Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Самый страшный страх - это если однажды твой синдром самозванца окажется не синдромом, а правдой.

---

Что ж, мы отыграли фраевку, и уже по этому поводу стоит выпить. Еще не дозрела до анализа, вышло явно неплохо, но именно неплохо или хорошо, пока не могу понять. Но здравый смысл призывает остановиться на позиции "и "неплохо" сойдет" и идти дальше.
Много нежности после игры, много тревоги и много усталости, но пусть эта страница уже перевернется.

Новая работа пока дается тяжело, но я заранее смирилась, что тяжело будет весь ноябрь и часть декабря, пока адаптация не пройдет. В прошлой школе я попустилась спустя как раз месяца два, так что неудивительно, что тут на второй день мне еще нервно и тяжело.

Надо потихоньку внести в жизнь все то, чего не хватает: спорт, что-то театральное и, наверное, психолога, потому что говорить о важном оказалось слишком полезно даже при отсутствии адских неразрешимых щщей. Но это все правда "потихоньку", сначала работа.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Это просто оскорбительно, как на организм влияют гормоны. Можно упасть в эмоциональную яму только потому, что что-то в химическом составе крови изменилось.
По-моему, сегодняшний день - самый тяжелый, постоянно качает, физически еще плохо, и ты ходишь, бесишься и грустишь. Причем сильнее всего злят вещи, которые не можешь контролировать.
Это надо просто перетерпеть, но сейчас мне хочется просто орать в потолок и все.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

У меня тут недельный перерыв в работе, и я думала, что заскучаю, но в итоге упоролась в оридж и пишу его каждую свободную минуту по чуть-чуть.
И рисую на стенах. Надо еще домашку с курсов сделать, где тоже надо рисовать.
Интровертная такая неделя с творчеством и прогулками с собаками,и это внезапно так ХО РО ШО, что сил нет.

---

Внезапно написавшаяся сказка.

Два мальчика и два дракона

Далеко-далеко, там, где высоко поднимался горный хребет Амон, где туман спускался с вершин и гулял в холодных ущельях, где лес сменялся голым камнем, а голый камень – зеленью леса, где кричали птицы и тихо ступали звери, – там рвались вверх острыми башнями два королевства. Горы лежали между ними, как стена.

Одно королевство называлось Черным, и накрывал его крыльями огромный Черный дракон. Свет почти не проникал сквозь жилистые крылья, и жители королевства давно забыли, что такое «солнечный полдень» или «солнечные зайчики». Они просыпались от грозного драконьего рыка и принимались за дело – плавили и ковали железо, делали мечи и доспехи, возделывали землю, скудную и выжженную драконьим дыханием кое-где до серого пепла. Правил в Черном королевстве, однако, не дракон, а самый обычный король – только сердце его было закаленным и твердым, как камень, и не знало ни жалости, ни сострадания. Все в Черном королевстве знали – так учил дракон – что нельзя позволять сердцу сжиматься от жалости или петь от любви, а следует обуздать его с малых лет и не щадить никого: ни себя, ни ближнего. Каждый мужчина в королевстве был воин, и на границе день и ночь стояли, врастая в землю, крепко сбитые мужчины с мечами наперевес.

Второе королевство называлось Белым, и накрывали его молочные крылья Белого дракона – свет проходил сквозь них, сухим дождем рассеиваясь по крышам домов и по черепице замковых башен. Люди там целыми днями смеялись и пели – и возделывая землю, и занимаясь ремеслом, а если кому не хотелось – те не смеялись и не пели, ведь каждому было известно, что нельзя неволить человеческое сердце. Правил королевством веселый и добрый человек, и было у него много детей, и все его любили. Много лет дракон учил людей, что любить – это самое важное, и горе тому, кто запретит жить своему сердцу. С севера, юга, востока и запада королевство окружала огромная стена белого пламени – дракон выдыхал пламя каждый рассвет и каждый закат, чтобы оно не гасло. Никто никогда не покидал королевство, ведь снаружи – так говорил дракон – было слишком много зла.

Все люди в королевствах были похожи один на другого. В Черном – мрачные и жесткие, в Белом – улыбчивые и беззаботные. И только дети до поры до времени, пока не покоряла их драконья магия и воля взрослых, оставались другими – просто детьми, любопытными и задумчивыми.

