пес лакает воду, погрузив плоскую морду в металлическую миску. Брызги летят во все стороны. Это ужасно смешно.

Отражение тоже смеется — они прекрасно понимают друг друга.

До рассвета есть еще немного времени.

***

Библиотека на Вудлоу-роуд — трехэтажное каменное здание, построенное в конце восемнадцатого века. За два с четвертью столетия в этом здании отметились “Клуб настоящих джентльменов”, адвокатские конторы, два ресторана с перерывом на запустение — и вот, с конца 2005-ого здесь открылась библиотека. Атмосферу джентльменского клуба удалось сохранить за счет высоких потолков, витых лепнин и громоздких столов. А просторные читальные залы, в которых эхом отдавался даже шепот, привлекли в библиотеку множество любителей высоких смыслов.

И вся эта информация, которую Шерлок узнал вчера у местного охранника, не имеет к делу никакого отношения, за исключением последнего факта: на Вудлоу-роуд по понедельникам и четвергам собираются члены поэтического кружка. В основном подростки. И все эти патетичные лирики не имеют ни малейшего понятия, во что вляпались.

— Ваша карточка, молодой человек?

Шерлок выкладывает на стол тонкую картонку. Пухлая рука — запястье в жемчужном браслете — утаскивает карточку, вторая рука поправляет очки в тонкой оправе. Шерлок мысленно записывает в колонку:

а) близорукость;
б) очки старые - приходится напрягаться, чтобы разглядеть текст, значит, давно не проверяла зрение;
в) браслет дорогой, но старый, застежка потемнела;
г) обручальное кольцо потемнело тоже;
д) черная вязаная кофта - следы шерсти; серая и тонкая, белая и толстая, рыжая;
е) пудра на щеках, на голове старомодные локоны, ногти аккуратно подстрижены.

Вдова, скорее всего. Небогатая, зарплаты библиотекаря на многое не хватает. Но привыкла к аккуратности и презентабельности, поэтому украшения все-таки носит. В то же время достаточно небрежна и не заботится о потемневших драгоценностях. Домашние животные — собака и кот или два…

— ...вы слышите? На что вы смотрите?

— Сколько у вас котов?

— Простите?

— Котов, — нетерпеливо повторяет Шерлок. — Домашних животных. Есть собака, скорее всего, некрупная, но породистая. И кот или несколько.

Несколько секунд она смотрит на него, как на сумасшедшего — ни удивительно и не впервые, хм, — и наконец фыркает:

— Нет у меня никакого кота.

— Должен быть, — упорствует Шерлок.

— Два кролика, — сдается библиотекарь и протягивает ему карточку. — Вы, наверное, хотите стать полицейским.

Кролик. Да, это стоило предположить. Глупое упущение.

Карточку он засовывает в карман джинсов и, бросив короткое “спасибо”, направляется к широким дверям в читальный зал. Большие напольные часы показывают час пятьдесят две. Отлично. Ему как раз хватает пары минут, чтобы неторопливо пройтись мимо стеллажей, симулируя поиски нужной книги, и усесться в конце зала с синим шершавым томом... Киплинга, как оказывается.

Если он правильно все просчитал, сегодня должен прийти один из двух типов — парень с дредами и косым шрамом над левым глазом, которого Шерлок видел уже дважды. И дважды упустил, как последний идиот.

Шерлок открывает книгу, не глядя, перелистывает пару страниц, кидает взгляд поверх и замечает двоих — суетливого прыщавого паренька в клетчатой рубашке и низкую рыжую девчонку в бейсбольной кепке. Они устраиваются за длинным столом справа от дверей. Через минуту к ним присоединяются еще трое — лохматый увалень под два метра, тонкий как палка тип в коричневом свитере с узором и с ним в обнимку — девчонка с торчащими как от электрошока волосами. Последняя пошатывается, когда отодвигает стул, и лихорадочно поправляет на шее голубой синтетический платок.

Шерлок вспоминает, что нужно перевернуть страницу, и немного съезжает вниз на стуле, то и дело бросая взгляды на компанию, рассаживающуюся за стол. Пока они жмут друг другу руки, переговариваются и достают из сумок и рюкзаков тетради и разрозненные листки, он успевает заметить:

а) “бейсболка” нервничает: кусает губы и ногти;
б) “электрошок” суетлива и раскоординирована; дважды роняет тетрадь; то и дело хихикает, как чокнутая;
в) “прыщавый” принес новый стих - сжимает отдельный листок в руках и нетерпеливо стучит по полу ботинком;
г) “палку” мучает жажда: он то и дело облизывает губы.

“В” можно удалить, остальное — пока оставить.

“Прыщавый” что-то говорит “бейсболке”, и та, помявшись, встает. Озирается, задерживает взгляд на Шерлоке — он демонстративно перелистывает страницу и шевелит губами, повторяя выхваченную наугад строчку, — и торопливо подходит к тому самому шкафу, откуда Шерлок вытащил Киплинга. Морщится и тихо охает, прижимая рукав ко рту: видимо, содрала с губы кожицу. У шкафа она копается долго, вытаскивая одну книгу за другой и возвращая на место. Шерлок досадливо вздыхает: с его места не видно, что именно она делает с книгами, а подойти ближе — не вариант сейчас. У него, конечно, есть отчетливая догадка, что они делают с книгами, но все же…

Большие двери открываются, когда “бейсболка”, вся красная и с пятном крови на рукаве, возвращается за стол, где к ней немедленно наклоняется “увалень” и что-то недовольно шепчет.

Шерлок закрывает Киплинга. Да. Отлично. Как он и предполагал. Тип с дредами оглядывается, скидывает на один из стульев рюкзак, демонстративно разминает плечи, достает из кармана листок и задумчиво разглядывает его несколько секунд...

Черт! Шерлок машинально лезет в карман, где вибрирует телефон, и на ощупь сбрасывает звонок. Затем встает и направляется к выходу, с бесстрастным лицом проходя мимо типа с дредами. Теперь дело за малым — не упустить его снова.

— Эй! Куда это ты понес это, скажи, пожалуйста! — возмущается хозяйка пса и кролика, и Шерлок мысленно чертыхается: Киплинг!

Быстро кладет книгу на стойку:

— Я возьму почитать.

— Мне нужна карточка.

Он выкладывает и карточку, и в этот момент снова оживает телефон. На этот раз надписью "Майкрофт". Шерлок раздраженно поднимает трубку, отходя на пару шагов от стойки, и шипит:

— Ну что?!

— Где ты?

— Нигде. Что вам нужно?

— Шерлок, — Майкрофт понижает голос.

— Я знаю свое имя, представь. И я занят. — Он слышит, что брат готов запустить очередную тираду, и скороговоркой произносит: — Я не идиот, Майкрофт, и у вас нет ни одной причины, чтобы устраивать этот цирк! Мама в порядке, отец тоже, ты сам явно не при смерти, и единственный, с кем могло что-то случиться — это дядя Руди, но из этого не надо было бы устраивать игру в шарады, значит, и он в порядке. Все остальное может подождать, так что оставьте меня в покое!

— Ради бога, перестань вести себя, как...

Шерлок жмет на кнопку отбоя, попадая со второго раза.

— Молодой человек?..

Женщина наконец-то возвращает ему Киплинга, и он хватает книгу и быстро направляется к выходу, по пути засовывая ее в переднее отделение рюкзака.

А из заднего он вытаскивает комок одежды, стоя около черного входа в библиотеку с другого конца здания. Удачное место, чтобы не попасться никому на глаза: с одной стороны забор и деревья, с другой — старые мусорные баки. Очень быстро Шерлок снимает куртку и рубашку, надевая взамен темную толстовку с капюшоном и натягивая на голову тонкую серую шапку. Рюкзак с Киплингом и ненужной одеждой он закидывает в мусорный бак: мусор вывозят по пятницам, так что маме даже не придется спрашивать, куда он дел очередную куртку.

Все. Готово. Шерлок сверяется с часами — отлично, еще минут десять в запасе (и две пропущенных смс, но хватит с него пока семейных разговоров), — и пружинистым шагом возвращается к главному входу. Теперь остается дождаться этого типа и проследить, где он обменивает деньги на наркотики. И, конечно, у кого.

***

Из окна квартиры открывается вид на набережную — совсем на малую часть, только маленький островок темной воды, остальное закрывают другие дома, но Эвр нравится и это. В Шерринфорде окон нет, и единственное, что ты можешь иногда видеть — каменные стены внутреннего двора, одинаково серые и в проплешинах голубого мха.

За окном начинает разгораться рассвет. По ее подсчетам, у нее еще около сорока минут. На кухне тихо разговаривает телевизор, картинка скачет и идет полосами, но звук отчетливый. Пока ничего интересного. Эвр щелкает каналы, свободной рукой поглаживая лежащего на коленях мопса.

Даже не пришлось прикладывать усилия, чтобы завоевать симпатию. Не легче и не сложнее, чем с людьми. Эвр проводит ладонью псу между ушами, и тот довольно хрюкает сквозь сон.

Оставив телевизор в покое, она возвращается к недописанному посланию на столе. Между сложным уровнем и задачкой для новичков она в этот раз выбирает последнее: как выяснилось, слова людей скорее путают, чем помогают. Поэтому она берет карандаш и накидывает рисунок. Четкие линии, портретное сходство неважно — хотя она помнит все до мельчайших деталей. И ямочки на щеках у старшего, и его полосатый любимый свитер, и эту гримасу обиды — о, это было забавно, так и слышится до сих пор “прекрати, ты должна слушать, я старше тебя!”. Милый, милый Майки. Еще она помнит идиотскую шляпу младшего и как он запрокидывал голову, когда смеялся. И тонкий шрам под коленкой — у пиратов очень опасная жизнь, особенно если они называют ветхий клен смотровой вышкой и карабкаются туда в сандалиях, которые велики. Маленький глупый Шерлок.

Эвр рисует их. Серьезного старшего в узорчатом свитере, на голову выше остальных; саму себя с детскими хвостиками; и младшего в шляпе с “веселым Роджером”. Рисунок сворачивает в трубочку, обвязывает ниткой, а концы закрепляет на зеленом ошейнике пса.

— Тебе повезет больше, чем твоему хозяину, — говорит она псу, спуская его с коленей.

Пора собираться.

Билли Сандерс, санитар с мятными леденцами и влажными руками, жил один, но к нему часто приезжала погостить сестра. Как он и говорил, в шкафу полно ее одежды. Эвр вываливает на не заправленную кровать, всю в мучных крошках, все, что находит, и скидывает подходящее в рюкзак. Немного, пара вещей на первое время. Нейтральная водолазка, толстовка, светлые джинсы. Захлопывая дверцу шкафа, она вновь встречается глазами со своим отражением.