Так, в Черном и Белом королевствах, ничего не зная друг про друга, росли два юных принца – Адьяр и Рикьяр. Адьяр был тоненький, как жердь, и глаза у него были синие и холодные, а Рикьяр был лохмат, как дворовый пес, и на щеках у него появлялись ямочки, когда он улыбался. Уже несколько лет обоих мальчиков мучил один и тот же вопрос – что там, в других землях, которые не покрывает тень дракона? И откуда вообще взялись драконы? Спрашивать о таком было запрещено в обоих королевствах. Адьяр однажды спросил у отца и получил гневную отповедь и оплеуху: «Драконы, да будет тебе известно, были всегда!». Рикьяр спросил у матери, но та рассмеялась и велела ему не думать о глупостях: «Ведь драконы были всегда, милый!». Но ни один из них и не думал сдаться так просто.

Однажды ночью, когда над горным хребтом Амон поднялась полная луна и пополз с гор такой густой туман, какого еще не случалось, оба мальчика проснулись, вылезли из своих кроватей и на цыпочках отправились в подземелья, где хранились самые древние и самые запретные книги. Конечно же, их охраняли. Адьяр не стал выдумывать ничего лишнего и ударил охранника мечом по голове, отчего тот осел на пол. Рикьяр же принес в подземелья двух поросят и выпустил их, и через минуту охранник, заслышав подозрительный визг, отошел проверить, все ли в порядке. Почти до утра мальчики листали старые книги, кашляя и чихая от пыли, и едва туман пронзили первые серые лучи, в руки им попалась книжка со старыми легендами. Украшал книжку роскошный рисунок двух драконов, кружащих в небе.

Среди множества легенд нашлась там и легенда про драконов – черного и белого, которые родились много лет назад из одного яйца. По легенде, яйцо это нашли в старой глубокой пещере два молодых принца; одному суждено было стать королем, а второй отчаянно ему завидовал, и поэтому, когда из яйца появились драконы, завистник тут же выкрал одного и сбежал. Вдали ото всех он вырастил Черного дракона, и вскоре под крыльями его вырос город, а потом и целое королевство, которому не стало равных. А хозяин второго дракона так огорчился и испугался, что попросил своего дракона – Белого – возвести стену пламени вокруг королевства, чтобы никогда не смогли стрелы коснуться его земель. Так и стали жить два королевства – Черное и Белое – только одного не знали короли: что драконы были не простые, а волшебные, и если вместе воплощали они любовь и ярость, страсть и покой, то по отдельности становились совсем другими. Черный дракон стал воплощением гнева и жестокости, а Белый – воплощением самой страшной любви, которая возводит стены и ревностно оберегает все то, что любит.

И стало в то утро принцам ясно, что не выйти им из-под тени драконьих крыльев, покуда парят драконы по две стороны гор и не помнят друг друга. И овладела ими обоими уверенность, что много лет назад случилась огромная и страшная ошибка. И твердо решил тогда Адьяр: «Я пойду и отыщу второго дракона, хоть и не видал никогда никаких других королевств!» И подумал тогда Рикьяр: «Как же я дальше буду жить, если не помогу дракону вспомнить, что он не одинок! Нужно непременно отыскать второе королевство!».

И тем же утром сбежали два принца. Рикьяр дождался той секунды, когда пламя погаснет, а новое еще не успеет вырваться из ноздрей дракона, и со всех ног рванул прочь, и когда пламя вспыхнуло за его спиной, он уже прятался в кустах терновника неподалеку. Адьяр же отнял одежду у одного взрослого воина и явился на границу с видом наглым и решительным и заявил, что он – воин. Чтобы казаться выше, он надел две пары сапог, а чтоб казаться суровее – надел на глаз повязку, и вскоре после того, как ему с трудом, но поверили, удрал с поста, скинул лишние сапоги и поспешил скрыться. Его выходка ему так понравилась, что его губы попытались улыбнуться, но он слишком к этому не привык и не смог.

Три дня взбирался по горным отрогам Рикьяр, сцепив зубы. Руки его быстро покрылись мозолями, сердце стало изнывать от тревоги и утраты – мечтая побывать в тех краях, где солнце светит прямо, а не льется сквозь драконьи кожистые крылья, он и помыслить не мог, что ему станет так страшно и одиноко. По ночам в горах кричали звери и выл ветер, и в ушах у Рикьяра стучало: зло! это то самое зло, о котором предупреждали дома! И Рикьяр плакал и вытирал слезы изодранным рукавом. Решимость его таяла, и только на восходе, смотря, как розовое марево затапливает холодное серое небо, он улыбался обветренными губами и думал: пойду дальше.

Три дня царапала каменная крошка сапоги Адьяра. Ноги его были сильными, руки – крепкими, и даже холодный ветер, кусая щеки и лоб, не сумел его напугать. Но другое пугало его – закатное солнце, из-за которого небо делалось сразу и красным, и синим, и плыло, и клубилось темнеющими облаками; пение птиц, неуловимое, похожее на звон колокольчиков; капли росы на листьях клевера – Адьяр как-то наклонился к ним и увидел, как опускает хоботок в росинку мохнатая пчела, и почему-то так потрясло его это, что он гневно закричал и топнул ногой, прогоняя пчелу. Всю дорогу Адьяр сжимал свой меч, но ему не встретилось ни одного врага.

Встретились они у пропасти, через которую перекинуто было старое, все поросшее мхом дерево. Внизу шумела река. Камни в ее потоке скрежетали и тяжело ворочались. Адьяр посмотрел на Рикьяра, Рикьяр – на Адьяра. Адьяр сжал меч и крикнул:

– Кто ты еще такой? Отвечай, или я разрублю твои кишки мечом!

Рикьяр хотел назвать ему свое имя, но угроза удивила и обидела его. В Белом королевстве никто не посмел бы сказать такое вслух. Кроме того, в Белом королевстве и мечи-то носили только стражники, и те никогда не вынимали их из ножен.

– Зачем ты говоришь такие вещи? – прокричал он, и ветер поднял в воздух его звонкий возмущенный голос. – Я ведь даже не знаю твоего имени, а ты уже хочешь поднять меч на меня!

– Мне не надобно знать имя врага, чтобы проткнуть его сердце! – сурово воскликнул Адьяр.

– Но разве я враг тебе? – удивился Рикьяр.

– Враг никогда не скажет, что он враг! – Адьяр гордо вскинул голову: это правило он давным-давно выучил и теперь, вспомнив, чему учил его отец, почувствовал себя уверенней. Рикьяр нахмурился.

– Значит, если я скажу, что я враг, ты поверишь мне, а если скажу, что не враг, то все равно буду для тебя врагом?

Адьяр кивнул и вытащил меч. Рикьяр с опасливым восторгом отметил, как красиво блеснуло под солнцем лезвие, и вздрогнул от окрика:

– Давай топай сюда!

– Может быть, ты хочешь пройти по бревну первый? – предложил Рикьяр. – Я уступлю, если тебе это так важно, и мы просто разойдемся…

– Хочешь атаковать меня, пока я буду идти по бревну? – Адьяр холодно рассмеялся. – А ты, я погляжу, умник! Но меня не проведешь. Иди сюда, и не смей поднимать рук и копаться в карманах, или я мигом метну в тебя нож, что у меня в сапоге.

Рикьяр залез на дерево. Ему нравилось, как солнце поигрывает на лезвии, и он смотрел то на меч, то на настороженное лицо мальчишки напротив. Его мучил вопрос. Шел он медленно – мох скользил под ногами, того и гляди свалишься – и решил задать вопрос прямо на ходу:

– Зачем ты таскаешь нож в сапоге? У тебя что, нет карманов?

– Ты глупец, – удивился Адьяр. – Если меня обыщут враги, они точно заметят то, что в карманах.

– Но разве они не обыщут и твои сапоги? Я имею в виду, ведь если они действительно захотят найти все, что ты прячешь, то почему бы им не проверить сапоги?

На лбу у Адьяра появилась суровая складка. Когда Рикьяр опасливо слез с дерева, кончик меча тут же уперся ему в грудь, и Адьяр усмехнулся:

– Смотри-ка, твое сердце так и трепещет. Экий же ты трус!

Рикьяр попытался отойти, но меч следовал за ним. Рикьяр, рассердившись, оттолкнул его рукой – и вскрикнул, когда кожу обожгло, словно огнем. На землю закапала кровь.

– Не смей хватать мой меч! – вскричал Адьяр, бледнея: он никого еще не ранил всерьез, даже случайно.

– Ты меня поранил! – вскричал Рикьяр, скорее удивленно, чем испуганно: ему никогда не доводилось получать раны от меча.

– Потому что ты тронул мой меч!

– А зачем ты им в меня тыкал?

– Потому что ты враг!

– Да у тебя солома в голове, с чего ты взял, что я тебе враг! Посмотри на себя, да ты сам трус – видишь врага в каждом, кого встретишь! Не твое ли сердце трепещет так же, как мое?!

Адьяр отшатнулся: его сердце и впрямь стучало, как сумасшедшее, словно хотело выломать грудную клетку и ускакать прочь. Слова встречного мальчишки задели Адьяра, и он стиснул пальцами рукоять меча, вдруг пожелав оставить на руке негодяя еще один порез, но в воздухе вдруг зазвенели слова:

– Правильно дракон говорил – стоит выйти из-под его защиты, как увидишь ужасное зло. Ты – самое настоящее зло, это точно! – Рикьяр выкричался и замолк, рассматривая порез и думая, чем бы его замотать.