— Да, с тобой что-то нужно сделать, — комментирует она. На столике в прихожей находится пара резинок, и Эвр заматывает волосы в тугой пучок. Сверху повязывает бандану с темно-синими ломаными буквами — название какой-то группы, наверное, но такими мелочами она свой мозг не засоряла, да и плевать.

Не нужно менять все, чтобы измениться: это простая истина, которую мало кто понимает. Обмануть людей легко — они никогда не видят сути. Эвр уверена, что сможет провести полдня на пороге полицейского участка в таком виде, и никто ее не заподозрит. Потому что — “кто не спрятался, я не виноват” — дело в игроке. Раз, два, три — время на маскировку, а после конца счета начинается игра.

Есть игры скучные, а есть интересные, и последние нужно создавать своими руками. И первое, что для этого нужно, — хорошая компания.

...в пять сорок пять утра Эвр выставляет за порог пса, которому сегодня предстоит играть в почтового голубя и передавать приветы, и чиркает зажигалкой.

Сестренке Билли Сандерса больше негде будет останавливаться. Сестренке Билли Сандерса не повезло.

Напоследок Эвр приматывает поводок к дверной ручке.

Ну что, мальчики, поиграем?

3 глава

***

Ровно в восемь серая машина тормозит у подъезда дома, и ровно в восемь ноль одну Майкрофт, захлопнув дверь и перекинув через плечо ремень, жмет руку дяде. В салоне приглушенно играет что-то из кантри, и дядя Руди привычно шевелит ртом, неслышно подпевая. Когда куплет кончается, а машина разгоняется после первого светофора, он говорит:

— У меня тут есть радио, если хочешь.

— Не имеет значения.

Дядя пожимает плечами и подкручивает динамик. Несколько минут они едут в молчании, и статус ситуации выдает только повисшее, несмотря на заводные деревенские напевы, напряжение.

С последней их встречи прошел почти год, и дядя мало изменился. На вид — немного отрастил каштановую с проседью бороду и заменил стекла в очках на более толстые... А, и снова начал курить: силуэт в кармане и размазанный след пепла по нижней рамке окна со стороны водителя. А подтянутость, фирменная невозмутимость, которая так бесит мамулю, и дурной музыкальный вкус остались прежними.

На очередном светофоре раздается звонок.

— Да, — дядя кивает Майкрофту: приглуши звук. — Да… — Повисшая пауза красноречива даже, пожалуй, излишне. Майкрофт незаметно сжимает в кармане пиджака правую руку. — Пришлите снимок. Принято. Майк, — дядя закидывает телефон на панель над рулем. — Короткая сводка. Сегодня в четыре ноль семь Эвр Холмс покинула Шерринфорд в сопровождении санитара Билла Сандерса. В настоящий момент ее местоположение неизвестно, но этим занимаются.

Майкрофт коротко кивает, мысленно дописывая в дядину фразу окончание “мои люди”. Неофициально, но с согласия вышестоящих привлеченные лично Рудольфом Холмсом люди из спецслужб. Это, конечно, логично следовало из утреннего звонка дяди, но только сейчас Майкрофт представляет две чаши весов: на одной — Эвр, на другой — тренированные агенты британской разведки. Откровенно говоря, не так уж плохо.

— Ну разумеется, занимаются, — медленно повторяет дядя, выразительно поглядывая на Майкрофта в зеркало. — Так что разожми кулаки и подыши. И дослушай до конца.

Внутренне поморщившись, Майкрофт неторопливо складывает руки на коленях. Собственное напряжение раздражает всегда, когда задача справиться начинает напоминать попытку запихнуть выкипевшее молоко назад в кастрюлю, но в присутствии дяди — особенно.

Дядя продолжает, откинув тон профессионального докладчика:

— Наша девочка сумела не только подговорить этого идиота-санитара, но и завести друзей из числа охраны. С этим разбираются отдельно: пока неясно, как они вообще пересеклись. Но их не только выпустили, но еще и стерли все записи с камер с часа ночи до четырех.

Просто умница.

— На чем они выбрались? Им потребовался бы вертолет. Или лодка, на крайний случай.

— Нужно совсем потерять интеллект, чтобы не заметить вертолет, — хмыкает дядя. — Лодка, конечно. У них, очевидно, был сообщник со стороны, который и пригнал.

— И его не нашли.

— Зато нашли лодку. На ближайшей стоянке прогулочного водного транспорта. Нелегальной, как оказалось. В лодке никаких следов. — Дядя ненадолго замолкает, пока они сворачивают на шоссе, пропуская грузовик с рекламными слоганами, и продолжает: — Наша умница не оставляет свидетелей. Билла Сандерса нашли недалеко от Сохо — смерть от удушья, отравился угарным газом в машине. Предполагаю, сообщника с лодкой искать бессмысленно. Живого, я имею в виду.

Разумно.

Раздается трель, извещая о смс-сообщении. Дядя перехватывает руль одной рукой, притормаживая, и нажимает несколько кнопок. Лицо у него остается неподвижным, но рука на руле напрягается — взбухают светлые вены.

— Взгляни, — ровно предлагает он.

Майкрофт подносит телефон к лицу, разглядывая открытый снимок. Это… Он жмет кнопку увеличения, раз за разом, пока изображение не оказывается размытым, но даже в размытых чертах нарисованных человечков легко узнаются… персонажи.

— В квартире Сандерса был пожар, — отрывисто произносит дядя, не поворачивая головы. — Возгорание произошло около шести утра. Пожарная служба прибыла в половине седьмого.

Эвр и огонь. Ну конечно. Майкрофт откладывает телефон на панель, медленно выдыхает и сосредотачивает взгляд на дороге. Мимо проносятся каменные частные дома, мелькая черепицей. Через два поворота — дорога к дому родителей. Пять-семь минут езды.

— Там уже побывала полиция.

— Разумеется, это поджог.

— Да. Они нашли следы горючего вещества. Банальный бензин.

— А это… послание? — Майкрофт дергает уголком рта.

Дядя повторяет его жест точь-в-точь.

— Рисунок передал свидетель… Правда, сначала он покусал сержанта полиции и инспектора, но потом на помощь не пришла соседка. У Сандреса был пес, Майк. Видимо, девочке он понравился.

***

В нескольких кварталах от Сохо тип с дредами заворачивает в китайскую забегаловку и тратит почти час на тщательное поглощение лапши и смс-переписку. Шерлок наблюдает за ним, сидя на остановке на другой стороне улицы, и с каждой минутой смесь азарта и сосредоточенности вытесняется раздражением. Нелогичное и мешающее — разумеется, слежка никогда не бывает увлекательной от и до, он это прекрасно понимает. Так что раздражение — просто следствие желания поскорее найти ответ.

“Следствие полного отсутствия самоконтроля”, — снисходительно шепчет голос брата, и Шерлок мысленно шипит: “Иди к черту”.

По косвенным признакам можно предположить, что лавка с китайской лапшой — не конечная цель этого человека: никакого нетерпения, поза расслаблена. Он или никого не ждет прямо сейчас, или до встречи еще полно времени.

Стараясь не выпускать из поля зрения предполагаемого координатора, Шерлок поглядывает и на людей на остановке, отмечая очевидные детали. Женщина в красном плаще — вероятно, едет на свидание, а ухажер не в восторге от курящих, поэтому одеколоном тянет на всю остановку, а из кармана она вытаскивает несколько пачек жвачки: покупает постоянно, переживая, что может внезапно закончиться. И пепел на подоле, конечно, который она не заметила. Шерлок с минуту разглядывает ее, но так и не окликает. Не его дело.

За час он успевает вычислить вдову-швею из Ирландии, немолодую художницу с алкогольной зависимостью, отставного военного и пенсионерку-завсегдатая кондитерской. А потом, наконец-то, тип покидает забегаловку и направляется дальше.

Пешком он доходит до Сохо, останавливается на площади Пикадилли и утыкается в телефон. Шерлок притормаживает неподалеку, демонстративно рассматривая киоск с журналами и периодически поглядывая в сторону. Через минуту движения продолжается — они доходят до Риджент-стрит и там сворачивают в переулок за книжным магазином.

Сворачивает, точнее говоря, тип с дредами — а Шерлок спустя полминуты пытается последовать за ним, но, едва заглянув в узкий, заставленный мусорными баками и старыми коробками проход, натыкается взглядом на мрачные лица.

— Вот, — тип с дредами тыкает в него пальцем, — с самой Вудлоу-роуд тащится за мной.

— Мелкий нарик, небось, — пожимает плечами невысокий крепкий парень, немногим старше первого — лет двадцати-двадцати пяти, но значение имеет другое: характерная выпуклость над ремнем у него под левой рукой. — Чего надо, дружище?

Несколько секунд уходит на оценку ситуации. Можно убежать — он успеет оказаться на людной улице раньше, чем его настигнут, но это может похоронить начатое расследование. Плохо. Притвориться одним из их поэтического кружка? Плохо, но не критично: нужен расклад, в котором отсутствие подробной легенды и общей вменяемости будет вариантом нормы.

Две секунды — накидать план действий, еще секунда — поморщиться, лихорадочно облизнуть губы, судорожно выдохнуть, словно все это время он задерживал дыхание — ну же, это элементарно, при знании комплекса симптомов нет ничего проще, это не Шекспир. И выдавить прерывающимся высоким голосом:

— У меня есть деньги. — Настойчиво повторить, делая шаг вперед и спотыкаясь о собственные ноги: — Есть! Сколько… сколько вам надо?

Двое переглядываются. Тот, что старше, проводит языком под верхней губой, размышляя, — и тут раздается звук. И все летит к чертям.

Чертова полицейская сирена.

***

У сержанта полиции Грегори Лестрейда день не задался с самого утра.

Все началось с того, что в шестом часу он проснулся от звука пластика, бьющегося о кафельную плитку, и спросонья понял, что это оставленный на раковине телефон только что попрощался с жизнью. К счастью, оказалось, что только с аккумулятором.

Когда аккумулятор был вставлен назад, телефон зазвонил снова, рвано вибрируя, и хриплый голос стажера-эксперта, Мартина Стивенсона, доложил о том, что нужно срочно ехать на вызов куда-то в дичайшую задницу. Грег, конечно, был готов и не к таким подвигам, когда шел в полицию, но все-таки вежливо поинтересовался — какого, собственно, черта, если у него выходной? Но они оба со Стивеном знали, что “черт” именуется просто: нехватка людей.

Поэтому уже в половине седьмого Грег, поеживаясь от утреннего ветра, шагал к месту преступления. На шестом этаже многоквартирного дома, пропахшего гарью, его встретил мрачный инспектор Милтон. И группки соседей, шумно переговаривающихся этажом выше и этажом ниже — видимо, с пострадавшего этажа их все-таки выгнали. Где-то лаяла, захлебываясь, уже охрипшая собака, у кого-то трезвонил мобильник, дверь квартиры, почерневшая и покореженная, стояла прислоненной у стены.