Адьяр стоял, как оглушенный. Хрипло переспросил:

– Дракон?

И мальчишки уставились друг на друга уже совсем иначе – словно зажегся в каждом огонек. Но Рикьяр сглотнул и отвернулся.

– Давай пойдем каждый своей дорогой, – тихо сказал он. – А то я разозлю тебя снова и ты опять начнешь махать оружием.

Что-то внутри Адьяра шевельнулось и стало колоться, как камешек, попавший в сапог. Помявшись, Адьяр вытащил из кармана платок.

– Не буду махать. Давай я замотаю твою руку, а ты расскажешь про дракона?

Он чувствовал себя ужасно неловко и даже не сразу сообразил, что так и не убрал меч; торопливо запихав его в ножны, он подошел к мальчишке. Тот покосился, но неуверенно кивнул.

– Меня зовут Рикьяр, – сказал он. – Я принц.

– Адьяр, – пробурчал Адьяр. – Я тоже.

Пальцы почему-то его не слушались, а щеки странно горели. Когда платок был завязан, Рикьяр посмотрел ему в глаза и робко улыбнулся.

Они нашли веток и развели костер. Рикьяр хотел спуститься к реке и принести воды, но Адьяр не отпустил его одного. «Дурень, у тебя рука же, свалишься – и поминай как звали!». Так что воду они несли вместе, а потом разделили скудную еду, которая была у них с собой. И Рикьяр рассказал про Белого дракона, а Адьяр – про Черного.

– Значит, у вас нет стены огня? – уточнил Рикьяр. – Но вы все равно не покидаете пределы королевства?

– Конечно, нет. Там же стоят воины и стерегут границу.

– Разве кто-то на вас нападает?

– А через вашу стену огня разве пытался кто-то пробиться? – разозлился Адьяр, и Рикьяр смущенно покачал головой. Нет. Через стену огня никто не прорывался, да и воины в Черном королевстве убивали разве что зверей, подошедших слишком близко.

Они грели руки у костра, и почему-то им казалось, что они уже совсем братья.

– Как же нам заставить драконов встретиться? – хмуро вздохнул Адьяр.

– Не говори «заставить», – попросил Рикьяр. – А то получается, что мы какие-то злодеи. Давай говорить «помочь». Помочь встретиться.

Адьяр посмотрел на него с сомнением.

– Но ты же понимаешь, что это только слова?

– Нет, – уперся Рикьяр и осторожно взял его за руку. – Понимаешь, когда ты говоришь «заставить» – ты говоришь как… как тот, кто вырос подле черного дракона.

– Ну и что! – Адьяр вырвал руку. – А ты говоришь как тот, кто вырос подле белого. Это что, делает тебя лучше? Нет разницы, как говорить, если мы говорим об одном и том же!

Он говорил так громко, что языки пламени пригнулись к земле и поднялись, только когда он замолчал. Рикьяр прикусил губу, но в конце концов кивнул: ладно. И тут же ему в голову пришла идея. Он вскочил.

– Адьяр! Правда ведь, что твое сердце выросло под крылом Черного дракона? А мое – под крылом Белого? И хоть мы с тобой и сидим сейчас у общего костра, мы очень разные? Так что, если ты вернешься в Белое королевство, а я – в Черное?

Адьяр смотрел непонимающе, и Рикьяр схватил его за рукав и притащил к самой воде, на ходу нацепляв на них обоих репейника и мелких веточек – так он торопился. У воды он вынудил Адьяра склониться над небольшой заводью, где вода клокотала не так сильно, и сам встал рядом.

– Посмотри на наши отражения, – сказал Рикьяр. – Ты разве не видишь, что мы с тобой похожи? У тебя русые волосы, у меня тоже. Ты только чуть-чуть повыше. Но ты принц, я тоже принц, и нас наверняка уже хватились. Если мы поменяемся одеждой и перепачкаем лица грязью, нас наверняка пропустят.

– Не знаю, как тебя, а меня узнают во дворце!

– Нам и не нужно во дворец. Нам нужно лишь чтобы нас заметили драконы. Ты ведь знаешь, что драконы читают людские сердца, как открытые книги? Разве не заметит дракон, древнее магическое существо, если в его владениях, полных мрака и жестокости, появится совсем другое сердце? И разве не заметит другой дракон, что в его владениях, полных света и веселья, появилось мрачное и жестокое сердце?