По короткому кивку Милтона Грег разогнал галдящих свидетелей, записав их данные и пообещав, что всех их, разумеется, допросят в ближайшее время (половина из них сразу же заторопились по делам); отцепил от своего рукава старушку, которая держала под мышкой пучеглазого мопса, выяснил, что мопс принадлежал хозяину квартиры, и, присмотревшись, заметил свернутый листок бумаги у пса под мордой. Попытка дотронуться до ошейника стоила Грегу прокушенного пальца и трехминутных причитаний свидетельницы.

В конце концов, конечно, старушку допросили, ошейник с ее помощью изъяли и упрятали в пакет для улик, и дальше последовала нудная бумажная работа. Стивенсон умотал в участок первым, помахивая прозрачными пакетами и светя во все стороны двухнедельными синяками из-под глаз. Завидовалось ему, в общем, не очень. Через минут сорок он прислал сообщение со словами “ловите маньяка” и фото-вложением. Грег тогда как раз закончил опрашивать третьего из свидетелей, который через предложение повторял “у меня нет, ха-ха, проблем с законом, ха-ха, сэр, ха” (вашу травку мы поищем потом, мистер Ли, ха-ха), и задумался над ответом, когда на этаже появились парни из спецслужб.

Грег их недолюбливал, вообще-то, как и многие из полицейских, но заочно: это столкновение с правоохранительной элитой было у него первым. Не то чтобы он ждал чего-то особенного, но почувствовал легкое разочарование, когда два типа в гражданском просто перекинулись парой слов с инспектором, а Милтон, помрачнев, кивнул и отдал приказ не мешать этим типам тут во всем копаться. Один из них пристроился за спиной Грега, когда он начал опрашивать четвертого свидетеля, и это серьезно подбешивало. Грег уже подумал, что ему придется тихо скрипеть зубами до конца всех опросов, но тут его позвал Милтон и с лицом, ясно выражающим, где он видел всю их полицию с нехваткой кадров и маньяками-поджигателями, отправил в участок: там прислали ориентировку на какого-то пропавшего подростка.

По пути в участок Грег успел перехватить кофе и пару гамбургеров, и это было единственное, что он мог назвать приятным за этот день. Подросток оказался кудрявым мальчишкой с хмурым взглядом. Размноженная копия снимка разошлась по рукам, и со своим экземпляром Грег отправился патрулировать улицы. В напарники достался Боб Купер — толстяк-констебль, на которого всем участком делали ставки, продержится ли он до конца двухлетнего испытательного срока (и тот факт, что он об этом понятия не имел, понижал шансы тех, кто верил в беднягу Боба).

Еще одна неприятность ждала в машине — через час с небольшим чертова сирена начала заедать. Просто включалась с интервалами то в пять минут, то в полчаса, распугивая людей на остановках и возле уличных кафе, орала пару секунд и затыкалась.

...к полудню, откровенно говоря, Грег уже смирился с тем, что паршивый день будет так же паршиво тянуться и дальше, но за углом очередной улицы — сирена как раз проорала, сипло всхлипнула в конце и сдохла — все-таки ждало кое-что неплохое. Пару раз сверив описание и снимок, Грег пихнул локтем Боба.

— Посмотри, — и кивнул на правую сторону улицы, — наш парень?

Боб прищурился, разглядывая долговязого кудрявого парня с рюкзаком за спиной, и вынес вердикт:

— Похож.

Грег прибавил газ, опередив кудрявого, и затормозил. Опыт уже подсказывал, что “пропавший подросток” удрал сам и, скорее всего, не спешил возвращаться, но Грег надеялся, что мальчишка окажется сговорчивым и за ним хотя бы не придется гоняться по половине Лондона.

запись создана: 23.01.2017 в 17:08

@темы: шерлок холмс, фанфики, пишется тут всякое

---

заметки аддиктивного фикрайтера, можно пролистывать. когда-нибудь здесь станет меньше Шерлока, правда.

Есть риск вляпаться в очередное макси, но пока оно скорее идет к миди. Но я узнаю тот энтузиазм, с которым я начинала "Науку", и знаю, к чему он может привести.
Слишком велик при этом риск ООСа, я уже смотрю на юных Шерлока и Эвр и сомневаюсь. Мне они нравятся, но шероховатости заметные. Но посмотрим, как пойдет дальше. И не все же время Эвр быть чокнутой психопаткой, а Шерлоку наркоманить и социопатить.
Про наркотики вообще нельзя писать, он еще маленький, теперь это нельзя.
Пойду попишу еще. Надо сбить с Шерлока дерзость, а то он слишком доволен происходящим. Наверное, давно с братом не виделся.)

Тем временем во вторник последний экзамен, а в среду вечером уже отъезд и три недели впахивания впереди. Тьма настолок, краски, всемогущество картона и скотча, игры в снежки и синяки от недосыпа. И много нового. Это отдельно радует. Этап паники я уже пережила и мне хорошо. х))И невероятно круто, что теперь там будут не только знакомые с прошлых смен, но и знакомые из моей жизни здесь. И вообще поездка воспринимается уже второй раз как возвращение.

---

Когда пес начинает клянчить сырую морковку и потом уплетает ее со смачным чавканьем, чувствую себя начальником концлагеря, который морит заключенных голодом.
Когда он это делает при гостях, вдвойне неловко.

---

Снился Василий Ливанов в образе Холмса, который ласково обнимал меня за плечи и что-то втолковывал своим медленным чарующим голосом.
Потом снилось, что я нашла в сети сайт с названием типа "To do", где надо составлять списки дел на день и отмечать выполненное.

По итогам могу предположить, что мое бессознательное орет: а) хватит быть тупой, больше думай; 2) прекрати уже прокрастинировать!
Пойти, что ли, правда такой сайт поискать. Должен же быть.

---

Фик. "Секретный форт".
"Ветер свистит, и на послевкусие двух рыдающих на все тона скрипок это ложится просто прекрасно". (с) После эпизода со скрипичным концертом происходит еще один разговор. Кто-то должен извиниться, кто-то хочет знать, что он упустил. Над Шерринфордом шумят ветра, на много миль вокруг – никого, и для Майкрофта это привычно. В отличие от Шерлока он бывал тут много раз. И это не то, о чем он любит вспоминать.

Давно мне тексты так не имели мозг. Финальная игра в тетрис и минус четыре страницы (прости, Майкрофт, поговоришь еще в другой раз).

Текст

***

Каменные стены поднимаются из воды на много метров — совершенно голые, склизкие и темные, как битум. Вылизанные волнами до металлического перелива, местами пестрые от налипших после прилива моллюсков, они не имеют понятия, что скрывается внутри. Сооружение, построенное когда-то как лучшее убежище, мрачное, овеваемое ветрами, которые до изобретения пароходов и электроники выворачивали наизнанку паруса любого корабля, взявшего курс на форт, — теперь оно удерживает врагов внутри.

Шерринфорд изменил концепцию, но стены остались прежними. Как ревущие ветра, косые ливни и грохот волн и грома.

Смотровая площадка продувается со всех сторон. Ветер срывается с тугих волн и взлетает по стенам, угрожая стоящим у самого края отхлестать их холодом или столкнуть вниз, ударив по коленям. В ста метрах стоит вертолет с неподвижными лопастями. Когда Майкрофт поднимается на площадку и неторопливо направляется к краю, засунув руки в карманы, из кабины высовывается пилот, но понятливо убирается назад, различив короткий кивок: не сейчас.

Ветер свистит, и на послевкусие двух рыдающих на все тона скрипок это ложится просто прекрасно. На много миль вокруг простирается океан, и Майкрофту вспоминается качка на тугих волнах, порывистый ветер со снегом и рев моторов огромной синей лодки в тот день, когда он приехал в Шерринфорд впервые. Затерянная в океане громадина вырастала из-за горизонта, а сопровождающий рассказывал стандартные правила безопасности. Первым делом на входе предстояло сдать все личные вещи, верхнюю одежду, украшения и средства связи. Проносить внутрь не разрешалось ничего — ни съестное, ни канцелярские принадлежности, ни одежду. Майкрофт слушал и кивал, прекрасно зная, что в сумке у матери полно контрабанды — книги про Маугли и Питера Пэна, детские раскраски, миниатюрная кукла в традиционном ирландском костюме. Под обложку “Питера Пэна” мать вклеила конверт с домашним печеньем. Все это было нелепо — и конечно, на входе все конфисковали...

Чиркает зажигалка — первые две искры сжирает ветер, третья выживает.

Он помнит лишь один день, когда над каменным серым кругляшом, каким выглядел форт из окна вертолета, светило солнце. Девятнадцать лет назад. Эвр исполнилось шестнадцать. И тогда они гуляли по внутреннему двору, в котором звуки тонули, как в колодце, и Эвр не щурилась от света, а запрокидывала голову и открывала глаза как могла широко. “Ты боишься ослепнуть, — говорила она, когда он шипел на нее и пытался увести в тень, — поэтому никогда не увидишь, какое оно. Солнце”. Их разговоры там всегда немного напоминали театральные сцены из дурной пьесы, и наполовину реплики Эвр звучали как нелепица. А он, насытившись играми Эвр в детстве, долго не желал ломать голову над ее загадками. Пока за это не пришлось расплачиваться другим.

— Сегодня не Рождество.

Пепел рассыпается в воздухе на мелкие частицы — выглядит так, словно ветер поедает и его, не только огонь. Шерлок протягивает руку, щурясь на серость на горизонте. Ах, братец.

— Разумеется.

Майкрофт передает ему пачку и зажигалку, и скоро ветру достается еще кусок дымящегося пепла.

— Впрочем, — говорит он, — сегодняшний день вполне можно считать Сочельником.

— Да уж, — ровно откликается Шерлок, смахивая пепел с рукава, — таким составом мы не собирались с моего пятилетия.

— Тесный круг родственников, музыка, слезы сентиментальности…

— Не хватает жирного зажаренного гуся.

— К сожалению, в стенах Шерринфорда подают только отварную диетическую птицу. Полагаю, когда наша сестрица проводила здесь… реорганизацию, вопросы питания ее мало волновали.

— Нечему удивляться, — пожимает плечами Шерлок. — Неразумно тратить время на поваров, когда не смонтированы спецэффекты.

О да. Эвр всегда была самой разумной из них.

* * *

Эвр восемь. В Шерринфорде все называют ее умницей.

— Она невероятно одаренная, — восторгается молодая женщина в белом халате, демонстративно пролистывая толстую тетрадь-А4 в пятнистой аляповатой обложке. — Вот это все она решила за одно утро! Я оставила ей это вчера, забыла забрать… А здесь почти тысяча нестандартных математических задач! Она просто поразительная, вы можете ей гордиться… Жаль, конечно, что все сложилось так… — она сочувствующе замолкает и прижимает тетрадь к груди.

Мама натянуто улыбается и сжимает ладонь отца. Они выглядят так, словно пришли на обычное родительское собрание — послушать об успехах дочери, но рука у мамы слабо дрожит, а отец то и дело шмыгает носом.

Эвр не нужны похвалы. Она смотрит на эту женщину снисходительно, как на говорливого птенца, которому можно при желании передавить горло, но лень тянуться и напрягать мышцы. У Эвр длинные темные волосы, непропорционально большие глаза и шрамы на запястьях.

— Это игра, — объясняет она Майкрофту, когда он замечает. — Когда они не хотят что-то сделать для меня, я нахожу способ показать им кровь. Они не понимают, что это за игра, поэтому играют. Я не объясняю им правила.

...вспышки воспоминаний — волны жара, хлопья пепла, грохот железного остова, прожженного насквозь, отражение пламени в темных глазах сестры.

Настоящая Эвр улыбается, изучая лицо Майкрофта, и вдруг протягивает руку и прикладывает палец к его губам.

— Т-ш-ш. Никому не рассказывай, пока мы не доиграем.


* * *

Некоторое время они молчат — два препятствия на пути у ветра, вросшие в камень на самом краю смотровой площадки, так что носы двух пар начищенных ботинок оказываются на два сантиметра над водой. Выдыхая очередную порцию дыма, Майкрофт чуть склоняет голову, разглядывая брата. Тот, конечно, ощущает его взгляд, но не подает вид: так же вглядывается в линию, где тяжесть лиловых волн сливается с выцветшими тучами. На этот раз посещение Шерринфорда не грызет его изнутри невыполненной задачей и не тревожит воспоминания, запертые в запароленных архивах в подвалах Чертогов. На этот раз он спокоен — и когда трогает смычком струны, и когда стоит на краю каменной площадки на высоте тридцати метров над океаном.

— К слову, позволь выразить восхищение, Шерлок. Музыка была… Хороша.

— Да, — щелчком пальцев Шерлок отправляет окурок в воду. — Увы, времени на репетиции было немного. В конце пришлось импровизировать.

— Вышло, на мой взгляд, достойно.

— Несомненно. Когда я уходил, мама все еще заливала слезами попеременно отца и психиатра и причитала, что нельзя называть психопаткой “девочку, которая так играет, что у меня сердце останавливается!”, — он передразнивает совсем немного и сам корчит гримасу, демонстрируя неудовольствие и смятение, а не насмешку. — Полагаю, после этого разговора придется сменить еще одного доктора: она его или придушит, или сведет с ума.

— Что поделать, — негромко отзывается Майкрофт. — Теперь нам всем предстоит жить под восточным ветром. — Он прикрывает глаза, прежде чем сказать то, что давно стоило, но что он так и не озвучил: ни на материнские слезы и гнев, ни на град упреков отца… Ни на молчаливую злость Шерлока там, в кукольном домике Эвр с единственным гробом вместо пластмассовой мебели. Слова разрывает на клочья ветер, как хлопья пепла: — Мне жаль, Шерлок. Заключение Эвр стало моей ошибкой.

— Нет, — отрывисто возражает Шерлок. — Ты поддаешься сентиментальности.

Тепло с шершавых камней сдувает до последней капли, от поверхности сооружения тянет прохладой и сыростью, но Шерлок все равно усаживается на краю, свесив ноги вниз, и задумчиво вертит в руках пачку сигарет. Бесспорно, все возможные следы он уже считал: и ничуть не мятый картон упаковки, и количество сигарет — полный комплект минус две, и хруст целлофановой пленки в кармане. Свежая пачка сигарет в руках некурящего — очевидно, купленная перед поездкой. В киоске недалеко от вокзала, откуда Майкрофт забирал родителей, — эту последнюю деталь восстановить легко, если знать, что их поезд немного задержался, а водитель Майкрофта всегда приезжает заранее. Вслух Шерлок не комментирует — но протягивает еще одну сигарету.

Что ж, значит, у него есть непростые вопросы.

— Заключение Эвр стало ошибкой, Майкрофт, когда наша мать начала рыдать и посыпать твою голову пеплом. И когда тебе стал очевиден мой… эмоциональный интерес к Эвр, назовем это так. Но это не имеет отношение к ее заключению. Ты не жалеешь о Шерринфорде ни капли.

— Взять ответственность за Эвр и не справиться — это ошибка, — произносит он с нажимом. Невозможность отследить реакцию, стоя за спиной Шерлока, раздражает, и секунду Майкрофт размышляет, не постелить ли пиджак на камни, но ветер с солью и влагой нравится ему еще меньше. Скривившись, он садится рядом. Под ногами ощущается неприятная пустота, в которую недавно рухнули связанные игрушки Эвр, которых не спасла ни дедукция, ни справедливость. — Это могло стоить тебе жизни. Доктору Уотсону, впрочем, тоже.

Внизу перекатываются тяжелые пенные волны, и в голову лезет навязчивая мысль, сколько же продержались там те несчастные. Едва ли даже пару минут — в трех-четырех градусах по Цельсию и со связанными конечностями.

— Ставлю на три минуты, — предполагает Шерлок. — Но этого мы никогда не узнаем — если их трупы еще не разметало по камням, в легких у каждого все равно примерно одинаковое количество воды. А на теле одинаково ссадин. Поэтому — не имеет значения. — Недокуренную сигарету в полете относит на несколько метров вправо. Шерлок заканчивает хмуро и жестче: — Если этот новый психиатр не станет засовывать голову в клетку к тигру, это никогда больше не будет иметь значение.

Мистера Грингарда, пятидесятилетнего психиатра с ирландскими корнями и аккуратной седой бородкой, проверяли трижды. Количество бумаг, которые он подписал, должно было оставить мозоль на его пальцах, а содержание — навсегда перечеркнуть малейшее желание приближаться к Эвр Холмс. Но ни опытный понятливый мозгоправ, ни чистка шестидесяти процентов кадров не давали стопроцентной гарантии, когда дело касалось Эвр.

Никакой гарантии.

* * *

Эвр одиннадцать. В Шерринфорде ее называют просто по имени. Она все еще любимица среди сотрудников, но никто больше не умиляется ее поразительному интеллекту и сотням решенных примеров.

Теперь они играют с ней, как дети, впервые увидевшие удава и уверенные, что он не задушит их через клетку.

Каждые несколько недель Эвр рассказывает им, что они — идиоты, но они не понимают.

— Смотри, что у меня есть, — говорит Эвр Майкрофту, улыбаясь уголком рта, и достает из кармана серебряную змейку-брошь с зеленым камнем. И цокает языком, когда Майкрофт только собирается ответить: — Молчи. Не надо говорить что-то только потому, что так принято. Это скучно. Это все делают. “Это нужно вернуть, Эвр”. Я сказала за тебя. А они проиграли, поэтому ничего не получат назад.

В другой раз она показывает ему блистер с зелеными круглыми таблетками. В другой — блестящий скальпель. В третий — целую горсть вещей в коробке из-под красок: там несколько монет, наручные часы, металлическая авторучка и пластиковая банковская карта.

— Люди ужасно невнимательные, — объясняет Эвр, — и я могу забрать у них все, что захочу. Что-то неважное. Что-то важное. Ты так умеешь, Майки? — И отвечает сама, пристально уставившись на него снизу-вверх: — Ну конечно, ты умеешь.

И когда он уже уходит, а Эвр возвращается к столу, где подсыхает акварельная картина — кажется, это вид из окна самолета, — она бросает ему в спину:

— Только со мной так не надо. Все равно не справишься.

* * *

— Я полагал, что я ее контролирую, — признание вызывает почти настоящую зубную боль, и Майкрофт морщится, выдыхая, и качает головой. — И не только ее, а ее... в связи со всеми остальными. Контролирую контекст, — усмехается он.

* * *

Эвр шестнадцать с половиной. В Шерринфорде ее — наконец-то — боятся.
В отделении, где содержат Эвр, появляются пятеро новых сотрудников.

Дядюшка Руди просит Майкрофта быть осторожнее, а лучше — сократить число визитов до одного в пару лет.

— Они перестали бояться, — объясняет Эвр, хотя Майкрофт не спрашивает. Она стоит к нему спиной с широкой кистью в руке. Пахнет растворителем и масляными красками. — Всего-то откинули свой глупый страх.

Дядя рассказывает, что трое из тех пяти покончили с собой. Двоих успели спасти.

Эвр проводит широкую красную полосу поверх желто-серебристого круга, еще свежего и блестящего. Вся ее больничная роба измазана, но руки идеально чистые.

— Люди живут под светом солнца день за днем и на самом деле ужасно его боятся. До дрожи. До отвратительного, липкого отчаяния, — Эвр словно рассказывает сказку. — Потому что знают, что однажды оно их сожжет. Им так страшно, что они изобретают миллиарды способов отводить глаза и не замечать, что оно полыхает с каждым днем все сильнее. Несчастные, напуганные дети. Все они. И ты тоже, Майки. Но им стало лучше — они перестали бояться и смогли посмотреть на солнце.

Эвр оборачивается, и с холста смотрит неопрятное, хищное солнце, словно покрытое ржавчиной, а не сияющее.

— Ты тоже сможешь, — обещает она.

* * *

— Как мы выяснили, в контексте Эвр нет равных. — Шерлок проводит ладонью по лицу, прижимает пальцы к глазам — ветер и недавнее яркое освещение, очевидно, сказываются. — Но твоя исповедь ни к чему, Майкрофт. Окажись ты заперт в гребанном Азкабане на тридцать лет, полагаю, и ты нашел бы способ устроить тихую революцию.

— “Гребанном Азкабане”? — Майкофт в удивлении поднимает брови. Шерлок ухмыляется, моргая покрасневшими глазами, и небрежно отмахивается:

— Джон так называет это место. У него есть черновик записи “Революция в Азкабане”. Разумеется, он не намерен ее выкладывать. Помимо заботы о государственной безопасности, его беспокоит, что текст напоминает сценарий к продолжению “Пилы”... О, не делай такое лицо, я понятия не имею, что это за пила, это просто цитата!

Короткая пауза — и они все-таки синхронно издают снисходительные смешки в адрес нелепой массовой культуры и стремления благополучной части человечества компенсировать скучную жизнь сюжетами из жизни неблагополучной части. Впрочем, и в адрес всего остального разом — через пару секунд ни один из них не может сказать, над чем они негромко и не слишком весело смеются.