– Мрачное и жестокое… – Адьяр потемнел и отвернулся. Рикьяр снова схватил его за руку.

– Я тебя обидел? – встревожился он. – Прости. Я всего лишь хотел сказать, что даже если мы сейчас искупаемся в этой ледяной речке, мы не станем совсем другими людьми. Ведь если океан точил камень несколько сотен лет, разве не будет он отличаться от тех острых камней, что сто лет лежали в ущелье?

Адьяр молчал. Он понимал, о чем говорит Рикьяр: драконы и впрямь читают в сердцах, и если в их королевстве окажется чужак, они его заметят. Только вот успеет ли Адьяр докричаться до Белого дракона прежде, чем тот сожжет его пламенем? Успеет ли Рикьяр хоть слово сказать разгневанному Черному, прежде чем огромные зубы размелют его кости в прах?

– Снимай свою одежду, – сказал Адьяр. – А потом я научу тебя держать меч, иначе тебя ни за что не пропустит охрана. И только попробуй его потерять, я с тебя шкуру спущу!

Поменявшись одеждой и вдоволь измазав лица глиной и землей, они разошлись. Адьяр отправился в Белое королевство, Рикьяр с мечом наперевес – в Черное.

Адьяра встретила стена огня. Закат уже разгорался над горизонтом, словно кто-то вылил целое море красных и синих чернил на небесное полотно, и теперь они расползались, смешиваясь и пропитывая тучи. «Когда солнце почти сядет, – наставлял Рикьяр, – стена огня погаснет, и у тебя будет всего ничего времени, чтобы проскользнуть внутрь!». Дожидаясь наступления заката, Адьяр сидел на теплом камне. Рука его искала меч и не находила, поэтому он волновался. Кончики пальцев покалывало от злости. Наконец, солнце рухнуло за горизонт, и вместе с ним упала стена пламени. Адьяр рванул к дворцу, но стоило ему сделать всего несколько шагов, как над королевством разнесся возмущенный рык, похожий на раскат грома. Воздух завихрился, и через секунду перед Адьяром оказался огромный желтый глаз, а чуть ниже – такая же огромная чешуйчатая ноздря. Дракон втянул воздух и зарычал еще громче. Гигантская когтистая лапа обвила Адьяра жесткими пальцами и подняла в воздух. Ему казалось, что он смотрит на два необъятных, полыхающих яростью и непониманием солнца.

– Пожалуйста, – пролепетал Адьяр; вся его смелость испарилась, остались только ужас и упрямство. – Пожалуйста, дракон, посмотри внимательно на мое сердце. Оно… Его вырастил Черный дракон, что живет по ту сторону гор! Ты разве его не помнишь?

Дракон моргнул и закричал так страшно, что Адьяр закричал вместе с ним, закрывая уши.

Рикьяра встретила стена воинов, оголивших мечи. Еще издалека они крикнули ему: «Оставь оружие, негодяй!», и ему пришлось положить в траву меч. Он только надеялся, что Адьяр не прибьет его за это. Воины выглядели мрачно и решительно. Один из них спросил, кто он такой, и Рикьяр мужественно соврал, что его зовут Адьяр. «Принц! – вскричал воин. – Скорее ведите его к королю! Чтоб ты знал, мальчишка, из-за тебя казнили уже почти шестьдесят человек, по десять стражников каждое утро, за то, что они пропустили тебя! А ты что? Вывалялся лицом в луже и вернулся?! Негодник!» Кто-то грубо сцапал Рикьяра за воротник и потащил к замку. Рикьяр не мог дышать от ужаса: шестьдесят человек?! Сердце колотилось как бешеное, глаза жгло огнем – и когда вдруг перед Рикьяром опустились две гигантские лапы, а воздух пронзил угрожающий низкий рык, он не испугался. Его сердце ныло и болело, словно его расковыряли куском раскаленного железа. Дракон опустил к нему черную морду и принюхался, высунув раздвоенный язык. Воин тут же отступил, а Рикьяр, ничего перед собой не видя, рухнул на колени и зарыдал. Он помнил, что должен что-то сказать дракону, но не мог выдавить ни слова.

Дракон поднял лапу и острым когтем порвал на нем одежду – там, где билось и болело его сердце. Рикьяр наконец поднял голову и кое-как пролепетал:

– Пожалуйста, пойдем искать Белого дракона. Прошу тебя!

Дракон зарычал и взмыл в воздух, а вокруг Рикьяра схлопнулась решетка желтых клыков. Дракон нес его в пасти.

Два дракона приземлились у того самого дерева, где недавно ругались мальчишки-принцы. Солнце уже село, луну скрыли зыбкие облака, и единственное, что освещало скалы и высокие деревья – две пары драконьих глаз. Адьяра его дракон кинул на землю, и он тут же вскочил и закричал:

– Рикьяр?!

Черный дракон открыл пасть, и Рикьяр скатился в траву. Адьяр уже мчался по мшистому дереву, поскальзываясь, и через пару секунд упал на колени рядом с ним.

– Ты чего бежал, – слабым голосом поругал его Рикьяр, – мог же упасть.

Адьяр хотел ответить, но тут поднялся ураган и вырвал из его легких весь воздух. Два дракона с криком взмыли в небо и закружились. Хлопали тяжелые крылья, грохотали струи пламени, теряясь под звездами, скрежетали когти о жесткую чешую – со стороны и не понять было, что это – радостная встреча или схватка. Рикьяр вдруг снова заплакал.

– Ты что? – удивился Адьяр, и Рикьяр, кое-как выдавливая слова, рассказал ему про шестьдесят казненных. Адьяр сжал зубы и сделался темным, как сама ночь.

– Вот как, – только и сказал он. – Я… Не подумал. Что мой отец может сделать такое. А стоило.

Сердце его исполнилось боли, но глаза давно не помнили, что такое слезы. Он не плакал с тех пор, как научился ходить. Посмей он заплакать, его бы живо скормили собакам, а по королевству пошла бы молва, что сын короля вырос с мягким сердцем, и на голову короля пал бы позор. Адьяр сидел на земле, сухие глаза неумолимо жгло.

– Прекрати всхлипывать! – рыкнул он на Рикьяра, который в отличие от него отлично помнил, что такое слезы и как хорошо они умеют исцелять сердце, а потом плакал не прекращая. – Смотреть на тебя стыдно. Был бы у меня мой меч, всадил бы его тебе в сердце, слабак! – Тут он вдруг вспомнил, почему у него нет меча, и, не отыскав меча и при Рикьяре, гневно воскликнул: – Куда ты дел мой меч?!

– Он остался в Черном королевстве, – признался Рикьяр.

– Я разве не говорил тебе не потерять его?!

– Если бы я не выкинул меч, стража в твоем королевстве убила бы меня.

– Что ж, дай мне только вернуть меч, и тебя убью я! – выкрикнул Адьяр. Он ненавидел сам себя и пытался ненавидеть так же сильно хотя бы кого-то еще – и пришел в ужас, когда ощутил вдруг тепло чужого тела рядом. Чьи-то руки крепко обняли его, и Рикьяр тихо сказал над его ухом:

– Ну хорошо. Убьешь. Я помогу найти твой меч, честно. Прости, что потерял.

Повисла тишина. Драконий рев стих, когти больше не карябали чешую, пламя не рокотало. Почти бесшумно драконы опустились на землю, и тишину пронзил совсем другой звук – тихий и робкий, похожий на мурлыканье кошки. Адьяр сквозь пелену горячих слез, хлынувших по его лицу, увидел, как белый дракон потерся головой о голову черного, и оба они прикрыли желтые глаза, наслаждаясь лаской.

Слезы не исцелили сердце Адьяра, но омыли его, и вместе с солью в траву утек его гнев. Он больше не хотел пронзить никого мечом, тем более Рикьяра, который все это время держал его в объятиях. Когда слезы у Адьяра кончились, он услышал хлопанье крыльев. Два дракона взмыли в воздух и, кружась, скрылись за облаками. Мальчики одновременно поняли: драконы не вернутся.

– Что же мы будем делать? – тихо ужаснулся Рикьяр. – Драконы ведь были всегда! Как же теперь…

– Память твоя дурацкая, – хрипло рассмеялся Адьяр. – Разве же всегда? Не было бы у нас никаких драконов, если бы не два короля из легенды. Тоже мне потеря. Будем сами, вот и все.

– Вот и все, – задумчиво повторил Рикьяр.

В ночи запела какая-то птица, и голос ее смешался с дыханием двух усталых мальчишек, сидящих на земле. «Наверное, птица поет о том, что все теперь будет иначе», – подумал Рикьяр. «Чертова птица наверняка поет о том, что все пойдет наперекосяк», – мрачно подумал Адьяр.

Птица пела о своих птичьих делах. Вообще-то ей и дела не было ни о чем – ни о принцах, ни о драконах, ни о королевствах. В конце концов, птица знала, что люди вечно так – сами испортят, сами исправят. Так и чего о них волноваться.