Но пустота и плеск волн внизу становятся не так существенны.

— Расскажи мне про Эвр, — просит Шерлок после паузы.

— Что ты хочешь услышать?

— Все. Все, что имело место, пока я ее не помнил. Ты навещал ее. И родители тоже?..

— Да, — отстраненно отвечает Майкрофт. И, вздохнув, просит: — Дай мне пару минут. Это… не так просто.

Вместо ответа Шерлок просто откидывается на спину, подложив под голову согнутую руку, и закрывает глаза. Он готов ждать.

* * *

Эвр умирает спустя год после той прогулки под солнцем.

Ей семнадцать. В Шерринфорде ее называют коротко: “Холмс”. Встречаются и другие варианты: от “ведьма” до нецензурщины, которую Майкрофт ловит краем уха от младшего персонала и, конечно, запоминает.

Когда он рассказывает Эвр о ее смерти, она смотрит на него почти с жалостью.

— Глупый брат, — говорит она. — Я же просила. А ты ничего не запомнил. Но ладно, раз уж сегодня ты убил меня, ты кое-что мне должен, правда? — И на его вежливую вопросительную полу-улыбку, которая прячет напряжение, она отвечает: — Ну, кончай же тормозить. Подарок, Майкрофт. Я хочу подарок. На день смерти.

— И какой же? — он почему-то уверен, что ответ ему не понравится.

Эвр усаживается на кровать, скрестив ноги, и просит:

— Расскажи мне про Шерлока.

Он может сказать просто — "нет", и почти говорит, но в последнюю секунду закашливается. Эвр терпеливо ждет, подперев подбородок. Она уверена, что Майкрофт и правда ей "кое-что должен".

И он сам вовсе не уверен в обратном. Он делает шаг вперед, цепляет за спинку простой деревянный стул и подвигает ближе. Садится, ощущая себя как на первых серьезных переговорах, на которые он приходит без козырей и где его единственный туз — откровенность — может сыграть только с позволения второй стороны.

— Дай мне... пару минут.

@темы: шерлок холмс, фанфики, пишется тут всякое

---

Проснулась сегодня от того, что в квартире над нами девочка маленькая скакала по полу, грохотала чем-то и скандировала то ли "в лазарет, в лазарет!", то ли "в Назарет, Назарет!", то ли что-то еще, но похожее.

Вчера к ночи вывелся термин "воронизм" - это когда ты пытаешься писать про взрослых мужиков, а лезут драматичные юноши ("Я одинокий ворон в бездне света", вот это вот все). Одно из самого сложного для меня - показать через текст, не упоминая числа, возраст персонажа. Это прокатывает с детьми разных возрастов еще, но не прокатывает со взрослыми, если нет, например, маркеров социального статуса вроде "студент/недавний выпускник/мать с поздним ребенком" и т.д. Но это вызов, и это интересно.

---

Холмсы не отпускают. Про них интересно писать. А с появлением нового элемента - еще интереснее. В попытке представить их детство лучше наткнулась на кучу вопросов и поняла, что надо это все как-то зафиксировать. Ниже - все имхо и предположения, просто интересно.

Спойлеры к четвертому сезону, попытки что-то анализировать и просто размышления на том уровне, на котором доступны

Начала с вопроса, чем занималась мама Холмс до рождения детей и как вышло, что она из науки все-таки ушла.

Надо пересмотреть тот эпизод, где семейный ужин, потому что я плохо помню детали разговора. Но в какой-то момент она говорила, что ушла из науки и профессии, чтобы заниматься детьми.

Мне кажется, что из науки она ушла с рождением Шерлока. А Майкрофт рос как раз с занятыми-и-как-бы-серьезными родителями (которые еще не очень представляли, что нужно делать с детьми и как оно работает). Мальчика пытались занимать в таком духе классического воспитания (шахматы-скрипка-не-бегай-под-дождем), но явно не ворковали вокруг. Может, подключилось частое "онженаследник" или что-то около. И оно закрепилось, когда родился Шерлок.

Возможно, или его появление для матери было тяжелым физически, возможно, сам Шерлок много болел в первые месяцы/годы, но внимание родителей явно зациклилось в какой-то момент на Шерлоке. Потому что сочетание эмоциональный-средний-ребенок и замкнутый-холодный-старший должно было появиться раньше, чем Эвр дала всем жару. Может, маленький Шерлок был в целом более контактный, чем Майкрофт, - это тоже могло пойти в плюс к различиям. Но эмоциональность Шерлока явно подогрелась отзывчивостью и теплом родителей в какой-то момент. И может, не устрой Эвр семейное веселье, рос бы мальчик нормальным. Но увы.

Разница в возрасте тоже очень интересная. Когда Шерлок родился, Майкрофту было, получается, семь - возраст, когда для детей как раз становится очень важна личная ответственность. Когда правила взрослого мира могут становиться ориентиром, потому что соблюдать их = получать одобрение взрослых, а это важно. В этом возрасте (но в Англии вроде чуть раньше) меняется сильно социальный статус, был просто ребенком, стал школьником - вот еще плюс ответственность. И если позитивно оценивается готовность ее принять, то ребенок и захочет ее принять. "Я должен быть молодцом, а поэтому я должен вести себя, как взрослый/следить за младшими/держать себя в руках/и т.д.".
Итого: возраст ответственности + появление брата + сосредоточенность родителей на нем.
Интересно, переживал ли Майкрофт эту детскую ревность к младшим. Мне почему-то кажется, что она скорее подавлялась - опять же, этим стремлением к ответственности. Под которым скрывается простое желание "быть хорошим".

Еще через год рождается дочка, которую наверняка очень ждали после двух сыновей. Мне очень интересно, какой была Эвр в первые годы жизни. Для того, чтобы это представить, мне не хватает знаний и образования, потому что все-таки Эвр - это психиатрическая загадка.

просто размышления про Эвр

Окей, не воспринимает боль (высокий порог? в целом отсутствие чувствительности - какая-то особенность нервной системы? что это?), нет эмоциональной привязанности в прямом смысле этого слова, нет эмпатии и вообще понимания эмоций - мне кажется, для Эвр эмоции были чем-то загадочным долгое время. Она могла вообще не предполагать, что это существует. Потому что сама не испытывала ничего подобного. Точнее, наверное, не испытывала эмоций, завязанных на близкую привязанность (любовь, переживание за кого-то, боль потери - вот это все). Но нельзя сказать, что она безэмоциональна. Вот тут для меня главная загадка: где граница.
Потому что внутри Эвр есть эта маленькая девочка в самолете. Могу предположить, что это - как раз та наиболее "здоровая" часть, которая в ней есть. Остаток детских переживаний, что ли. Младенец не может без эмоциональных связей, потому что мать - гарант безопасности, а "мама ушла/пропала" может приравниваться к "мама бросила/мама хочет моей смерти". И чувство покинутости и одиночества - оно может быть связано с какой-то ранней травмой, не отловленной никем, даже самой матерью. Надолго оставили одну/мама болела и не могла быть рядом. Хотя, наверное, это должно быть что-то сильнее, но не могу сообразить. Но такая травма могла оставить след и привести к появлению девочки-в-самолете. Разрушение базового чувства безопасности -- страх одиночества, потерянность, смерть где-то рядом (одиночество и есть смерть, когда ты ребенок) --- девочка навсегда остается в самолете.

Итого у нас два младенца и старший сын. И мне кажется, где-то там мать решила вернуться к социальной жизни.

И вся загадка - понять, что это была за социальная жизнь. Мама Холмсов выглядит в сериале как активная такая тетушка, но очень на своей волне, сосредоточенная на чем-то - а не на людях, которые рядом.

Казалось, помню, что они все играют там (уже в семье, которая как раз в эпизоде с Рождеством) в благополучную семью: дети, мужики под сорок и старше, притворяются, что не курят, а мама делает угощение и подтрунивает над отцом. При этом она не очень интересуется жизнью детей - видимо, просто считая их умницами и красавчиками, но при этом считая, что хорошо их знает. Нет, нет, нет, миссис Холмс. Вы ошибаетесь.

Так вот - мне кажется, после рождения Эвр миссис Холмс или устала от младенцев, или просто захотела больше воздуха, но от семьи немного отошла. Что, так-то, нормально. И занялась всяким "светским" - наверняка это были какие-то приемы, литературные/кулинарные клубы, может, что-то слегка политическое, может, какая-то общественная деятельность. Это то, что я легко могу представить. И нельзя сказать, что дети росли заброшенными. Там, скорее, вступила в силу "социальная линейка". Тут норма, тут норма, тут хорошо - и ладно. Старший же вырос - значит, с младшими можно повторить те же шаги. И все получится. И в принципе, могло бы.

До этой серии последней я представляла детство Холмсов все-таки иначе и маленького Шерлока видела иначе. Не критично, но все-таки. Эта серия изменила для меня вот что: Шерлок был обычным. Да, с интеллектом выше среднего, но он не был гением. Он верил в пиратов, носил шляпу, лез к брату с обнимашками и не хотел играть с мелкой сестрой, которая аж на год младше (когда тебе шесть - это очень много). И если бы Эвр не затеяла свою игру с восточными ветрами и спичками, Шерлок вырос бы обычным юношей, а Майкрофт, может, и добился бы того же, чего в итоге, но без идеи гиперконтроля всего мира. Без желания все удержать в горсти.

Но крошка Эвр все изменила.

Отдельно: что происходит с Майкрофтом, который видит, как мелкая сестра постоянно обжигается и не замечает/падает и не замечает/задумчиво вскрывает себе конечности, а мать, когда узнает, сходит с ума от ужаса и очень, очень расстраивается? С мальчиком, которого поощряют за зрелость и который уже когда-то проникся идеей ответственности и "взрослой роли"? Простая мысль "мама не должна волноваться" вынуждает его заняться и проблемой младшей сестры. Даже в возрасте 10-11 лет переживать из-за переживаний родителя - это нормально. Потому что слабость взрослого - это, опять же, угроза безопасности всего мира - так это может ощущаться внутри. И заботой о сестре Майкрофт решает две задачи: мама меньше волнуется - раз, он сам меньше видит мамино волнение - два.

В моем хэдканоне половина выходок Эвр не доходила до родителей. Конечно, исполосованные руки скрыть было бы трудно, но всякое мелкое - запросто. Убитых животных, например.