Драконы так и не вернулись, и несколько десятков лет спустя про них начали забывать. Кто-то даже мог уже рассмеяться: «Драконы? Ха, сказки все это!».

И только на гербе нового, объединенного королевства парили, кружась в танце, два сказочных существа.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вчера начались курсы по арт-терапии, и уже сегодня я хожу и переживаю какие-то философские переживания.
На самом деле, в который раз уже задалась вопросом, почему ты считаешь идеалом то, что считаешь; и почему не задумываешься, надо ли оно тебе. Это все про общие какие-то идеалы. Мое больное место, например: считается (я так думаю), что человек должен испытывать потребность в новых знакомствах. А я не испытываю ее почти никогда. При этом могу радоваться новым людям вполне себе, но если они не появятся в моей жизни, я не буду страдать. В Шередаре часто это было, знакомитесь вы в первый день, и все как один такие "я тааак люблю общаться с людьми!!". А я люблю с теми, кто нравится, и тогда, когда мне хочется; и круг этих людей довольно узок. Более того, я с единицами могу общаться вне деятельности. Вот это вообще бич. Мне нужно общее дело, общая движуха, чтобы был смысл и хотелось; делиться пожизневым (и иногда тоже важным) - это тяжело со всеми, кроме пары человек. При этом найти единомышленника в общем деле - это дико приятно и радостно, но дело кончается и в общении случается пауза. И мне норм. В лагере старшая вожатая иногда жаловалась: Алена, почему мы не общаемся вне лагеря. А просто потому, что я ее очень люблю и не хотела бы работать ни с кем другим в качестве старшей; и на сменах просто огонь, когда она есть; но смена кончается, и все. И это не плохо для меня. Но мне всегда казалось, что вот это нежелание новых контактов - это баг и плохо. Что экстравертивные установки на новых людей - норма для всех.
А тут задумаешься вдруг: да почему? И не найдешь ответа.
И так вообще со всем. Я, блин, "Демонов леса" на эту тему делала, а все равно как начну про это думать, так каждый раз изумляюсь как впервые
Что года четыре назад на занятиях по гештальт-подходу, что щас во время упражнений наступает момент, когда ведущий спрашивает у меня то самое "а почему?", и я зависаю, потому что что значит почему, ПОТОМУ ЧТО. И ответа по сути нет. Почему ты считаешь, что осторожность в эмоциях - плохо? Почему считаешь, что аккуратность с новыми людьми - плохо?
Вообще ведь человеческая психика не дура. Есть проблемы - есть и компенсации, и откровенно говоря, просветленных людей в мире немного. Которые идеально гармоничные и все вот это вот. Иногда надо бы просто принять, что люди разные и ты вот такой. И если уж оно сильно мешает - стоит подумать и поискать варианты, а не мешает - так и не трогай.

А занятия интересные, рисовать - круто, очень рада и очень соскучилась по учебе.

---

Полтора месяца радовалась, что курсы будут на Кутузовской. Круто, мол, рядом с домом, полчаса и на месте.
А сегодня - за шесть часов до начала курсов, между прочим - их перенесли на Выхино. Спасибо за своевременные хорошие новости, называется

---

Одно из самых восхитительных чувств - держать младенца на руках. Даже когда он чужой. Вот ему месяц, два месяца, вообще непонятно, каким он вырастет, будет умничкой или засранцем, ответственным или раздолбаем, ничего непонятно, и вот этот младенец - прорва возможностей. Просто концентрат всяких "может быть". Он подрастет, скажет "я", пойдет в школу, впервые с кем-то подружится, в кого-то влюбится, кого-то потеряет, осознает, что такое смерть, задумается, есть ли бог. Вот это все. И не вспомнит, как его кто-то вообще держал на руках. Да и ты, если это не твой собственный ребенок, о его будущем, скорее всего, ничего не узнаешь.
Но я вообще очень понимаю, как работают все эти гормоны и откуда берется материнский инстинкт.
По идее, с трехлеткой ощущения должны быть те же, это тоже концентрат возможностей, но уже говорящий, истерящий и с активно вырывающимся наружу "я!!", поэтому умиляться на светлые темы выходит меньше С ним я не перестаю охреневать, какая классная вещь - психика человека. Удивительно, как она вообще из ничего развивается.
На самом деле, за минувший месяц освоила столько бытовых навыков по работе с мелкими, что прям вау. Никогда бы не подумала, что меня так быстро перестанут пугать малыши и это не такая большая проблема, как казалось хд

---

Внезапные два выходных очень вовремя появились: сегодня в основном блаженно лежу, закинувшись обезболкой, глажу кота и собаку и читаю книжки.