Взрослая Эвр кажется мне адекватнее, чем маленькая. И это, наверное, нормально: маленькая еще не понимает до конца, чем она отличается от остальных, и не понимает, что такое "социальные нормы" и зачем их соблюдать. Поэтому маленькая Эвр отчасти опаснее - она плохо знает границы. Зато взрослая, конечно, умнее и показана нам персонажем покруче спецагентов. Взрослая Эвр отлично научилась играть, и в этом была, на мой взгляд, основная задача ее детства, которая не была выполнена: научить ее жить в мире. Да, в том мире, где нет похожих на нее, где правят эмоции и социальные нормы, где границы часто нелогичны и условны, но понятны большинству при этом. Поэтому взрослая Эвр может притвориться нормальной, может сыграть любую роль (девушка в автобусе, психотерапевт - запросто). "Научить" - это, по факту, дрессировка. Если дело касается ребенка. Но когда становится доступна логика - должна подключаться и логика.

Впрочем, даже в таком случае Эвр не стала бы безопасна. Но может, обойтись без аналога Азкабана удалось бы.

Но случается то, что случается. Девочку увозят в клинику-тюрьму, родители в ужасе, у Шерлока выстреливает мощнейшая психзащита, Майкрофт пытается с этим жить. Шок, удар, потрясение у всех. И что они все делают? Вычеркивают этот кусок жизни. Отчасти, выходит, к этому вынуждает Шерлок, который ведет себя так, словно Эвр нет и не было. Что побуждает их подыгрывать и ничего не делать с этой ситуацией? Считают ли они, что психика сама лучше знает, как справиться с нагрузкой? В любом случае, попытка закрыть глаза на эту историю лишает всех остальных возможности это прожить и принять. Родители не верят до конца, что с Эвр и правда _такая_ беда. Майкрофт переживает случившееся молча. Шерлока защищает его же психика, ограждая, видимо, от воспоминаний во-первых и от общения с людьми-триггерами во-вторых. Внимание семьи снова сосредотачивается на нем, но вместо кудрявого пирата у них теперь молчаливый замкнутый мальчик. Ради его спокойствия решают не упоминать Эвр и дальше. Но родители наверняка переживают за нее - иначе почему спустя сколько-то там лет молодой Майкрофт снимает с них эту тревогу, выдумав историю про гибель сестры?
Майкрофт Холмс, который стоит у рычагов управления страной, в последней серии действительно _боится_ свою сестру. И при этом считает/считал, что он может (или должен, потому что один раз уже не?) с ней справиться.
Как проходило общение родителей с Эвр, когда она была еще ребенком заперта в клинике? Влияла ли она на них как-то? Или, может, вовсе делала вид, что их нет, стерев их так же, как Шерлок стер ее саму? Интересно.

На самом деле, вся семья становится памятником Эвр Холмс. Тот, кто ее вообще не помнит; тот, кто помнит ее как свою большую ошибку; те, кто вынуждены делать вид, что ее никогда не было. Эвр накладывает отпечаток не только на действия Шерлока - на действия всех членов семьи. Майкрофт уходит в контроль с головой, Шерлок уходит в загадки и приступы саморазрушения. А Эвр Холмс взрослеет в окружении белых стен и о чем-то размышляет. И о чем - это отдельный вопрос.

@темы: шерлок холмс

---

Фик. Шерлок не проходит бесследно. Спойлеры к 4.03.

Описание

Детство Холмсов. Одна история, рассказанная на троих. О подменышах, куклах и законах Солнечной системы. Шерлок и его пираты, Эвр и ее опасный интерес, Майкрофт и его попытка со всем справиться.

"Подменыш". Текст.

***

Солнце встает на востоке.

Старая энциклопедия вся в пятнах от чая и шоколада, на развороте страницы – синий круг, весь в тонких линиях. Вот эти длинные, сверху вниз, похожие на спицы велосипедного колеса – меридианы.

В космосе есть гигантские часы с невидимыми стрелками, и все планеты вращаются против них.

Поэтому солнце встает на востоке каждое утро. Вот почему – а не то, что рассказывала мама: как будто невидимое чудовище на востоке лежит на земле кверху животом и дует вверх, поднимая такой сильный ветер, что он выталкивает солнце из-за горизонта.

– Солнце встает на востоке, – вздыхает Шерлок на ухо матери, когда она поправляет ему капюшон, и от нее так вкусно пахнет сладкими духами и чистыми волосами, – потому что планеты движутся против часовой стрелки. Нет никакого чудовища.

– Ну конечно, нет, – торопливо соглашается мама, отстраняясь, и гладит его по голове.

– Тогда это вранье.

– Это просто сказка, милый. Ну, идем скорее, папа уже в машине.

...Когда он в машине рассказывает Эвр о вращении планет, она моргает, похожая, как всегда, на выловленную только что рыбу.

– Это все давным-давно знают. Только ты верил в эту сказку про глупое чудовище.

Он отворачивается, кусая губы. Ну и ладно.

– Зато теперь ты знаешь про планеты, – говорит мама с переднего сидения. – Расскажешь своему другу?

– Виктору, – Шерлок удовлетворенно кивает и косится на сестру. – Вредина, – одними губами.

Эвр снова моргает – и, почти не шевелясь вся целиком, хватает его за руку. Через несколько секунд приходится сжать зубы: Эвр не по-девчачьи сильная, и когда она стискивает его пальцы, Шерлок чувствует, как там внутри, под кожей, что-то шевелится.

Он молчит и смотрит в окно – он не будет плакать, что бы она не делала.

Эвр улыбается. И сжимает сильнее.

***

Эвр не нравятся куклы.

Всегда одинаковые, скучные, пустые. Даже те, которые с фарфоровыми лицами, с пушистыми ресницами, с румянцем на холодных щеках – все, все, все они выглядят, как мертвые.

Эвр помнит толстую дутую игрушку с жесткой щетиной на макушке – это называли пупсом и клали к ней в кровать. Каждую ночь. Пока Эвр не засунула его в камин. Пластмасса горела с едким запахом и долго, а вот щетина вспыхнула и погасла.

После этого ей подарили Эвелин – длинноногую и тряпичную. “Эвелин” было написано на коробке. У Эвелин были желтые нитчатые косы и вышитые крестиком веснушки. С ней Эвр повозилась однажды, когда они с Шерлоком играли в похороны на заднем дворе. Они сплели для Эвелин венок, нашли коробку из-под обуви, засунули туда вышитую бисером подушку из гостиной, а сверху положили Эвелин. Но было скучно.

После этого были плюшевый заяц Банни, коллекция фарфоровых кукол величиной с ладонь, еще пара пупсов и деревянный щелкунчик, как в книжке. Щелкунчик ей понравился – оказалось, он прокусывает палец до кости, если положить его вместо ореха. Эвр до этого не видела настоящие кости. Они оказались красивыми.

Иногда ей снятся сны – яркие, полные вспышек, словно идешь по ярмарке, а кругом – светящиеся карусели. Иногда там и правда бывают карусели, но чаще снится дом. Неправильный дом – коридоры ведут не туда, куда должны, двери не открываются, выключатели все исчезли, потолок уходит так высоко, что его вовсе не видно. Эвр не нравятся эти сны. Там она только понимает, что ей нужно отыскать свою комнату, но не выходит. Зато везде – куклы. На полках в коридорах пестреют их яркие платья, из темноты потолка выглядывают бледные холодные лица с красными ртами, а когда Эвр случайно находит комнату родителей, в их кровати тоже лежат куклы. Тогда ей становится – наверное, она могла бы сказать “страшно”, но это не страх. Это ледяная, прожорливая пустота; все вдруг перестает существовать, и ее тело перестает существовать, и она просыпается. Вот что это такое.

Люди, по правде, нравятся Эвр больше, чем куклы. Если куклы остаются неживыми и в огне камина, и под слоем сырой пахучей земли, и с выпотрошенными синтепоновыми внутренностями, то люди – они всегда оживают, если с ними играть.

Эвр просто сложила два и два. Это она умеет. Запомнила посеревшее лицо старшего брата, когда он застал ее с ножом над раскрытым анатомическим атласом. Его ужас сочился по воздуху, как густое мороженое, но тогда Эвр не успела понять, что произошло. Потом поняла – ей... понравилось. Так ощущалось удовольствие – приятным покалыванием внизу живота.

Через пару дней к маме она пошла сама – и, протянув руку с волдырями ожога, очень внимательно смотрела, как двигается мамино лицо. Было интересно, но не так, как с братом.

А весной она подобрала лысого крикливого птенца. И когда рядом появился Шерлок и стал взахлеб рассказывать, как можно построить инкубатор и спасти птичку, Эвр сжала кулак. Острый ноготь впился в тонкое горло. Она задумчиво слизнула кровь с ногтя, не сводя глаз с Шерлока.

Тогда он ударил ее по лицу, прежде чем убежать. Чуть позже, оставляя теплое голое тельце у него на подушке, Эвр чувствовала что-то, что еще не могла назвать.

Она слышала, как Шерлок жалуется кому-то, захлебываясь слезами, и дышала все чаще, пока вдруг не рассмеялась – с наслаждением, громко, до дрожи в животе.

Эвр не нравятся мертвые куклы. Ей нравится, когда куклы оживают.

***

В холле пахнет духами и едкой мазью для кожаной обуви, а с улицы через приоткрытую дверь тянет сыростью и прелыми листьями. Отец уже стоит на крыльце, разглядывая в театральный бинокль стаи уток на западе, а мать поправляет шляпу, тревожно рассматривая свое отражение. Майкрофт стоит на пороге гостиной, скрестив на груди руки, и мысленно надеется, что мать удовлетворит классический черный клош и она не затеет примерку еще десятка головных уборов.

– Ох, ну, оставим так, – наконец подытоживает она, поджимая губы, касается пальцем рта, вытирая невидимое неуместное пятно от помады, и говорит через плечо: – Присмотришь за ними, Майки?

– Ну разумеется, мама.

– Ну, отлично! Иди сюда, – она невесомо целует его в лоб, и ее не останавливает ни бесстрастное лицо, ни скрещенные руки. – Развлекайтесь тут, мои хорошие! Не позволяй Шерлоку таскать с кухни сладкое и драться с Эвр.

Он провожает мать до двери, вежливо желает приятного вечера, но вместо того, чтобы просто закрыть дверь, остается на пороге и некоторое время смотрит, как мать с отцом под руку идут к машине, и ветер кидает комья подгнивших листьев им под ноги. Сырость забирается под тонкий свитер, пуская мурашки по спине. Машина отъезжает, раскидывая колесами мокрую гальку.

Вернутся они за полночь, значит, часов через шесть. Можно начинать отсчет.

В доме тихо. В холле мохнатый ковер – глубокий ворс, который можно загребать носами ботинок, как мех задремавшего животного. Босиком это, конечно, совсем иначе. Майкрофт еще помнит, как ворс может щекотать голые пятки и кожу между фалангами пальцев на руке. Совершенно нормально ползать по ковру, когда у тебя еще нет мозгов и зубов, но теперь он только неторопливо пересекает меховое покрытие, ероша густую бордовую шерсть домашними теннисными туфлями. И поднимает голову.

Она стоит на верхней площадке лестницы, склонив голову, и постукивает по перилам чем-то металлическим. Присмотревшись, Майкрофт мысленно вздрагивает: у сестры в руках вязальная спица. И поклясться можно, что она не платье кукле вязать собралась.

– Боишься меня, – говорит она.

– Иди играй, – морщится Майкрофт.

– Поиграй со мной.

Эвр склоняет голову в другую сторону, и подвешенные к хвостикам желтые бубенцы издают короткое “треньк”. Больше всего Майкрофту сейчас хочется запереть сестру в подвале до возвращения родителей. Но это, к сожалению, будет сложно объяснить: это Шерлок мог бы притвориться, что “случайно” запер крошку-сестру в подвале, когда они играли в прятки. Поэтому Майкрофт отвечает привычно:

– У меня есть дела.

– Ладно, – Эвр никогда не расстраивается. У нее в принципе скупая мимика – по правде говоря, мертвецы на картинках выглядят живее. – Тогда я поиграю с Шерлоком.

Бубенцы звенят, когда она вприпрыжку поднимается на третий этаж. Проклятие. Майкрофт касается пальцами переносицы и жмурится со всей силы, до цветных мушек под веками.

Виктор Трэвор, этот помешанный на пиратах друг Шерлока, называет Эвр русалкой. И это не те русалки, которых рисуют в детских книжках очаровательными существами с дружелюбной улыбкой и волосами в цвет кораллов. Мальчишке кто-то рассказал, что русалками становятся утопленницы-самоубийцы, и его русалки таковы – опасные злобные твари, с которыми не водятся настоящие пираты, которым дорога жизнь. Виктор Трэвор кажется Майкрофту крикливым надоедливым мальчишкой с десятком шил в одном месте, но русалка – это, вообще-то, в точку.

Эвр ненавидит Виктора. Потому что он ее не боится. Для него Эвр – очередная девчонка с косичками, которой нет пропуска в мальчишеские игры лучших друзей. Он так и говорит: “Она ничего, не ноет, хоть на русалку кровожадную похожа, но все равно – девчонка”. Единственное, что спросила Эвр у него за все время их знакомства, – что русалки делают с пиратами. И снова замолкла, получив ответ: “Заманивают песнями и топят, конечно”.

...сверху не доносится ни звука, пока ступеньки тихо скрипят под теннисными туфлями. Дверь в комнату Шерлока приоткрыта, и через щель видна кудрявая макушка, склонившаяся над деревянными деталями будущего парусника.

– Майки, смотри, я собрал почти всю грот-мачту! – зовет Шерлок, не оборачиваясь: конечно, услышал шаги.

Пользуясь предлогом, Майкрофт делает шаг в комнату. Угол ковра завернут под кровать, пахнет клеем, на полу – россыпь кисточек и скомканных салфеток. Эвр копается спицей в цветочном горшке, забравшись с ногами на подоконник.

– Хочешь со мной? – Шерлок протягивает ему заготовку для еще одной мачты.

– Это твой корабль. Я посмотрю.

Шерлок пожимает плечами и осторожно дует на почти готовую мачту, словно боится, что слишком сильное дуновение переломит дерево раньше, чем начнется шторм.

– Эвр тоже не хочет. Она сказала, что не любит корабли.

– Да, – отзывается Эвр. Тонкая спица пронзает мясистый лист бегонии. И еще два – как копье на древних гравюрах пронзает тела сразу двух недругов. – Русалки не любят корабли. Они топят пиратов.

Шерлок хмурится и отворачивается, ворча под нос что-то, напоминающее “идиотка”. Майкрофт садится на кровать Шерлока, наугад вытаскивает с полки книгу – “Древние легенды Ирландии”. Страница открывается так же наугад – из правого верхнего угла таращится большеголовое волосатое существо. А на картинке ниже черноволосая худая эльфийка с запавшими глазами уносит из кроватки сверток, оставляя на простынях серолицее кричащее существо. “Sibhreach”.

Какая ирония.

….когда через минуту он скользит взглядом поверх страницы, со спицы капает уже не прозрачный сок, а кровь. Эвр задумчиво разглядывает ладонь. Словно почуяв взгляд, она поднимает голову.

Книга захлопывается с глухим ударом.

– Иди вымой руки, – холодно говорит Майкрофт. Больше всего хочется отвесить идиотке пощечину – но этого мать ему не простит. Злость перекрывает страх и отвращение, и изучающий взгляд Эвр он выдерживает, не моргнув. Повторяет: – Иди. Вымой. Руки.

С подоконника она соскальзывает легко, словно нисколько не весит. Шерлок недоумевающе смотрит ей вслед, открывает рот – задать вопрос, но замечает капли крови на подоконнике.

– Она опять? – голос у него подрагивает. – Зачем она это делает?

Зачем? Ответов много, но все они – мимо. Порождение или злости, или невежества. Почему Эвр режет себе руки, душит птиц и вскрывает собачьи трупы, Шерлок? Потому что она психопатка? Но диагноза нет. Мать с отцом отказываются показывать ее специалистам – потому что не знают и половины того, что она на самом деле вытворяет. Потому что ее нервные окончания не передают никаких импульсов и она может сломать руку и не заметить? Это ты, братец, и так знаешь.

Потому что она просто-напросто ненормальное чудовище – вот самое честное, что я могу тебе сказать.

Вместо этого Майкрофт садится рядом на корточки, находит взглядом нужную деталь и протягивает брату:

– Ты не доделал мачту. Это, кажется, от третьей.

– Она называется “бизань”, – откликается Шерлок, хмурится: вопрос его, конечно, волнует, но Майкрофт не знает – честно, не знает, как разговаривать об Эвр хоть с кем-то. – Майки… Я иногда ее боюсь.

Я тоже, Шерлок. Но об этом ты не должен узнать.

Никто не должен.

Из коридора слышится плеск воды. Майкрофт мрачно думает, что если Эвр решит поэксперементировать с выносливостью своих легких и случайно утопится, это будет не так уж плохо… Мать с ума сошла бы, услышь она его мысли. Но ей не стоит волноваться. Эвр не глупа – она никогда не навредит себе настолько, чтобы это представляло угрозу. Эпатаж, игра – не суицид. Чертов… подменыш.

– Глупости. Эвр нравится, когда на нее обращают внимание, вот и все. Просто... держись от нее подальше. – Майкрофт неловко треплет брата по волосам – только не задавай больше вопросов, братец, пожалуйста, – и все-таки впихивает ему в руку деталь от мачты: – Это должен быть крюйс-марсель. Второй снизу.

Глаза у Шерлока загораются:

– Так тебе нравятся корабли?!

– Нет, – Майкрофт пожимает плечами. – Владеть знаниями и любить что-то – не одно и то же...

– Ты все паруса знаешь?

...но ты, кажется, еще слишком мал, чтобы это понимать.

– А который еще выше, знаешь? А знаешь, зачем на парусах кренгельсы по углам? А знаешь, что такое “взять риф”?

– Нет, – сдается он. – Расскажи.

...Эвр не возвращается ни через пять минут, ни через десять, и только через четверть часа Майкрофту удается убедить самого себя, что нужно встать и отыскать сестру. Болтовня Шерлока почти не раздражает, морские термины сыплются из него, как мелочь из копилки, и вставать с пола совершенно не хочется. Но на окне – подсохшие красные пятна, а на полу валяется спица, и если эта девчонка натворит со своим телом что-то еще… На секунду ему отчетливо видится озабоченное лицо матери и слышится ее восклик: “Майкрофт Холмс, ей же всего шесть лет! Как ты это допустил!”.

Часы в коридоре показывают половину седьмого.

Остается пять с половиной часов.

@темы: шерлок холмс, фанфики, пишется тут всякое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

И пусть тут тоже лежит.

Название: "Беглец"
Размер: мини
Категория: джен (фоном - гет)
Жанр: драма
Персонажи: Шерлок, (Мэри), Майкрофт
Пейринг: фоном - Мэри/Джон
Рейтинг: PG-13
Описание: Не только Джон тяжело переживает утрату. Шерлок понимает, что потерять власть над Чертогами очень даже возможно. Он мог бы объяснить происходящее употреблением психоактивных веществ, но до них еще не дошло.
Незначительное АУ на тему того, что происходило между первой и второй сериями четвертого сезона. Или что могло остаться за кадром.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

***

– Эй, ты не можешь сюда попасть, это крепость!

– Но я уже тут!

Подземная парковка почти пуста. Возле двух серых машин с запыленными колесами – конструкция, напоминающая колизей. Стопка хлопьев “Смайли биз”, крупы и цветочные горшки выстроены в несимметричный овал. Башня хлопьев в метр высотой шатается на ветру, но стоит, подпираемая трехкилограммовой пачкой стирального порошка.

Вранье “идеальная белизна за одну стирку” закрывает черным плащом неуклюжая кукла.

– Так нечестно! Это моя крепость и правила мои, и твой идиотский Бэтмен не может сюда попасть!

– Ты ничего не понимаешь, суперагенты могут пробраться куда угодно. Даже если там сто тыщ сигнализаций!

Вторая кукла торчит над стеной колизея. Изнутри доносится упрямое ворчание:

– Он никакой не суперагент! И там лазеры, которые режут кожу – швах, швах! – и все!

– И что ему твои лазеры? Знаешь, что он, вообще-то, их может с закрытыми глазами пройти?

– Тогда там дальше пулеметы! Ж-ж-жр-ры! Ранение в грудь!

– Он регенерирует!

– Ты полоумный?! Бэтмен не регенерирует!

Никто не регенерирует.

Спор смолкает – и Шерлок осознает, что сказал это вслух. Торопливый топот каблуков (и возмущенное “Дэни, Питер, это что такое?! Боже мой, я же просила не играть с покупками!”) приводит в чувство, и Шерлок, не обращая внимания на два заинтересованных взгляда, разворачивается и уходит.

Расспросы параноящих мамаш ему не нужны.

Быстрый взгляд на часы – десять шестнадцать. На выходе валяется пустая упаковка от чипсов и отсыревший окурок.

Над Лондоном низкие, тяжелые облака. Накрапывает.

– О, как припустил! А за молоком так и не зашел, мистер Развевающийся Плащ. Что скажешь старушке на этот раз?

– Что она может зайти в магазин на углу улицы. И не моя вина, что она поругалась с этим старым извращенцем и лишилась пятипроцентной скидки.

– Фу, как грубо!

– Там все равно самое дешевое молоко в Вестминстере.

– С каких это пор ты следишь за ценами на молоко?

– Это слова миссис Хадсон.

Она смеется, открыто и заразительно, как всегда.