В пятницу начинаются курсы, жду уже кошмар как.

С трехлеткой все проще и проще. Когда ехала на первый рабочий день, помирала со страху, паникуя по самым разным поводам, от "не пойму, что он говорит" до "нанесу ему непоправимую психологическую травму случайно!!", а спустя неделю поняла, что ничего трудного нет от слова совсем и это гораздо проще, чем скандальные подростки или ползающие по стенам гиперактивные семилетки. И невозможно злиться. С детьми постарше я иногда раздражаюсь, а тут совсем нет. Скандалит-орет? Последовательность и спокойствие угомонят истерику за полминуты максимум. Скандалит-орет-совсем и не может остановиться? Пусть спустит напряжение и проорется, потом отвлечешь. Нет там еще никакого "делать назло", нет желания самоутвердиться, нет бунта против правил как такового, ничего еще нет из проблем более старшего возраста. Чего боялась, непонятно, теперь зато опыт есть
При этом ужасно же соскучилась по работе с подростками, сил нет. Вот так и начинаешь скучать по выебонам и демонстративности, поработав месяц с малышом хД Ладно, еще месяц, а там что-то опять поменяется после курсов.

Поигротешила на игре по "Магистру". Перед началом взяла плюшевого кролика, думала, вот, будет время посидеть в уголке, погладить кролика, посмотреть на происходящее - в итоге время посидеть выдалось только перед финишем, когда мы с упокоенной мамой Лань сидели на диване, а из коридора орал Вэнь Чжао, и все вокруг было слегка безумным
Неожиданно тяжело при этом далась игротешка, до сих пор переживаю, что что-то не успела и не все вбросы работали. Слава богу хоть заколка никуда не исчезла от Мянь-Мянь, потому что следить за колокольчиком было сложновато, только отвернешься - уже сменил хозяина, и никто же не носит его на видном месте х) При этом очень все красивое вокруг, каноничные разборки то там, то тут, крик Ван Цзы из библиотеки, охреневшие по самое некуда Вэни, пугающий глава клана Нэ, Вэй Ин с его "игротех, у меня амулет на поиск бухла!". Обоже, и еще пьяный Ван Цзы, за которым мы какое-то время с круглыми глазами ходили с еще одним игротехническим учеником с лицами "НАС К ЭТОМУ НЕ ГОТОВИЛИ!!"
Обожаюнемогу игротешку, по-моему, скоро играть буду меньше, чем тешить.
На волне после игры пошла дочитать все-таки новеллу и задаюсь вопросом, как долго еще этот канон не сгинет теперь из моей жизни х)

---

Очень длинный сентябрь.
В начале месяца болела, перенесенный на ногах ОРВИ догнал и отпинал последствиями. Второй раз в жизни столкнулась с тем, что после болезни накрывает скачком тревожности: спать выходит плохо, рыдаешь над каждым движением мысли, постоянно кажется, что сейчас что-то страшное случится и жизнь рухнет. Но прошло, когда прошел отходняк после болезни - остатки кашля, желание сдохнуть на лестницах в метро, вот это все. Хз, как оно там взаимосвязано, но.
В школу не вернулась, до сих пор этому рада. Сейчас работаю няней - то полную неделю, то половину, времени свободного много, в октябре это пригодится, там интенсив и забитые выходные.
В условиях "время есть" + "высыпаться круто!" вернула в жизнь спорт, снова бегаю, три недели каждое утро с зарядки начинаю, и очень круто ощущать, что организму это в кайф. Джинсы теперь сваливаются.
Начала писать оридж, как всегда не испытываю дикой любви к нему, но день за днем есть желание к нему вернуться и что-то туда написать, и это внове.
В ноябре фраевка, с ней учусь подвешивать ситуацию и не впадать в панику. И вообще отодвигать РИ подальше: хуже от этого не будет, а внимание будет расходоваться на более важные вещи.
А самое важное - начинаю понимать, куда хочу двигаться в профессиональном плане. Ради этого перерыв в работе и затевался, и пусть это после октября кончится как надо.
Очень не хватает прогулок по городу.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

День вроде несложный, но выматывающий. То ли еще не норм после болезни мотаться по городу, то ли не знаю.

Утром сходили на "Прогулку в темноте". Неожиданно очень спокойно в кромешной тьме и очень интересно. Хочу еще на мастер-классы туда же.

Потом пошли на "Оно-2", и прям хорошо. При всем треше очень добрый по сути фильм. Да и книжка тоже.