Это правда: никто не регенерирует. А в условиях отсутствия мгновенной реанимации спецагент не сильнее девяти граммов металла.

– И куда ты направляешься теперь, ненавистник супергероев?

– Не принципиально.

– Вот как?

Не принципиально. Потому что она все равно пойдет с ним.

***
От кого: М.Хупер
Привет, Шерлок. Я только хочу спросить: как ты? Я понимаю, что это очень тяжело. И… Я сочувствую. Правда.

От кого: Миссис Хадсон
Милый, это просто невежливо: ты попросил принести чай три дня назад, а сам пропал! Так вот, я не стану выливать эту чашку, даже если все зарастет из-за нее плесенью!

Кому: Миссис Хадсон
М-с Хадсон, эта квартира видела нечто похуже плесени.

От кого: Миссис Хадсон
Ты невыносимый мальчишка, Шерлок Холмс!

От кого: Миссис Хадсон
Немедленно вернись и вымой эту чертову чашку!

От кого: Миссис Хадсон
Я давно не девочка, мистер, от беспокойства у меня подскакивает давление.

Кому: Миссис Хадсон
В аптечке есть лекарства.

От кого: Миссис Хадсон
И портится характер.

Кому: Миссис Хадсон
Приготовьте пирог. Я приду вечером.

От кого: Миссис Хадсон
Уже половина двенадцатого ночи!

Кому: Миссис Хадсон
О. Завтра вечером.

От кого: Инспектор
Эй… Шерлок. Какие планы на вечер?

Кому: Инспектор
?

От кого: Инспектор
Как насчет сходить выпить после 11-ти?

От кого: Инспектор
Есть интересное дело.

Кому: Инспектор
Сентиментальная благотворительность.

От кого: Инспектор
Мы тут все, знаешь ли, обеспокоены.

Кому: Инспектор
Займитесь вашим интересным делом.

***

На том конце провода слышится покашливание. Тихое, четко выверенное – два коротких “кхм”, первая степень недовольства, звучит так, словно по динамику поскребли ногтем.

– Ты меня слушаешь?

– Я занят.

– Ты не выходил на улицу два дня, а история твоего браузера – сплошные статьи по психиатрии и адрес блога Джона. Чем принципиально важным ты можешь быть занят?

– Ловлю беглеца.

Задавать уточняющие вопросы Майкрофт ненавидел почти так же, как Шерлок – на них отвечать, но ситуации, когда необходимость приходить к однозначному понятному ответу отсутствовала, все меняли: это становилось весело. Минутное удовольствие.

Разумная мелкая месть за нудный гиперконтроль.

– Какого еще беглеца?

Только не в этот раз. Шерлок тянет паузу не ради удовольствия – по привычке. На самом деле, Майкрофт не ошибся: Шерлок его не слушал. Отфильтровал, как только стало ясно, что этот звонок – симуляция истории “национальная безопасность под угрозой”.

Шерлок не удивился бы, выяснив, что внезапное очень-важное-дело состряпали лучшие подчиненные братца, подписавшие очередную бумагу о неразглашении.

Глупость.

– Шерлок.

– Неуловимого, – говорит Шерлок негромко. – Неуловимого беглеца, брат.

Пауза и тишина.

О, боже, Майкрофт, не надо задерживать дыхание.

– Прекрати, – дергает головой Шерлок, – и оставь в покое своих агентов.

– Не понимаю, о чем…

– Это просто смешно. Когда ты так замолкаешь, через полторы минуты на Бейкер Стрит появляются как минимум два твоих наблюдателя. Я в порядке.

Тишина висит еще четыре секунды, прежде чем Майкрофт сухо сообщает:

– Я отправлю человека с подробностями дела.

– Ладно, – раздраженно соглашается Шерлок, – займусь этим.

“...отдам в Скотланд-Ярд. Лично Андерсену”.

– Надеюсь, ты быстро справишься с этим твоим… беглецом, братец, – брошенное напоследок ехидство тонет в гудках. Шерлок откидывает телефон на пустое кресло.

...Мэри ловит его двумя пальцами. Шерлок встречается с ней глазами. От насмешливой улыбки по спине пробегают мурашки, но Шерлок сохраняет внешнюю невозмутимость.

– Я найду способ вернуть тебя на место, – ровно говорит он.

– Да? – Мэри пролистывает меню, прижимает палец с подпорченным маникюром к экрану. Зачитывает делано-грозно: – “Немедленно вернись и вымой эту чертову чашку!” О, так это та самая чашка, которую ты выкинул? Кажется, там и правда зародилась какая-то жизнь… О-о, милая Молли! Ты просто чудовище, ты знаешь? Так ловко делать вид, что тебе все равно.

– Мне все равно. Молли… Слишком чувствительна.

– Правда? Смотри, что здесь есть, в правом нижнем уголке… – Мэри демонстрирует ему экран, наклонившись вперед. – Кнопка “удалить”.

– Я не чищу сообщения по одному.

– Но это ты не хочешь удалять, правда?

– Мэри. – Шерлок медленно выдыхает, прикрывая глаза. – Вернись в комнату.

– Ох, опять завел шарманку.

– Мэри…

– “Мэри, вернись в комнату!” – передразнивает она возмущенно. – Мэри, тебе здесь не место. Мэри, ты просто плод моего воображения. Мэри, ты умерла! Ты грубиян, Шерлок, – констатирует уже нормальным голосом – легко, как всегда. – Но ты, конечно, это знаешь. В этом есть свое очарование, правда?

– Это моя ошибка. Я слишком… Ослабил контроль, – он трет переносицу и открывает глаза.

Мэри смотрит на него мягко, сочувственно: как в те дни, когда Джона трясло от желания разорвать его в клочья.

Снова.

– Ты знаешь, что это не так, – она встает, подходит к его креслу и садится на корточки. От теплого, колючего почему-то прикосновения Шерлок на миг сжимает зубы. Серьезные глаза, складки морщин. Мэри всегда была умницей. – Ты не ошибся, когда не закрыл комнату. Глупый ты детектив, если отрицаешь очевидное.

– Ты не хочешь возвращаться.

От ее понимающего спокойного взгляда хочется уйти. Это раздражает, жжет, как заноза под кожей. Мэри не произносит это вслух, но он слышит.

Все просто.

“Я – это ты, Шерлок”.

Только и всего.

***

Дисковод тихо жужжит. На экране загорается оповещение – содержимое готово к использованию. Шерлок машинально запускает воспроизведение. Не глядя, подносит ко рту чашку и делает глоток.

На этот раз чай миссис Хадсон остыл совсем немного.

От такой концентрации сахара чудом не сводит челюсти, но Шерлок делает еще один глоток. Он давно не ел, поэтому крепко заваренный сироп от миссис Хадсон – как раз то, что нужно.

– Боже, никогда не думала, что эта блузка так плохо смотрится! Как будто мне под шестьдесят.

Мэри-из-Чертогов с интересом разглядывает Мэри-на-записи, оседлав несуществующий стул задом-наперед и сложив руки на деревянной спинке. В квартире стоит полумрак, единственный источник света – тусклый мигающий фонарь снаружи, но ненастоящая Мэри видна так хорошо, словно невидимый прожектор завис у нее над макушкой.

Когда пожелание спуститься в ад ударяется о стены пустой квартиры, Шерлок нажимает “стоп” и складывает пальцы домиком. Пересмотренная, запись не вызывает значимых эмоций.

Или, возможно, этому способствует вторая Мэри, ехидно комментирующая каждое слово своего двойника. В конце она поворачивается к Шерлоку:

– Так что, ты последуешь совету?

– Ну разумеется, – он пожимает плечами. – Мэри этого хотела. А я должен вернуть Джона.

– Ну конечно, – эхом отзывается она, разглядывая потолок и покусывая ногти на руке. Идиотская привычка, в который раз замечает Шерлок. Секретный агент, член группировки особого назначения кусает ногти, как нервный подросток. – Не можешь действовать прямо и просто, как все. Все время какие-то многоходовые планы. Никогда не понимала, как ты умудряешься жить, Шерлок Холмс, постоянно играя в эти игры?

– Ты играла не меньше.

– Оно того стоило?

– Сожалеешь?

Переводит на него взгляд – и снова насмешливая ухмылка, шкодливая, как у ребенка.

– Пятьдесят на пятьдесят, мистер многоходовщик. Отвечу да – или совру, или скажу правду. И ты никогда не узнаешь.

Шерлок размышляет всего секунду и заключает:

– Ты скажешь “нет” и не соврешь. О проведенных операциях не жалеют. После них учитывают ошибки.

– Ты хорошо меня знаешь.

От приторности последнего глотка во рту скапливается слюна, и Шерлок с отвращением сглатывает. С экрана смотрят такие же серьезные глаза, но Мэри пытается улыбаться – урывками, обнадеживая, подбадривая. Что происходило, когда она делала эту запись?

Возможно, она только что уложила Рози и вышла в соседнюю комнату, на ходу пригладив волосы, помятые и обслюнявленные. Или минуту назад вышел за дверь Джон, отправляясь на дежурство, и Мэри открыла ноутбук, мечтая поставить галочку в списке дел на сегодня. И может, спустя пару минут Джон вернулся – схватить в прихожей забытый зонт, и Мэри пришлось захлопнуть крышку так стремительно, что из гнезда вылетела давно заедающая клавиша “U”. Тогда один из черновиков прерывается прямо после слов “важное поручение”, и картинка сменяется темной, подтруниванием Мэри над забывчивостью Джона и звуком поцелуя.

Шерлок кликает по крестику в углу экрана.

– Тебя, – соглашается глухо. – Не Мэри.

@темы: шерлок холмс, фанфики, пишется тут всякое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ролевой опросник

Вопрос к ПЧ-ролевикам и всем мимо проходящим.

Кому потенциально было бы интересно поучаствовать в игре по миру "Дома странных детей"?
Та же вселенная, но другие персонажи и, в общем-то, оригинальная история. Точки пересечения с событиями канона есть, но это не основа всего.
Несколько персонажных блоков, один из которых - это не самые обычные дети, живущие в одной из петель.
Несколько временных точек.
Внутригрупповые отношения, социальные и мировоззренческие конфликты, противостояние - во всех смыслах.
Атмосфера. Элементы квестовки.
Игра - часов на пять-шесть.

Когда это планируется - возможно, в апреле или уже летом. Пока интересно выяснить, актуально ли это кому-то из знакомых.

Вопрос: Мир "Дома странных детей" - да?

1. Да		16	(53.33%)
2. Может быть, подумаю		5	(16.67%)
3. Да, но точно не в апреле		7	(23.33%)
4. Да, но точно не летом		2	(6.67%)
Всего:		30 Всего проголосовало: 27

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра